Нарушения норм речевого общения как способ создания юмористического эффекта (на материале рассказов М. Зощенко)

УДК 81

И.Р. Игнатченко

ФГБОУ ВО Государственный институт русского языка им. А.С. Пушкина,  г. Москва, Россия

Аннотация. В статье рассматриваются способы создания юмористического эффекта в произведениях М. Зощенко, основанные на намеренном нарушении норм общения. Учитываются нарушения правил кооперативного общения, в том числе девиации по степени этикетности ситуации, ненормативное использование этикетных формул и т.п.

Abstract. This paper considered the ways of creation humorous effect in the stories of M. Zoschenko that based on the violations of verbal communication. This study takes into account the violations of cooperative communication, including the deviations in the evaluation of the situation etiquette, deviant use of verbal etiquette formulas and so on.

Ключевые слова: отклонение от нормы, нормы речевого общения, речевой этикет, комизм, комический эффект, степень этикетности ситуации, максимы общения, этикетная формула.

Keywords: aberration, violations of verbal communication, verbal etiquette, comic, comic effect, assessment of the situation etiquette, maxims of communication, etiquette formula.

 

Нарушение норм речевого общения, в том числе речевого этикета, как намеренное отклонение от нормы может участвовать в создании юмористического дискурса. Под речевым этикетом Н.И. Формановская понимает «социально заданные и национально специфичные регулирующие правила речевого / коммуникативного поведения в ситуациях установления, поддержания и размыкания контакта коммуникантов в соответствии с их статусно-ролевыми и личностными отношениями в официальной и неофициальной обстановке общения» [2, с. 390]. Рассмотрим, каким образом обыгрывание правил использования речевого этикета может служить одним из средств создания комического эффекта в произведениях М. Зощенко.

Отклонение от этикетной нормы может быть связано со смещением ситуации в другую, аномальную для нее зону с точки зрения общепринятых договоренностей (конвенциональности). Зона этикетности определяется степенью этикетности ситуации, которая может быть различной: от «антиэтикетности», где этикетные формулы употребляются только во вторичной функции (конфликтное общение), до прототипической этикетной ситуации, где использование этикетных формул определяется законами прагматики. Неохарактеризованными с точки зрения этикетности, то есть нейтральными, являются все ситуация, которые находятся в зоне кооперативного общения, но не требуют использования этикетных формул, так как в этих ситуациях этикетно значимые параметры коммуникантов («статусно-ролевые и личные отношения») нивелируются. Таким образом, на «шкале этикетности» можно выделить 3 основные зоны: со знаком «–» (конфликтное общение, этикетные формулы только во вторичной функции), со знаком «0» (кооперативное общение, не требующее этикетных формул) и со знаком «+» (кооперативное общение с использованием этикетных формул). Между этими тремя группами возможны переходные случаи. Намеренное перемещение ситуации в несвойственную ей зону этикетности в рассказах М. Зощенко выполняет двоякую функцию: 1) создает комизм ситуации и 2) формирует речевой портрет героя, как правило, человека малообразованного, грубого, не владеющего культурой общения.

Понижение степени этикетности до отрицательной (исходной может быть нулевая и положительная степени этикетности) – достаточно распространенный прием в рассказах М. Зощенко. Чем резче разница между исходной и девиантной степенью, тем выше комизм ситуации. Переход в зону брани, ругани, инвективы представлен в рассказах «Нервные люди», «Поминки», «Больные», «Не надо иметь родственников», «Веселенькая история», «В трамвае», «Людоед», «Стакан» и др. Рассказ «Валя» интересен тем, что контраст как сюжетообразующий композиционный прием здесь строится на противопоставлении повторяющейся этикетной ситуации – разговор кондуктора с пассажирами в автобусе (зона «+») – сначала в пределах исходной зоны, а затем с резким смещением в зону «–», что и создает комизм ситуации. (Напомним кратко содержание рассказа. Пассажиры автобуса, очарованные вежливым обхождением кондуктора Вали, желают отметить ее работу в печати. Для этого они обращаются к ней с просьбой назвать фамилию, маршрут и служебный номер. Неправильно истолковав цель вопроса и решив, что на нее хотят жаловаться, Валя разразилась бранью: «Ты что, старая кикимора, не в свое дело нос суешь?… А тебе еще чего надо? Ты-то еще что, арап, суешься? Много вас тут, кровопийц, едет и чуть что – придираются и жалобы строчат….каждый норовит за пятку укусить»). Лицемерное поведение героини, не основанное на этических принципах, и создает прецедент для создания комической ситуации в рассказе.

Комизм усиливается при смещении в сторону конфликтного общения в тех ситуациях, где подчеркнутая этикетность является стилеобразующей нормой, например, в официально-деловом общении: «Куда, – говорит, – идешь, козлиная твоя голова? – Так что, – говорю, – по делам иду. – А ежли, – говорит, – по делам, то прежде может быть, пропуск надо взять. Потом наверх соваться. Это, – говорит, – тут тебе не Андреевский рынок. Пора бы на одиннадцатый год понимать. Несознательность какая» («Закорючка»).

Смещение в зону конфликтного общения в рассказах М. Зощенко происходит не только в коммуникативном, но и в нарративном режиме: «…старикан был на редкость задиристый, немного скандалист, грубиян и брехун…. Он моментально во дворе дома схлестнулся с дворником и отодрал за уши одного подростка…. И сколько дней он тут прожил, столько скандалов имело место. Были крики, сцены грубости и так далее» («Огни большого города»).

В некоторых рассказах отмечаются случаи смещения зоны этикетности в сторону ее повышения. Комизм в этом случае достигается несоответствием между конвенционально принятой степенью этикетности ситуации, обычно нейтральной, и тем, как ее оценивает говорящий. Такая «гипервежливость» часто связана с неоправданным использованием этикетной формулы «Извините» в ситуациях, которые не требуют признания ошибки и просьбы снять вину. Это достаточно распространенный прием у М. Зощенко: «Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение» («Аристократка»); «На что, — говорю, — мне дамские часики, если я мужчина? Смешно – говорю. Извините за выражение» («Жертва революции»).

Понижение степени этикетности возможно без перехода в зону конфликтного общения. На «шкале этикетности» такие ситуации занимают промежуточное положение между зонами со знаком «0» и «». Их показателями является использование грубых, бранных, просторечных слов в пределах кооперативного общения в этикетных ситуациях: «А народу многонько скопившись. И все у дверей мнутся. Вдруг открывается дверь, и барышня говорит: «Валяйте» («Кинодрама»); « Проходите, — говорит, — помянуть дорогого покойника чем бог послал. Курей и жареных утей у нас не будет. Но чаю хлебайте, сколько угодно вволю и даже можете с собой домой брать…» («Стакан»).

Таким образом, одним из источников создания комизма в рассказах М. Зощенко является обыгрывание степени этикетности ситуации, основанное на различного рода девиациях относительно ее конвенциональной оценки. Нами были отмечены четыре подобного типа девиаций с комическим эффектом:

  • этикетная ситуация с использованием этикетных формул 🡺 конфликтное общение («Валя»);
  • нейтральная ситуация 🡺 конфликтное общение («Нервные люди»);
  • нейтральная ситуация 🡺 этикетная ситуация с использованием этикетных формул («Аристократка», «Жертва революции»);
  • этикетная ситуация с использованием этикетных формул 🡺 неэтикетная ситуация, граничащая с конфликтным общением («Кинодрама», «Стакан»).

Комизм многих рассказов строится на обыгрывании нарушения законов, правил и постулатов общения. Часто эти нарушения связаны с намеренным отклонением от общепринятых правил речевого и неречевого поведения в типовых ситуациях: «В транспорте», «В гостях», «В больнице», «В театре», «Разговор по телефону» и т.д. Так, комический эффект рассказов «Хозрасчет», «Стакан», «Поминки» основывается на намеренном нарушении правил беседы за столом: в рассказе «Хозрасчет» нарушается правило «нельзя говорить за столом о стоимости продуктов, блюд, напитков», в рассказе «Стакан» «не следует замечать и тем более подчеркивать допущенные гостями оплошности», в рассказе «Поминки» «говорить нужно о чем-либо спокойном». Нарушения этих простых житейских правил влечет за собой нарушение принципов и постулатов прагматики, в частности, максим такта и великодушия. В рассказе «Больные» (беседа больных в очереди на прием к врачу) комизм, замешанный на нарушении максимы скромности (которое само по себе не создает юмористического эффекта), вызван предметом хвастовства – болезнями и желанием в ходе взаимных оскорблений доказать, что его болезнь самая серьезная.

В отдельных рассказах нарушение максим общения как способ создания комического эффекта не носит сюжетообразующего характера. Так, в рассказе «Грустные глаза» герой в ответ на восторженные слова друга о грустных глазках своей невесты, не умея правильно оценить границы данной ситуации, делает замечания о том, что «раз у нее грустные глаза, значит, у нее в организме чего-нибудь не в порядке – либо она истеричка, либо почками страдает, либо вообще чахоточная. Ты, – говорю, – возьми да порасспроси ее хорошенько. Или поведи к врачу, посоветуйся», нарушая максимы такта и великодушия. Однако данное нарушение создает кратковременный комический эффект и не связано с развитием сюжетной линии рассказа.

Примером факультативного нарушения норм общения с комическим эффектом является нарушение максимы такта в рассказе «Любовь», где герой после вечеринки боится выходить на мороз, чтобы проводить девушку, и просит ее не спешить: «А то и вы, например, вспотевши, и я вспотевши…». 

 В некоторых рассказах комизм основан на нарушении принципа П. Грайса. Так, в рассказе «Родные люди» (мать пришла на свидание к сыну в тюрьму) комический эффект формируется благодаря не только названию рассказа, но и иронической авторской оценке ситуации («Встреча была сердечная. Мамаша радостно плакала»), которая совершенно противоположна реальному положению вещей. Это несоответствие обнаруживается как раз в нарушении максимы количества, когда «родные люди», давно не видевшие друг друга, в течение 20 минут не могут найти общую тему для разговора и обмениваются незначительными банальными фразами типа: «Ну так, – сказал сын. – Пришла, значит. – Пришла, Васенька, – сказала мать. – Так, –- повторил сын… – Так, – в третий раз сказал сын и вздохнул. Оба после этого сидели молча минуты три». И далее: «Я так думаю, Васенька, что нам очень даже мало – двадцать минут-то. Не поговорить с родным человеком, ничего такого…». Этот же прием использован в рассказе «Не надо иметь родственников» (дядя встречает в трамвае своего племянника-кондуктора, которого он разыскивал несколько дней, а тот, не зная, о чем говорить, требует оплатить проезд), где герой, обрадованный встречей, повторяет очевидные, избыточные в данной ситуации фразы: «А я тебя, Серега, друг ситный, два дня ищу…. А ты вон где! Кондуктором…. А я по адресу ходил…. А ты вон где – кондуктором, что ли? – Кондуктором, – тихо ответил племянник…. – Так, – снова сказал дядя, – кондуктором, значит. На трамвайной линии? – Кондуктором».

 Комизм ситуации в рассказе «Пациентка» (сельская жительница Анисья едет за тридцать верст к фельдшеру, чтобы рассказать ему о своих семейных проблемах) связан с нарушением максимы релевантности темы, которая в ситуации «У врача» определяется конвенционально, и отклонение от заданной ситуацией темы в этом случае отличается особой степенью комичности.

Юмористический эффект в рассказах М. Зощенко часто связан с заведомо не соответствующим ситуации общения выбором темы разговора, как, например, в рассказе «Аристократка», где герой рассказа, сантехник, желая завести в театре светскую беседу с дамой, задает ей вопрос: «Интересно – действует ли тут водопровод? – Не знаю». Юмористический эффект, связанный с несоответствием темы разговора и ее характера ситуации, в частности фатического общения, может выражаться в нарративном авторском тексте и основываться на эффекте «обманутого ожидания» [1, c. 28]: «… и у нас с ним завязался разговор на самые легкие темы: куда едете, почем капуста и есть ли у вас жилищный кризис на сегодняшний день» («Приятная встреча», разговор в поезде).

Нарушение норм общения, в частности речевого этикета, как способа создания комического эффекта, в рассказах М.Зощенко может также выражаться в неправильном использовании этикетных формул. Это, например, может касаться: 1) неправильной оценки ситуации и соответственно неуместности использования того или иного этикетного знака; 2) отсутствия в опыте говорящего этикетных формул, соответствующих ситуации, и средств выражения данного этикетного значения. В рассказе «Аристократка» малообразованный герой, слесарь-сантехник, не умея найти подходящую тему для разговора с дамой, которую он привел в театр, и не зная, с чего начать разговор, в антракте повторно приветствует ее («Здравствуйте, – говорю. – Здравствуйте»), что выглядит достаточно комично, так как по правилам русского этикета должна учитываться периодичность приветствий, которая равна смене суток.

Комизм создается констрастным использованием этикетных формул и обращений в сочетании с грубыми, просторечными словами за пределами этикетных ситуаций: «Ежик-то, уважаемая Мария Васильевна, промежду прочим, назад положьте…. – Пожалуйста, – отвечает, – подавитесь, Дарья Петровна, своим ежиком. Мне до вашего ежика дотронуться противно, не то, что его в руку взять» («Нервные люди»), «Здравствуйте, – говорю. – Перестаньте, – говорю, – чесать ногу – дело есть» («Жених»).

В рассказе «Телефон» комическое возникает в результате отсутствия у героев навыков нормативного речевого общения в такой этикетной ситуации, как телефонные переговоры: «Алло, – говорю, откуда это мне звонят? – Это, – говорят, звонят вам по телефону. – А что, говорю, – такое стряслось и кто, извиняюсь, будет у аппарата? – Это, – отвечают, – у аппарата будет одно знакомое вам лицо» («Телефон»). Незнание правил ведения разговора по телефону создает условия для нарушения максимы количества («это… звонят вам по телефону», «… одно знакомое вам лицо…»). Комизм усиливается в конце рассказа, когда выясняется, что неэтикетное поведение и уход от прямого ответа был вызван преступными целями звонивших.

Элементы комизма вносит достаточно частое использование этикетных формул во вторичной, неэтикетной функции в пределах некооперативного общения: «Никакой уплаты со стороны я не разрешаю. – То есть, говорю, как же вы можете не разрешить? Вот тебе здравствуйте!» («В трамвае»), «А я, говорит, плюю на таких мужчин, как вы. – Вот тебе, – говорю, – здравствуйте. Как, говорю, понимать ваши слова?» («Опасные связи»).

Другим источником комического эффекта, основанного на обыгрывании отклонений от норм речевого общения, является отличная от конвенциональной и прямо противоположная ей оценка характера речевого общения, выраженная в нарративном режиме. Так, в рассказе «Кузница здоровья», название которого носит иронический характер, добропорядочному повседневному поведению героя дается критическая оценка («А этот мракобес с работы, например, вернется, ляжет брюхом на свой подоконник и в книгу уткнется. Погулять даже не пойдет. И уж, конечно, не пьет, не курит, женским персоналом не интересуется. Одним словом, лежит на своем окне и догнивает. Вот такой это был нездоровый человек!») и, напротив, изменения в характере и поведении героя, связанные с агрессией, после поездки на курорт, оцениваются как выздоровление («Раньше, бывало, этот человек мухи не тронет. А тут не успел приехать, в первый же день дворнику Федору морду набил. Управдома тоже хотел за какую-то мелочь застрелить из нагана. Жильцов всех раскидал, которые заступались. Ну, видим, не узнать парня. Совершенно поправился. Починили человека. Пить даже начал от полноты здоровья. Скандалов сколько с ним было – не сосчитать. Великая вещь это здоровье!»). В последнем случае комический эффект связан с не столько с нарушением норм общения, сколько с нарушением норм самой оценки общения.

Таким образом, все средства комического обыгрывания норм речевого общения в рассказах М. Зощенко можно свести к следующим основным группам:

  • девиации по степени этикетности ситуации;
  • нарушения принципов прагматики (постулатов, максим);
  • несоответствующее использование этикетных формул;
  • отличная от конвенциональной оценка речевого поведения героя.

 

Библиографический список

  1. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Языки славянской культуры, 2002. – 552с.
  2.  Формановская Н.И. Речевое взаимодействие: коммуникация и прагматика. – М.: Икар, 2007. – 480с.
  3. http://www/ostrovok/de/old/classics/zoshchenko (дата обращения 08.01.2016)

Образная структура фразеологизма как источник комического эффекта

УДК 811

Т.М. Филоненко

Сочинский филиал ФГБОУВПО «Московский автомобильно-дорожный государственный технический университет (МАДИ)», Россия, г. Сочи

Аннотация. Фразеологизмы русского языка являются одним из средств создания комического эффекта. Доминирующая роль в формировании комического эффекта, коннотации иронии принадлежит образной структуре фразеологических единиц. Образная структура фразеологизма непосредственно связана с явлением двуплановости — одновременным отражением в актуальном значении фразеологического оборота прямого и переносного значений. Двуплановость свойственна также таким категориям, как юмор и сатира, что является объединяющим фактором. Новизна исследования заключается в том, что представленный в статье лингвистический анализ фразеологизмов, убедительно обосновывает предложенный ранее тезис. Примечательно, что в статье рассматриваются такие базовые понятия русской фразеологии, как образность, эмоциональность, оценочность. Аргументированно и убедительно в процессе лингвистического анализа доказывается положение о том, что образные фразеологизмы являются прежде всего коннотативными средствами русского языка.

Ключевые слова. Фразеологизм, фразеологическое значение, словесный комплекс-прототип, коннотация, образность, экспрессивность, эмоциональность, оценочность, синтаксические модели, комический эффект.

 

 Еще в конце 50-х годов Н.В. Вакуров, анализируя речевые средства юмора и сатиры, отмечал, что сама природа фразеологизма предоставляет возможность использовать их как средство достижения комического эффекта [1, с. 35]. В начале двадцать первого века В.Т. Бондаренко констатировал, что «смеховая культура русской фразеологии исследована незаслуженно мало» [2, с. 75].

Цель статьи – исследовать образную структуру фразеологизма как источник комического эффекта. Образная структура фразеологизма непосредственно связана с двуплановостью фразеологической единицы (далее-ФЕ), одновременным представлением в актуальном значении ФЕ прямого и переносного значения. Особую роль в образной структуре фразеологизма играет его внутренняя форма. Под внутренней формой фразеологизма мы подразумеваем представление, наглядно-чувственный образ, обусловленный смыслом исходного сочетания слов и являющийся в той или иной степени мотивирующим фоном фразеологического значения. Даже будучи целиком утраченной или в какой-то степени затемненной, внутренняя форма сохраняет свои мотивирующие функции и влияет на развитие смысловой структуры ФЕ, его коннотативные, а иногда и словообразующие свойства. Например, на основе фразеологизма быть / находиться под каблуком возникло слово подкаблучник, фразеологическое сращение собаку съесть стало образной основой для глагола насобачиться. Фразеологизмы под каблуком и собаку съесть содержат коннотацию иронии. Как же формируется в значении фразеологизма коннотация иронии, за счет чего достигается комический эффект?

Экспрессивность, эмоциональность, оценочность как лингвистические категории являются, наряду с образностью, компонентами модели коннотации. Внутренняя форма ФЕ, фразеологический образ, является основой для создания экспрессивности, эмоциональности, оценочности и комического эффекта. Так, фразеологизм метр с кепкой дает образную характеристику не просто человека маленького роста, а неправдоподобно маленького, и конкретное представление о таком человеке вызывает коннотацию иронии, усмешки, что обусловлено внутренней формой ФЕ, «буквальным» ее прочтением. Экспрессивность и эмоциональность достигаются за счет соединения в образной структуре ФЕ двух слов с конкретными значениями: метр ‘единица измерения’ и кепка ‘принадлежность головного убора человека’. Такое неожиданное соединение двух слов, принадлежащих к разным тематическим рядам, усиливает выразительность (экспрессию) фразеологизма метр с кепкой, которая отражается в комическом восприятия фразеологизма.

Образность – это лингвистическая категория, связанная со свойством языковых единиц создавать в сознании говорящего /пишущего наглядное представление, своеобразную «картинку».

В структуре фразеологического значения коннотативный компонент приобретает значимость, актуализируется за счет «контекста», которым является словесный комплекс-прототип (далее — СК-прототип) той или иной ФЕ. Примечательно, что СК-прототип – это план выражения фразеологической единицы. План содержания двусторонней языковой единицы фиксируется в актуальном значении фразеологизма. Например, фразеологизмы вертеться как береста на огне ‘изворачиваться, юлить, хитрить’; вертеться колесом ‘быть в постоянных хлопотах’ уже в смысловой структуре содержат коннотативный компонент: в языковой картине мира подобострастие, лицемерие, хитрость осуждаются. Однако это осуждение носит опосредованный характер – через коннотацию иронии, насмешки.

Фразеологизмы как ни верти — разг., экспресс., ‘вопреки всему; несмотря ни на что’; как ни вертись – разг., экспресс., ‘что ни делай, не предпринимай – безрезультатно’ характеризует наличие / отсутствие постфикса ся в глаголе-компоненте. Глагол вертеться имеет значение ‘поворачиваться из стороны в сторону, меняя положение’. Актуализация безрезультативности действия (коннотативного компонента в структуре фразеологического значения) достигается за счет использования в уступительной конструкции (синтаксической модели ФЕ) глагола в страдательном залоге. Следовательно, если в структуре ФЕ вертеться колесом, вертеться под руками, вертеться под ногами и т.д. глагол вертеться является лексически маркированным компонентом, а интенсификаторами выступают другие компоненты, обозначающие способ или место действия, усиливающие тем самым экспрессию, интенсивность, эмоциональность ФЕ, то в структуре фразеологизмов как ни верти и как ни вертись лексически маркированные компоненты и интенсификаторы меняются местами: актуализируется уступительное значение оборота как ни, глаголы же верти/вертись становятся интенсификатором – придают значению фразеологизма динамику, экспрессию, интенсивность.

Приведем еще примеры. Глагол метать является словом-компонентом ФЕ метать бисер перед свиньями, метать громы и молнии, метать икру, метать молнии. ФЕ метать бисер перед свиньями характеризуется яркой экспрессивностью, имеет ироническую окраску. Актуальное значение фразеологизма – ‘напрасно говорить о чем-либо или доказывать что-то тому, кто не способен или не хочет понять это’. Фразеологизм метать громы и молнии часто употребляется с иронией, обладает также ярко выраженной экспрессивностью, которая отражается в актуальном значении ФЕ — «распекать, отчитывать кого-либо (чаще без достаточных причин, оснований); говорить гневно, раздраженно». Фразеологизм метать икру в словарях характеризуется как грубо-просторечный, имеет значение ‘устраивать скандал, браниться, поднимать шум и гам’. Яркой экспрессией обладают фразеологизмы метать искры ‘зло, сердито смотреть’; метать молнии ‘находиться в сильном гневе, раздражении (рвать и метать)’. Прямое значение глагола метать ‘бросать с размахом, кидать’ содержит сему, выражающую высокую интенсивность проявления способа действия, которая усиливает в обобщенно-переносном значении ФЕ коннотативный компонент. 

 Целостное обобщенно-переносное значение фразеологической единицы сформировано на основе переосмысления словесного комплекса-прототипа (далее — СК-прототип).

Следует особо обратить внимание на термин СК-прототип. Под СК-прототипом того или иного фразеологизма понимается сочетание слов, на основе целостного переосмысления которых данный фразеологизм сформировался.

По наблюдениям многих фразеологов, большая часть фразеологизмов русского языка восходит к свободным сочетаниям слов (носить на рукахбелая ворона, заварить кашу, расхлебывать кашу и др.). Перечисленные фразеологизмы обладают коннотацией иронии, несмотря на то, что свободные сочетания слов, являясь синтаксической моделью фразеологизмов, отражают реальные и логически нормативные связи их компонентов.

СК-прототипы 2-й разновидности восходят к несвободным сочетаниям слов, т.е. таким сочетаниям слов, которые отражают ненормативные, алогичные лексико-семантические связи компонентов, при своей же грамматической организации они чаще всего нормативны (ломиться в открытую дверь, когда рак на горе свистнет, не доходя две недели в сторону, живой труп, живые мощи и др.). Примечательно, что образная структура фразеологизмов данной группы построена на комическом эффекте.

Создание комического эффекта непосредственно связано не только с синтаксической структурой СК-прототипа 3-й разновидности, которая восходит к сравнительным конструкциям (как собак нерезаных, как кошка с собакой, как баран на новые ворота, как ошалелый, как ошалелый, как на Маланьину свадьбу, как сельдей в бочке и др.), но напрямую зависит от значения составляющих компонентов.

 В свою очередь фразеологизмы, восходящие к свободным сочетаниям слов, можно разделить на подгруппы:

а) фразеологизмы со структурой подчинительного сочетания слов (бить баклуши, точить лясы, разводить бобы, стреляный воробей, мокрая курица и др.);

б) фразеологизмы с синтаксической структурой сочинительного сочетания слов (кожа да кости, и стар и млад, ни пава ни ворона, ни то ни се и др.);

в) фразеологизмы, представленные предложно-падежным сочетанием (под рукой, на носу, с гаком, на глаз и др.);

г) фразеологизмы, представленные синтаксической моделью предложения (кот наплакал, яблоку негде упасть, на душе кошки скребут, молоко на губах не обсохло и др.). Все фразеологизмы перечисленных подгрупп обладают коннотацией иронии, которая заложена в образной структуре фразеологизмов.

 Фразеологизмы русского языка имеют чаще всего прямое и переносное значение, т.е. обладают двуплановостью. Двуплановость фразеологизма является источником образности, экспрессивности, эмоциональности фразеологических единиц. В основе иронии также лежит знание прямого и переносного значения слова или фразеологизма.

 Если человек о себе скажет, что он гусь лапчатыймокрая курицаворона в павлиньих перьях и т.д., то это вызовет лишь улыбку, но недопустимо данные выражения употреблять по отношению к другим людям.

 Фразеологизмы русского языка формируют фразеологическую картину мира.

 Фразеологическая картина мира является частью языковой картины мира. В языковой картине мира ценностные ориентиры находят четкое выражение в оппозициях: верх – хорошо, низ – плохо (фразеологизмы достичь вершиныпик временив верхах – под горупод уклонв хвосте); близость к центру – хорошо, отдаленность – плохо (фразеологизмы в центре – на периферии); открытость пространства, отсутствие границ — хорошо, закрытость, наличие границ – плохо (фразеологизмы конца – краю не виднона виду – в четырех стенахзамкнутый кругвокруг да около).

Таким образом, многие фразеологизмы содержат уже в своей структуре потенциальную заданность на комическое воздействие, т.к. прежде всего выражают оценку, являясь коннотативными средствами русского языка. Ценностная характеристика свойственна также таким категориям, как юмор и сатира. 

Итак, проанализировав фразеологизмы, обладающие образной структурой, мы пришли к выводу, что комический эффект достигается за счет двойственной природы фразеологизма. Это явление связано с доминированием коннотативного компонента в актуальном значении рассмотренных фразеологизмов. Примечательно, что коннотация иронии многих фразеологизмов фиксируется лингвистическими словарями. Используемые в статье методы лингвистического исследования образной структуры ФЕ (метод словарных дефиниций, компонентный анализ, определение лингвистического статуса СК-прототипа – синтаксические модели) помогают выявить источник комического эффекта. 

 

Библиографический список

  1. Вакуров В.Н. Речевые средства юмора и сатиры. – М., 1969. — 54 с.
  2. Бондаренко В.Т. О смеховой функции русской фразеологии // Русский язык в школе. – 2001. — № 3. — С.74-76.