Метка: языковая игра

Особенности перевода на иностранные языки юмористических названий фантастических персонажей (на материале повести А.Н. и Б.Н. Стругацких «Понедельник начинается в субботу»)

УДК 81-114.4

Р.Е. Тельпов

Государственный институт русского языка им. А.С. Пушкина, Россия, г. Москва

Аннотация. В данной статье мы рассматриваем наиболее характерные способы перевода на немецкий и английский языки игровых названий фантастических персонажей, упоминаемых в повести А.Н. Стругацкого и Б.Н. Стругацкого «Понедельник начинается в субботу». Названия фантастических персонажей в английском и немецком переводах повести анализируются с точки зрения их систематичности и последовательности, а также с точки зрения их соответствия комическому эффекту, которого хотели добиться авторы повести.

Abstract. In this paper, we consider the most typical methods of translation into German and English game titles fantastic characters mentioned in the story, Arkadi Strugatsky and Boris Strugatsky «Monday begins on Saturday.» The names of fantastic characters in the English and German translations of the novel are analyzed in terms of the regularity and consistency, as well as in terms of their compliance with the comic effect, which would make the authors of the story.

Ключевые слова: онимы, языковая игра, транслитерация, язык-оригинал.

Keywords: proper name, language game, transliteration, language of the original.

Произведения братьев А.Н. и Б.Н. Стругацких продолжают привлекать внимание филологов в качестве объекта научных исследований. Произведения данных авторов изучались в литературоведческом аспекте (см. наиболее фундаментальные исследования, посвященные А.Н. и Б.Н. Стругацким, — работы Э.В. Бардасовой [1], В. Кайтоха [3], А.В. Кузнецовой [4] и др.), являлись материалом для исследований различных языковых явлений (см. работы М.В. Шпильмана [10] и В.В. Рожкова [6]), подвергались целостному стилистическому анализу (см. работу Р.Е. Тельпова [8]). Особый интерес представляют произведения братьев А.Н. и Б.Н. Стругацких с точки зрения адекватности их перевода (см., например, статью Н.В. Шульги, посвященную переводу редупликативных образований на материале произведений А.Н. и Б.Н. Стругацких [11]) на иностранные языки – отчасти это вызвано тем, что А.Н. и Б.Н. Стругацкие являются одними из самых переводимых отечественных писателей ХХ века (произведения А.Н. и Б.Н. Стругацких были переведены на 42 языка в 33 странах мира, выдержали более 500 изданий на разных языках). Целью своей статьи мы ставим анализ перевода на немецкий и английский языки названий мифологических и фантастических персонажей с точки зрения их систематичности и последовательности, а также с точки зрения их соответствия комическому эффекту, которого хотели достичь авторы повести. Немецкий перевод повести «Понедельник начинается в субботу» мы будем анализировать на материале перевода, выполненного Херманном Бюхнером в 1974 году [14], английский перевод – на материале перевода, выполненного в 1977 году Леонидом Рененом [13]. 

Говоря о персонажах повести «Понедельник начинается в субботу», на наш взгляд, не стоит видеть принципиальной разницы между персонажами, являющимися плодом фантазии писателей А.Н. и Б.Н. Стругацких (как правило, антропоморфных персонажей, наделенных различными сверхъестественными способностями, т.н. магов), и персонажами, прототипы которых заимствованы из фольклора и мифологии разных народов (персонажами, характеризующимися различной степенью антропоморфности). Обе отмеченные выше группы состоят из фантастических существ, созданных с использованием приема фантастической герменевтики, сущность которого определена К.Г. Фрумкиным в следующих словах: «Фантаст берет явно известный читателю факт — и утверждает, что у него имеется тайная подоплека, читателю неведомая. В итоге известные факты истолковываются с помощью стоящих за их фасадом криптофактов» [9, с 62]. Поскольку повесть «Понедельник начинается в субботу» является одним из первых в отечественной фантастике произведений криптофольклорного характера (см. подробнее [7]), то мы считаем возможным не видеть принципиальных отличий между двумя группами данных персонажей и рассматривать их в совокупности, как представителей единого, придуманного А.Н. и Б.Н. Стругацкими, своеобразного авторского «пантеона». Таким образом, все употребляющиеся в рассматриваемой нами повести названия фантастических и мифологических существ можно разделить на две группы. 

Имена собственные, построенные в соответствии с принятой в русском языке трехчастной схемой именования (имя-фамилия-отчество). Данная группа включает в себя имена высшего научного и административного состава НИИЧАВО, состоящего из антропоморфных персонажей — магов. Данная группа представлена рядом онимов, у которых степень фантастичности и несоответствия национально-культурной специфике русского антропонимикона может быть различной: от нулевой, т.е. той, которая вполне представима вне описываемой в повести «Понедельник начинается в субботу» обстановки (пример – имя главного героя Александр Привалов), до совершенно невообразимых, призванных, прежде всего, подчеркнуть искусственный характер моделируемой в повести действительности (Наина Киевна Горыныч или Кербер Псоевич Демин). Несмотря на отчетливое присутствие в повести «Понедельник начинается в субботу» предметов сказочного антуража, для самих сказок подобная схема именования антропоморфных существ не вполне характерна и воплощена в единичных случаях, таких как Иван Быкович. Данная схема более характерна либо для иносказательного именования животных в сказках (ср. Михаил Потапыч, Кит Рыбович и т.д.), либо для именования персонажей былин (ср. Добрыня Никитич, Тугарин Змеевич и т.д.). 

Вторая группа онимов представлена именами и родовыми названиями обслуживающего персонала НИИЧАВО, своеобразных представителей «низшей демонологии» придуманного А.Н. и Б.Н. Стругацкими пантеона.    В основном она состоит из персонажей, именуемых по схеме «родовое название+собственное имя». Собственные имена, как правило, либо не относятся к широкоупотребительным на момент написания повести (домовой Тихон, вурдалак Альфред и др.), либо заимствованы из мифологии и фольклора (кот Василий, гекатонхейры Гиес, Котт и Бриарей и др.), либо придуманы самими авторами (макродемоны Вход и Выход), либо представлены одним родовым названием, но употребляющимся всегда по отношению к одному референту (кадавр, русалка, щука и др. — родовые наименования данных мифологических персонажей мы, вслед за И.Е. Пенской, будем считать функциональными эквивалентами имен собственных, ярким признаком которых является «устойчивая референция к одному персонажу» [5, с. 10]).

Псевдоантропонимы, относящиеся к первой группе, в большинстве случаев передаются посредством транслитерации, т.е. с доминированием принципа графического соответствия нормам принимающего языка (ср. Наина Киевна Горыныч: Naina Kievna Gorynich (англ.), Naina Kievna Gorynytsch (нем.); Янус Полуэктович Невструев: Janus Poluectovich Nevstruew (англ.), Janus Poluhektovitsch Nevstruev (нем.); Федор Симеонович Киврин: Feodor Simeonowich Kivrin (англ.), Fjodor Simeonowitsch Kiwrin (нем.); Кристобаль Хозевич Хунта: Cristobal Choseewich Junta (англ.), Christobal Chosewitsch Junta (нем.); Амвсий Амбруазович Выбегалло: Ambrosij Ambruosowich Vibegallo (англ.), Ambrosij Ambruosowitsch Vybegallo (нем); Магнус Федорович Редькин: Magnus Feodorovich Redkin (англ.), Magnus Fjodorowitsch Redkin (нем.); Жиан Жиакомо: Jean Jiacomo (нем.), Jian Jiakomo (англ.). Некоторым исключением являются переводы онимов Хрон Монадович Вий, Кербер Псоевич Демин, Хома Брут. Оним Хрон Монадович Вий в немецком переводе (на английский язык данный оним передается при помощи транслитерации, ничем не отличающейся от случаев, рассмотренных нами выше – ср. Khron Monadovich Vij) звучит как Chronos Monadowitsch Wij, где мифоним Chronos употребляется с наращением –os, которое сближает звучание имени персонажа братьев А.Н. и Б.Н. Стругацких с его греческим «оригиналом», но не передает возможную языковую игру, скрытую в используемом братьями А.Н. и Б.Н. Стругацкими усеченном варианте мифонима Хронос. В данном случае мы наблюдаем применение приема транспозиции, использующегося в современной переводческой практике для передачи имен видных исторических личностей и т.д. (например, имя Римского Папы Иоанн Павел II, которое без приема транспозиции должно было бы звучать как Джованни Паоло и т.д. [2, с. 182]). Таким способом переводчик усиливает мифологические ассоциации, вызываемые данным онимом. Подобную же трансформацию мы обнаруживаем при передаче первого элемента онима Кербер Псоевич Демин на английский язык (Cerberus Curovich Demin), а также перевод онима Хома Брут на английский (Homa Brutus) и немецкий (Brutus) языки.

Отдельную группу наименований составляют наименования молодых сотрудников НИИЧАВО, построенные в основном по двухчастной схеме, включающей имя и фамилию, в которых, за исключением некоторых онимов (ср. Роман Ойра-Ойра, Эдик Амперян), какие-либо аномалии в образовании имен и фамилий отсутствуют (ср. Витька Корнеев, Володя Почкин, Саша Дрозд и др.). Некоторые из героев, наделенных подобными онимами, находятся в приятельских отношениях с рассказчиком повести «Понедельник начинается в субботу», поэтому в тексте их имена приводятся в своем уменьшительном варианте. На немецкий язык они передаются при помощи гибридного метода перевода. Т.е. с одной стороны, количество вариантов имени сокращается до одного Witka, с другой стороны, оно приобретает окончание, характерное для соответствующей формы в немецком языке (ср. Aber bei Witkas Double uberraschte mich eigentlich gar nichts [14, S. 135]).

В переводе повести на английский язык имя Витька передается посредством своего полного англоязычного соответствия Wictor, а имя Эдик передается его уменьшительным соответствием в английском языке Eddie. Вместе с тем, данные принципы в английском переводе соблюдаются довольно непоследовательно, поскольку в прямой речи данные герои зачастую именуются посредством уменьшительных вариантов своих имен:

«Six,» Victor said coolly.

«Vitya,» said Eddie, «fur will grow on your ears» [13, p. 182].

При переводе на английский язык других имен, употребляющихся в повести в уменьшительном варианте, таких как Володя (Volodia), Стеллочка (Stellotchka) Саня Дрозд (Sanya Drozd) и т.д., переводчик строго следует тексту оригинала, отмечая все передаваемые формой имени нюансы: даже окказиональное Дроздилло в экспрессивной фразе одного из персонажей («Заголовок где? Где заголовок, Дроздилло?» [12, c. 228]) звучит как Mr. Drozdillo [13, p. 241].

Имена большинства героев повести братьев Стругацких не являются «говорящими» и не подразумевают какой-либо положительной или отрицательной коннотации. Как правило, они связаны с какими-либо обстоятельствами жизни их носителя: с профессией носителя имени (физик Эдик Амперян), с его преклонным возрастом (Федор Симеонович Киврин, начавший свою деятельность еще во времена Ивана Грозного), с родом его занятий в прошлом (Великий инквизитор в прошлом — Кристобаль Хозевич Хунта), с его специфической природой (существующий в прошлом и будущем Янус Полуэктович Невструев). Исключением из этого ряда являются фамилии отрицательных персонажей: Модест Матвеевич Камноедов и Амвросий Амбруазович Выбегалло. В немецком варианте данные фамилии передаются методом транслитерации, а в английском переводе транслитерация дополняется методом семантической экспликации, т.е. снабжается комментариями переводчика (Vibegallo has the connotation in Russian of «running out in front» [13, p. 113]). Из попыток калькирования можно обратить внимание на английский перевод второй части онима Кербер Псоевич Демин как Curovich, в котором «отчество» образовано от англ. cur ‘дворняга, собака, шавка’. В данном случае любимый авторами прием образования трехчастных онимов путем объединения слов, связанных отдаленными ассоциациями, представлен в несколько упрощенном виде – в английском переводе сохранилась связь персонажа братьев Стругацких со словом пес, но отсутствует связь данного тречхчастного онима со старинным именем Псой. Такой же способ передачи отчества Псоевич избран и в польском переводе, выполненном Иреной Петровской, в котором Кербер Псоевич Демин представлен как Cerber Piesowicz Demin [15]. При переводе говорящего имени Саваоф Баалович Один на английский и немецкий языки наблюдается явление, сопоставимое с явлением гиперкоррекции — мифологизм Один в обоих переводах был воспринят как имя числительное и соответствующим образом переведен: в английском языке это имя стало звучать как Savaof Baalovich Uni, в немецком — как Sabaoth Baalowitsch I. В качестве другого примера подобной гиперкоррекции можно привести английский перевод фамилий двух упоминаемых в повести журналистов: В. Питомник и Г. Проницательный – создаваемый данными фамилиями комический эффект возникает, прежде всего, вследствие их нарочитой искусственности и нелепости; если в первой фамилии можно усмотреть пародию на модные в начале ХХ века псевдонимы, образованные от качественных прилагательных (ср. А. Веселый, М. Голодный, Антон Крайний (псевдоним Зинаиды Гиппиус) и т.д.), то постоянные употребления фамилии Проницательный с фамилией Питомник низводят подобные ассоциации до уровня немотивированного знака. При передаче значения данных онимов средствами английского языка переводчик соединил метод калькирования с методом морфологической трансформации. Так получились онимы G. Perspeciov и B Pupilov – первый оним образован от английского прилагательного perspicacious ‘проницательный’ путем усечения и добавления окончания —ov, второй оним образован от pupil ‘ученик, воспитанник’. Возможно, переводчик посчитал, что В. Питомник – это ученик всевидящего и всезнающего учителя, носящего фамилию Г. Проницательный, но задуманный братьями А.Н. и Б.Н. Стругацкими эффект веселой бессмыслицы, возникающий при упоминании этих двух фамилий, в английском переводе, к сожалению, был утрачен. Данный эффект был утрачен и при переводе данных онимов на немецкий язык, на который они переводятся с использованием метода транслитерации (G. Pronizatelnij,                 B. Pitomnik), который не передает нарочитой искусственности данных фамилий. Наиболее верно сущность приема, примененного братьями Стругацкими при создании данных фамилий, была подмечена в польском переводе, в котором фамилия В. Питомник была переведена как B. Zlobek ‘ясли, желобок, канавка, паз’, а Г. Проницательный как G. Dociekliwy ‘пытливый, любознательный’[15]. Пониманию и верной интерпретации сущности данного приема, видимо, помогло родство русского и польского языков. В переводе на польский язык ощутимо некоторое искажение смысла, которое для восприятия комического эффекта является несущественным. 

Переходным этапом от наименований фантастических персонажей, составленных по трехчастной схеме, к наименованиям фантастических персонажей, образованных путем добавления родового названия, может служить имя Змей Горыныч. Первый элемент этого онима в обоих рассмотренных нам переводах калькируется, а второй подвергается транслитерации (ср. Schlange Gorynytsch (нем.), Dragon Gorynitsch (англ.)). Передавая первую часть названия данного мифологического персонажа при помощи слова, понятного носителям языка, на который осуществляется перевод, переводчики на английский и немецкий языки, тем не менее, не передают этимологии значения имени Горыныч, которое, впрочем, и в русском языке осознается далеко не всеми. В данном случае мы видим осуществление принципа использования онимических ресурсов принимающего языка.

Перевод имени Кощей Бессмертный для переводчиков на английский и немецкий языки осложнялся отсутствием соответствующего мифологического персонажа в их собственной культуре. Имя Кощей Бессмертный переведено в соответствии с обратной по сравнению с именем Змей Горыныч схеме: первый элемент этого двухчастного онима остается без изменений, а второй элемент переводится методом калькирования (ср. Koschtschej Unsterblich (нем), Koschei the Deathless (англ.)). 

Родовые наименования представителей низшей демонологии, упоминаемых в  повести «Понедельник начинается в субботу», такие как домовой Тихон и вурдалак Альфред, являющиеся в повести А.Н. и Б.Н. Стругацких неотъемлемой частью данных онимов, переводятся на английский и немецкий языки способом, близким к методу замены внутренней формы. К слову домовой в английском и немецком переводах были подобраны эквиваленты, в соответствии с которыми домовой Тихон стал Hausgeist Tichon в немецком и brownie Tichon в английском языках. И в том и другом переводе нашли свое отражение представления о домашних демонах, бытующие в фольклоре германских народов. Слово вурдалак, являющееся частью полного наименования вурдалак Альфред, на английский язык было заменено адекватным ему по значению vampir, а на немецкий язык, несмотря на наличие в немецком языке слова Vampire, значение данного наименования было передано посредством мифологизма Erdgeist ‘гном, земной дух’. Нам ничего не известно о том, что данные мифологические персонажи могли пить кровь, поэтому переведенный на немецкий язык монолог вурдалака Альфреда, наверное, должен был звучать несколько странно:

 — Кровь бы ему пустить полезно, — сказал он с давно забытым выражением, потом вздохнул и добавил: — Да только какая в нем кровь — видимость одна. Одно слово – нежить [12, с. 117];

“Zur Ader hatte man ihn lassen sollen”, sagte er mit einem vieldeutigen Gesichtsauadruck. Dann seufzte er noch einmal und fugte hinzu: “Aber, ich bin doch ein Esel. Was soll denn der fur ein Blut haben, dieses komische Fabeltier”[14, S. 137].

Возможно, переводя на немецкий язык слова вурдалак как Erdgeist, переводчик старался сгладить неприятные ассоциации, вызываемые словом Vampire. Тенденция представить атмосферу в НИИЧАВО менее пугающей и мрачной ощущается в немецком переводе довольно явно, что заметно и в вышеприведенном отрывке, где вызывающее зловещие ассоциации слово нежить заменено на безобидное сочетание komische Fabeltier ‘смешные сказочные существа’.

В качестве еще одного случая замены внутренней формы слова можно рассматривать слово кадавр и заменяющее его упырь, которые на английский переводятся соответственно как zombi и monster:

— Вылупился, — спокойно сказал Роман, глядя в потолок.

— Кто? — Мне было не по себе: крик был женский.

— Выбегаллов упырь,- сказал Роман.- Точнее, кадавр.

— А почему женщина кричала?

— А вот увидишь, — сказал Роман [12, с. 148];

«It’s hatched,» said Roman, calmly looking at the celling.

 «Who?» I was ill at ease, as the cry was feminine.

 «Vibegallo’s monster,» said Roman. «More precisely, his zombi.»

 «Why was there a woman’s cry?»

 «You’ll soon see,» said Roman [13, p. 173].

 

Слово zombi показалось переводчику более предпочтительным для англоязычного читателя, чем медицинский термин кадавр, видимо, вошедший в контекст русской литературы вместе с повестью А.Н. Толстого «Граф Калиостро». Что касается номинации monster, то здесь переводчик верно понял, что слово упырь передает, скорее, не свойства данного персонажа, а отношение к нему рассказчика. 

В заключение хотелось бы отметить, что с точки зрения умения создавать не единичные соответствия, а систему соответствий между именами собственными, содержащимися в обоих языках (что, по мнению Е. Пенской, во многом обеспечивает качество перевода [5, с. 10]), немецкий перевод повести А.Н. и Б.Н. Стугацких «Понедельник начинается в субботу» выглядит более качественно и, если рассматривать переводы названий фантастических персонажей, может рассматриваться как перевод, ориентированный на язык-оригинал. С другой стороны, постмодернистское жонглирование пустыми формами и ни к чему не обязывающая игра именами, заимствованными из разных сфер культуры и вызывающими самые разнообразными и несовместимыми между собою ассоциациями, которые составляют сущность игрового ономастикона повести «Понедельник начинается в субботу», для большинства немецкоязычных (как и англоязычных) читателей, к сожалению, так и остались непереведенными.

 

Библиографический список

  1. Бардасова Э.В. Концепция возможных миров в свете эстетического идеала писателей–фантастов А. и Б. Стругацких: дисс. … к.ф.н. – Казань, 1995. – 159 с.
  2. Ермолович Д.И. Основания переводоведческой ономастики: дисс. … д.ф.н. – М., 2004. – 317 с. 
  3. Кайтох В. Братья Стругацкие // Стругацкий А.Н., Стругацкий Б.Н. Собр. соч.: в 11 т. – Т.12 (дополнительный). – Донецк: Изд-во «Сталкер», 2003. – С. 409–638.
  4. Кузнецова А.В. Рецепция творчества братьев Стругацких в критике и литературоведении: 1950 – 1960 – е гг.: дисс. … к.ф.н. – М., 2004. – 248 с.
  5. Пенская И.Е. Имена собственные в русских народных сказках и способы их перевода на английский язык: дисс. … к.ф.н. — М., 2008. — 187 с. 
  6. Рожков В.В. Метафорическая художественная картина мира А. и Б. Стругацких: на материале романа «Трудно быть богом»: дисс. … к.ф.н. – Новосибирск, 2007. – 228 с.
  7. Тельпов Р.Е. Сказка братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу» и мифологическая энциклопедия (опыт сопоставления коммуникативных особенностей) // Российский лингвистический ежегодник. — 2008. — Вып. 3 (10). – Красноярск: 2008. – С. 120-129. 
  8. Тельпов Р.Е. Язык и стиль прозы братьев Стругацких: дисс. … к.ф.н. – М., 2009. – 255 с.
  9. Фрумкин К.Г. Философия и психология фантастики. – М.: Едиториал УРСС, 2004. – 240 с.
  10. Шпильман М.В. Коммуникативная стратегия «речевая маска» на материале произведений А.и Б. Стругацких: дис. … к.ф.н. – Новосибирск, 2006. – 229 с.
  11. Шульга Н.В. Трудности перевода. — URl: http://www.alba-translating.ru/index.php/ru/articles/2011/shulga2011.html (дата обращения: 20.03.2015). 
  12. Стругацкий А.Н., Стругацкий Б.Н. Понедельник начинается в субботу: Фантастические произведения. – М.: АСТ; СПб.: Terra Fantastica, 2015. – 283 с. 
  13. Strugatsky, Arkadi and Boris. Monday begins on Saturday / Strugatsky, Arkadi and Boris // Translated from the Russian by Leonid Renen, 1977 – 120 p.
  14. Strugatzki, Arkadi und Boris. Montag beginnt am Samstag / Strugatzki, Arkadi und Boris //Aus dem Russischen von Hermann Buchner. – Frankfurt am Main, 1974 – 272 S.
  15. Strugacki Arkadij, Strugacki Borys. Poniedzialekłек zachyna siȩ w sobotȩ / Strugacki Arkadij, Strugacki Borys. // Przełożyłal Irena Piotrowska. – Warszawa: Iskry, 1970 – 311 s.

Языковая игра на страницах произведений М. Веллера

УДК 801.56

М.Ф. Шацкая

ФГБОУ ВПО «Волгоградский государственный социально-педагогический университет», Россия, г. Волгоград

Аннотация. В статье рассматриваются средства формирования языковой игры в прозе М. Веллера: трансформации лексической, фразеологической и морфологической семантики, ведущие к формированию различных тропов и фигур; искажение смысловых отношений, основанные на нарушении законов формальной логики. Кроме того, приводится подробное описание механизмов семантических трансформаций. В исследовании материал освещается и с точки зрения тематической отнесенности, получившей отражение в произведениях писателя.

Abstract. The article discusses the tools of the formation of language play in prose by M. Weller: the transformation of lexical, phrasal and morphological semantics, leading to the formation of various tropes and figures; the distortion of semantic relations based on the violation of the laws of formal logic. In addition, the detailed description of the mechanisms of semantic transformations. The study material is illuminated and from the perspective of thematic relatedness, reflected in the works of the writer.

Ключевые слова: законы логики, ирония, семантика, синкретизм, языковая игра.

Key words: the laws of logic, irony, semantics, syncretism, language game.

Одним из ведущих современных прозаиков, отличительными чертами прозы которого является присутствие иронии и юмора, является Михаил Веллер.   В центре нашего внимания – средства формирования языковой игры на страницах его произведений. Под термином языковая игра мы понимаем «творческое, нестандартное (неканоническое, отклоняющееся от языковой/речевой, в том числе – стилистической, речеповеденческой, логической нормы) использование любых языковых единиц и/или категорий для создания остроумных высказываний, в том числе – комического характера» [1, с. 86]. 

М. Веллер, ярко изображая современную жизнь, касается разных ее проблем. Так, юридическая сфера нашей жизни получила ироническое освещение в следующем контексте: Где Закон не защищает бизнес – там бизнес показывает Закону, кто такая мать Кузьмы и кто платит за музыку, под которую Закон пляшет (М. Веллер «Легенды Невского проспекта»). Сосуществование двух значений в лексеме закон (‘совокупность законов государства; система законов, правосудие’ [2, с. 362] и синонимичное ‘лицо, хорошо знающее законы и контролирующее их исполнение’ – законник [Там же.]) обусловлено возможностью метонимического переноса. Это ведет к тому, что субъект мыслится и как неодушевленный, и как одушевленный.

Шьем дело из материала заказчика (М. Веллер «Легенды Невского проспекта»). В приведенной выше зевгме значение глагола шить – ‘изготовлять (одежду, обувь и т.п.), скрепляя части швами’ [3, т. 4, с. 718] – существует параллельно с переносным значением, тождественным глаголу пришить, – ‘ложно приписать что-нибудь, обвинить в чем-нибудь кого-нибудь’ [4, с. 603]. Такое становится возможным при условии, что и лексема материал парасемична – ‘ткань, материя’ [3, т. 2, с. 236] и ‘данные, сведения, источники, служащие основой для чего-либо, доказательством чего-либо’ [3, т. 2, с. 235]. 

Кроме того, автор употребляет и антифрастические выражения: Не-ет, милый, это не высший уровень, это им высший, а для тебя этот уровень расстрельный! Высшей меры! (М. Веллер «Легенды Арбата»). Как известно, высший превосходная степень от высокий (‘большой, значительный по количеству, силе и т. п.’ [3, т. 4, с. 281]), и еще это прилагательное входит в эвфемистическое словосочетание высшая мера (наказания) (‘вм. расстрел [Высшая – наиболее строгая, предельная (5, 2, 1234)]), обозначающее приговор к смертной казни, ставшее ‘официальным юридическим термином (который в просторечье и арго стянулся до вышка и вышак (Крысин, 04)’ [6, с. 93].

Криминальную ситуацию М. Веллер описывает с использованием игры на фразеологической семантике:

– Как он сюда попал-то?

– В ящик? Сыграл. Игра такая, знаете? Так и называется – сыграть в ящик (М. Веллер «Легенды Невского проспекта»). 

Обозначенная в тексте пресуппозиция (человека убили и спрятали в ящик) дает право существованию приема буквализации фразеологизма сыграть в ящик (‘умереть’ [4, с. 919]). Общий компонент двух пропозиций ящик (‘вместилище для чего-нибудь, обычно четырехугольной формы’ [4, с. 919]) ведет к реализации синкретизма названной лексемы. 

Прозаика интересуют и вопросы экономики, представленной даже в искаженных формах: Мол, вы нам строите комбинат, а мы вам потом поставляем его продукцию. Гениально и просто, как вся советская власть: в наваре имеем бульон от варки яиц (М. Веллер «Легенды Невского проспекта»). Помогает раскрыть смысл всего высказывания взаимодействие двух семем слова навар – ‘жидкость, насыщенная варящимся в ней продуктом’ и ‘прибыль, нажива, барыш (прост.)’ [4, с. 375]. Обращение к первому значению провоцируется наименованием продукта, на основе которого варят бульон (яйца), и ведет к порождению смысла ‘ничего, никакого навара’. 

Сосуществование двух значений цепочка – ‘ряд металлических звеньев, продетых последовательно одно в другое’ и ‘ряд, вереница кого-, чего-либо’ [3, т. 4, с. 643] – приводит к тому, что под этим словом подразумеваются как люди, так и собственно сам механизм обогащения: Первая цепочка заработала: Фима лишь получал от парикмахерши процеженные деньги, которые и распределял по справедливости между всеми трудящимися в этой маленькой фирме.

Цепочка, естественно, попыталась отделаться от босса как от нахлебника и утаить груз, но на то и босс, чтобы уметь ремонтировать цепочки… (М. Веллер «Легенды Невского проспекта»).

Социальные неофициальные отношения получили описание в следующей фразе: Мать у него из театральных кругов, тетка старый редактор Совписа, литературные связи и знакомства со всеми на свете, у классика Веры Пановой он литсекретарствовал, друзья сидят в журналах! А у меня всех связей – узлы на шнурках! (М. Веллер «Долина идолов»). Как видим, лексема связь реализует два значения – ‘близкое знакомство с влиятельными лицами, могущее обеспечить поддержку, покровительство’ и ‘соединение, скрепление чего-либо’ [3, т. 4, с. 59].

Межнациональные отношения тоже актуальны для М. Веллера: Про Зорина была и шутка персональная… Зорин был вылитой копией Киссинджера, прямо брат-близнец, только в одну вторую натуральной величины – тот же курчавый ежик, оттопыренные уши, жирный подбородок и роговые очки. «Скажите, пожалуйста, господин Зорин, вы еврей? – Я – русский! – А-а. А я – американский» (М. Веллер «Легенды Невского проспекта»). Как видим, в лексеме русский соединяются два лексических и два морфологических значения (ед. ч. субстантивного употребления от русские – ‘народ, составляющий основное коренное население России; люди, принадлежащие к этому народу’ [7, т. 1, с. 363] и прилагательное – ‘относящийся к русскому народу, к его языку, национальному характеру, образу жизни, культуре, а также к России, ее территории, внутреннему устройству, истории; такой, как у русских, как в России’ [4, с. 688]).

Нарушение логического закона достаточного основания способствует формированию искаженных причинно-следственных отношений и, соответственно, формированию языковой игры:

– Он не русский, – сдержанно напоминали в ЦК. – У нас в русских газетах и так работает половина евреев.

– Так что мне теперь, в газовую камеру его отправить? – не выдержал Томбу (М. Веллер «Долина идолов»).

Как видим, это категоричное, безальтернативное следствие/вывод редактора Томбу на первый взгляд абсурдно, но возможно с точки зрения известных исторических фактов (репрессии, геноцид, проводимые во времена Иосифа Сталина, Адольфа Гитлера, Бенито Муссолини и др.).

Общий культурный уровень некоторых людей тоже осмеивается прозаиком. Так, расподобление метонимического переноса ‘автор и произведения этого автора’ создает иронию в следующей диктеме:

– Дорогой мой. Знали бы вы мою биографию. Куда там Дюма.

Литагент отвечает без энтузиазма:

– Не знаю, с Дюма я не работал… Ну, почитаем… (М. Веллер «Легенды Невского проспекта»).

Низким интеллектуальным уровнем может обладать гипотетически эрудированная личность: редактор газеты искажает фразу из Библии. Это позволяет говорить о том, что в изображенной коммуникативной ситуации один из субъектов (я) уверен в достоверности информации, другой (редактор) – нет, на чем и формируется ирония: Вот вы пишете: ибо во многой мудрости много печали… Разве на самом деле так? Вы правда так думаете?.. Ну, – мягко улыбнулся Томбу, – мы ведь с вами понимаем, что в общем это же не так?.. Давайте лучше напишем: «Ибо во многой мудрости много пищи для размышлений». Согласны? Вот, – добрым голосом заключил он (М. Веллер «Долина идолов»).

На первый взгляд, серьезные философские вопросы жизни и смерти тоже получают ироническое освещение в прозе М. Веллера: Шик первокурсника не просто позавтракать в анатомичке, но желательно облокотившись на выпотрошенный труп. Так устанавливаются нормальные рабочие отношения с бренной людской плотью (М. Веллер «Легенды Невского проспекта»). Словосочетание рабочие отношения (рабочий – ‘относящийся к работе, связанный с ней’ [3, т. 3, с. 576], работа – ‘деятельность, занятие, труд’ [3, т. 3, с. 575]; отношения – ‘связь между кем-, чем-либо, образующаяся на какой-либо почве’ [3, т. 2, с. 694]) предполагает наличие соратников, сотрудников (живых людей) при глаголе устанавливаться (несов. вид к становиться – ‘сформироваться, определиться, сложиться’ [3, т. 4, с. 524]). Перифраза бренная людская плоть и лексема труп выполнять такую роль не могут в связи с их лексической семантикой. Однако М. Веллер «вселяет душу» и в этих «субъектов», на чем и строится языковая игра. 

Ирония М. Веллера касается оценки и некоторых исторических моментов развития нашей страны. Как следует из дефиниции лексемы любовь (‘чувство горячей сердечной склонности, влечение к лицу другого пола’ [3, т. 2, с. 208]), это чувство не может быть актуально для предмета. Но именно на присутствии абсурда строится следующий контекст: Хотя по этой логике армия должна была быть последним прибежищем трусливых негодяев – одновременно идеалом человека провозглашался солдат, а вершиной любви – любовь Дзержинского к маузеру. Отрицая Дзержинского, вольнодумец плевал на маузер (М. Веллер «Долина идолов»).

Ложная контролируемость ситуации ведет к ложному следствию в связи с тем, что и Адресат (обыватель), и Каузатор-производитель (партия; совокупность людей, образующих данное социальное объединение) по сути тождественны в своих возможностях: Как жили! Братцы мои, как же мы хорошо жили! Водочки выпьешь, колбаской с батончиком белым закусишь, сигаретку закуришь… и никаких беспокойств о будущем, потому что партия по телевизору все уже решила: стабильность (М. Веллер «Легенды Невского проспекта»).

Обращение к эпизоду из произведения Я. Гашека «Похождения бравого солдата Швейка», где Биглеру снится, что он попадает на небо, ведет к построению следующей игремы в литературной аллюзии: – Гадская жизнь, – согласился я. – Когда кадет Биглер становится генерал-майором и лично является беседовать с Богом, то Богом уже работает капитан Сагнер       (М. Веллер «Долина идолов»). Сакральное имя Бог в этом контексте не актуализирует ни одно из своих кодифицированных в современных словарях значений (ср.: Бог – ‘верховная сущность, обладающая высшим разумом, абсолютным совершенством, всемогуществом, сотворившая мир и управляющая им’ [8, с. 80]; ‘в религии: верховное всемогущее существо, управляющее миром или (при многобожии) одно из таких существ; в христианстве: триединое божество, творец и всеобщее мировое начало; предмет поклонения, обожания’ [4, с. 52]), но поглощает некоторые их семные комплексы – ‘о человеке’, ‘управляющий чем-либо’, ‘имеющей власть, возможность влиять на что-либо’, ‘стоящий на вершине власти’, ‘предмет поклонения в связи с занимаемой высокопоставленной должностью’.

Как показывают наши наблюдения, языковая игра в произведениях М. Веллера может строиться на синкретизме лексической семантики, кроме того, обыгрыванию подвергаются фразеологические и морфологические значения. В ходе этих трансформаций могут формироваться различные виды тропов (метафора, метонимия, антифразис) и фигур (аллюзия, зевгма). Нарушение законов формальной логики приводит к искажению различных видов смысловых отношений на уровне целого высказывания (ложная каузация, абсурдность описываемой ситуации).

 

Библиографический список

  1. Сковородников А.П. О понятии и термине «языковая игра» // Филологические науки. – 2004. – № 2. – С. 79–87.
  2. Толковый словарь русского языка начала XXI века. Актуальная лексика / под ред. Г.Н. Скляревской. – М.: Эксмо, 2008. – 1136 с.
  3. Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А.П. Евгеньевой. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Русский язык, 1981-1984.
  4. Ожегов С.И. и Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. – 4-е изд., доп. – М.: ООО «А ТЕМП», 2007. – 944 с.
  5. Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. – М.; Л.: АН СССР, 1948-1965.
  6. Сеничкина Е.П. Словарь эвфемизмов русского языка. – М.: Флинта: Наука, 2008. – 464 с.
  7. Русский семантический словарь. Толковый словарь, систематизированный по классам слов и значений: в 6 т. / под общей ред. Н.Ю. Шведовой. – М.: Азбуковник, 1998 .
  8. Толковый словарь русского языка конца XX века. Языковые изменения / под ред. Г.Н. Скляревской. – М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2001. – 944 с.