Комики-правители и сатирические партии: как юмор конкурирует с насилием в политике

УДК 329.05

Хохлова Д. Д.

Санкт-Петербургский государственный университет,

г. Санкт-Петербург, Россия

Аннотация: Насколько вероятно, что мэром столицы может стать комик-анархист, выступающий в платье своей умершей бабушки? А если комик будет избран президентом страны? Может ли пародийная наци-партия иметь голос в Европарламенте? И возможно ли, чтобы с Дональдом Трампом и Хиллари Клинтон конкурировал придуманный школьником персонаж? Тереза Мэй побеждена мистером Рыбная палочка? В статье анализируется, почему современная политика – это смешно, а юмор – это серьезно, и что эта ироничная революция — значит для всех нас.

Ключевые слова: политическая сатира, сатира, ирония, пародия, сюрреализм, политические партии, политическое управление

Когда Йон Гнарр стал мэром Рейкьявика, экономика Исландии по-прежнему находилась в состоянии кризиса, как и моральный дух общества[1]. Кризис 2008 года оказался для Исландии фатальным: правительство набрало кредитов у МВФ и отказалось их выплачивать, бессменная (но действительно избранная) партия власти оказалась коррумпированной, банковская система рухнула, политики не знали что делать, а людям было грустно. Тогда пришел комедиант Йон Гнарр, создал партию, которую назвал «Лучшей», они спели песню Тины Тернер «Simply the best» и выиграли на выборах неожиданно для самих себя. Так в Исландию вернулись анархисты.

Что значит для Исландии комик-мэр столицы? По данным за 2016 год население Исландии составляет 335878 человек, около половины всех людей страны живет в столице – Рейкьявике . Если сложить население Рейкьявика и его городов-спутников, то оно будет равно 64% населения всей страны . Поэтому статус мэра столицы делает человека второй фигурой по значимости в Исландии, ему подчиняется восемь тысяч чиновников.

«Лучшая партия» появилась в 2009 году из сатирического телешоу, а именно из персонажа политика-популиста, который быстро стал популярным во время кризиса в Исландии. Гнарр создал политический сайт-пародию (bestiflokkurinn.is) и лозунг: «Зачем голосовать за вторую или третью партию, когда вы можете получить лучшую?» [1]. Среди предвыборных обещаний: парламент без наркотиков к 2020 г.; ввезти в страну евреев, «чтобы в Исландию наконец приехал хоть кто-то смыслящий в экономике». Их политическая программа сопровождалась сноской: партия обещает больше других, потому что нарушит каждое свое обещание [2].

Анализируя исландский опыт преодоления кризиса, Пол Кругман подытожил: «На данный момент давайте просто признаем, что иногда инакомыслие работает намного лучше, чем самые проверенные способы» [3]. Всегда есть альтернативы, и наименее очевидные альтернативы могут Политическое новаторство Йона Гнарра и «Лучшей партии» заключается в использовании анархистских методов в управлении. Крупнейший в мире экономический крах, который пережила Исландия в 2008 году, стал катализатором политических перемен: разочарованное в системе общество взяло на себя инициативу, и выбрало в качестве своей главы антиполитика – Йона Гнарра. Цель его «Лучшей партии» заключалась в изменении существующего порядка на максимально антагонистичный ему: открытая деидеологичная политическая система, принятие решений в которой происходит на основе общественного обсуждения и независимой экспертной оценки. За четыре года правления анархо-сюрреалистов Рейкьявик вышел из экономической ямы, произошла реформа школьного образования, городского пространства, возрос туристический поток, городская казна наполнилась, а также в Facebook была написана знаменитая исландская народная конституция. Йон Гнарр изменил политическую культуру исландского общества, повысив уровень доверия между его членами, а также революционировав само явление политики, сделав центральной ценностью возможность каждого гражданина оказывать на нее влияние, тем самым нивелировав значение власти.

Вместо страха как главного политического инструмента влияния пришла ирония и сатира, что ни много ни мало, знаменует наступление новой политической эпохи без угрозы «левиафана». Также исландский пример, как и многие другие, опровергает теорию «исторической колеи», несмотря ни на что остающуюся парадоксально распространенной. Самый старый парламент в мире (исландский) имел долгую историю центристской политики, однако Йон Гнарр прервал ее, создав устойчивую нарастающую тенденцию анархистской политики, которая переросла в доминирование левого крыла в парламенте и триумф «Пиратской партии».

«Эффект Гнарра» (рефрейминг) обсуждается в менеджменте как пример комбинированного эффекта в подходе к управлению (в целом характеризуемого как «нетрадиционного» для политики): собственное обладание исключительными полномочиями Гнарр использует для разрушения бюрократической рутины и формализма, развенчания мифа о всезнании и уверенности политиков, остается исключительно честным и искренним, не испытывая трудностей с проявлением своей уязвимости (Гнарр последовательно разрушает культ маскулинности, который, на его взгляд, является токсичным разрушительным мифом, травмирующим общество и искажающим политическое лидерство и политику), а также вступает в открытый диалог с людьми во многом благодаря социальным сетям, которые ведет сам. Гнарр в действительности принес смысл в политику, которого та, возможно, лишена, заменив им прижившиеся в политических институтах и культуре химеры и ритуалы. Наверняка поэтому Ноам Хомский называет Йона Гнарра «лучшим из возможных мэров» [4, p. 146]. И, вероятно, «Лучшая партия» действительно справилась с политическими обязательствами лучше своих конкурентов, так как выбранный подход к политике (искренность и честность) и их неопытность гораздо ближе обществу и лучше отражает суть существующих в Исландии проблем[4]. В этом один из ключевых феноменов Гнарра: он смешил людей, а не запугивал, и таким образом получал их доверие и участие, а не страх и подчинение.

На протяжении мэрских полномочий и после их сложения Гнарр занимался социально-политической работой: он почетный член Samtökin ’78 за борьбу за права ЛГБТ сообщества, в 2010 г. он стал человеком года по версии visir.is и газеты Fréttablaðið, в 2013 г. был удостоен награды «Гуманист года» от Исландской этической гуманистической ассоциации Siðmennt, в 2014 г. получил престижную награду LennonOno Grant for Peace, весной 2015 г. он работал в Центре энергетических и экологических исследований в области наук о человеке в университете Уильяма Марша Райса в Хьюстоне, в 2016 г. Гнарр стал создателем и главным действующим лицом сатирического сериала «Мэр» («Borgarstjórinn»), анализируя на экране опыт, полученный в политике. «От комика до мэра к комику, олицетворяющему мэра. Надеюсь, это кончится в какой-то момент» – описал его путь Бальтасар Кормакур [5].

«Эффект Гнарра» стал ведущим фактором в происходящей в настоящее время политико-культурной революции в Исландии. Это запрос общества на честность, открытость, гибкость, адаптивность, актуальность политики и ее максимальную горизонтализацию, то есть запрос на прямую демократию и тотальная девальвация политической власти. Отчуждение общества от политики, эмоционально окрашенное отвращением к ней, ставит перед политиками вопросом о том, как привлечь разочарованных людей хотя бы (или исключительно) для участия в выборах? То есть, надо либо дать людям то, чего они хотят (честность, открытость, вариативность, гибкость, принять написанную ими конституцию) или предложить им фейк.

Любая революция (в том числе культурная) и протест рождаются из социальных разломов, из перевесов и пережатости. Современные общества находятся в состоянии глубокой социальной поляризации, степень социального неравенства растет [5] , люди закрепощаются в рамках своего класса с рождения (о чем популярно высказался Кендрик Ламар – автор неофициального гимна движения Black Lives Matter – в DNA). В метамодернисткую информационную эпоху неравенство зиждется не только на экономическом дисбалансе, но и социальном, репутационном, на недостатке необходимых социальных связей и влиятельных контактов. В условиях социальной поляризации закономерно усиливается запрос на левые модели, а в условиях фейка – на искренность, волонтерство, индивидуализм, кооперацию.

Ощущение «мыльного пузыря» от политики и политиков породило политический сарказм, носители которого в настоящее время по иронии имеют реальную политическую силу. Йон Гнарр стал первым современным крупным комиком-политиком, высмеивающим, собственно, саму политику и ее коррумпированность. Образ комика-правителя – это эссенция «конца политики тщеславных», которую представляют многие высокопоставленные лица и влиятельные партии, уходящие от финансово-властного аспекта (личного обогащения) в сторону общественной мобилизации и кооперативизма.

В Италии комедийное «Движение Пяти звезд» (созданное Беппе Грилло в 2014 году) привело своего функционера Вирджинию Раджи к должности мэра Рима. А немецкая псевдо-нацистская партия «Die Partei» (выросла из политико-сатирического журнала «Titanic») имеет место в парламенте Евросоюза, не упуская возможность подать свой издевающийся голос. В 2015 г. в горсовет Одессы вошел Император Палпатин, президентом Гватемалы стал комик Джимми Моралес. А на парламентских выборах в Великобритании в 2017 г. с Терезой Мэй конкурировали (и иногда побеждали) Lord Buckethead, представитель «официальной чудовищно-бредовой партии полоумных Великобритании» (The Official Raving Monster Loony Party), мохеровый Элмо (герой Улицы Сезам), мистер Рыбная палочка. Во время предвыборной гонки кандидатов в президенты США с Хиллари Клинтон и Дональдом Трампом соперничал вымышленный персонаж Deez Nuts, придуманный школьником. В мире, в котором каждый имеет возможность высказаться (в интернете), а изданий средств массовой информации огромное множество, классические политические стратегии вроде давления, устрашения и насилия уступают место иронии и популизму, и фигуры, изначально расценивающиеся как шутка над политикой, теперь реализуют ее. Быть серьезным сегодня значит быть уязвимым.

Новый популизм выступает как своеобразный ответ обществу спектакля Ги Дебора: «Спектакль – это не совокупность образов, но общественные отношения между людьми, опосредованные образами… Это видение мира, вдруг ставшее объективным» [6, c. 9]. Важный и примечательный для данного исследования пример: Мортен Тровик – норвежский режиссер гипертеатра. Гипертеатр – термин Тровика, в некотором роде вторящий концепции Дебора. Тровика интересует режиссура закрытых систем, их раскрытие антагонистическим им явлениям. Он проводил конкурс «Мисс противопехотная мина» в Анголе и Камбодже для женщин, лишившихся конечностей; убедил русско-норвежских пограничников участвовать в арт-инсталляции; провел в норвежском Музее военных сил выставку «Hærwerk» («вандализм»); а также много экспериментировал с замкнутым пространством КНДР: «Я воспринимаю Северную Корею как самое крупное и длительное театральное представление в мире, и у меня получается работать в ней успешно, потому что я смотрю на нее с точки зрения режиссера» [7]. Тровику удалось провести первый в истории КНДР концерт зарубежной группы (Laibach), большинство зрителей ехали туда именно за беспрецедентным событием, за чувством нереальности и противоречия между событием и местом. Тровик исследует, как люди подчиняются спектаклю (будь то национализм, тоталитаризм, диктат насилия), и как их вывести с этой сцены. Его опыт доказывает, что главное препятствие для выхода из спектакля – это отсутствие попыток и неверие в возможность.

Общество становится все более разнообразным и вариативным. Нарастающая проблема социальной поляризации и закрепощенности людей в рамках данного от рождения класса приводит к социальной напряженности и проявленности «маргинальных» слоев в политическом поле. Одновременно с этим в мире активно проявляет себя общественный слой, состоящий из представителей нового поколения, выросших на плюрализме интернета, а не монополии телевидения. Феномены фейка, постистины и разнообразие общественно-политических движений в сочетании с масштабной деидеологизацией (в том числе на уровне партий и отдельных высокопоставленных политиков) привели к девальвации власти (через политическую иронию) и распространению горизонтализма, то есть к расцвету постанархии, и сопутствующим ей структурным трансформациям.

Испанское сатирическое шоу «Polonia» прямиком из гремящей протестом Каталонии, «Charlie Hebdo» в противостоянии ИГИЛ, анархо-сюрреалист Йон Гнарр у власти в столице сломленного государства – юмор сегодня намного смелее, искренней и сильнее, кажется, любой традиционной политической власти. И в этом, пожалуй, фундаментальная политическая революция нашего времени: власть больше не имеет безусловной силы, ирония – да.

 

Библиографический список

  1. Besti flokkurinn. URL: https://web.archive.org/web/20100420062450/http://bestiflokkurinn.is/um-flokkinn/stefnumal (accessed 09.08.2017).
  2. Seibt C. More punk, less hell! – Tages-Anzeiger. 28.05.2014. URL: http://www.tagesanzeiger.ch/ausland/europa/More-punk-less-hell/story/10069405 (accessed 21.03.2017).
  3. Krugman P. The Least Worst Crisis. 09.06.2015. URL: http://krugman.blogs.nytimes.com/2015/06/09/the-least-worst-crisis/?_r=0 (accessed 21.03.2017).
  4. Gnarr J. Gnarr! How I became the mayor of a large city in Iceland and change the world. – Melville House, 2014. 192 p.
  5. Zeitchik S. Icelandic comedian Jón Gnarr’s «The Mayor» is like «Veep», only with a real-life politician. – Los Angeles Times. 06.07.2016. URL: http://www.latimes.com/entertainment/tv/la-et-st-iceland-jon-gnarr-mayor-veep-comedian-politican-20160701-snap-story.html (accessed 21.03.2017).
  6. Дебор Г. Общество спектакля. – М.: Опустошитель, 2017. 180 с.
  7. Назарова Н. Тоталитарная инсталляция: концерт Laibach в Северной Корее. – Афиша, 27.10.2015. Доступ: https://daily.afisha.ru/archive/vozduh/music/totalitarnaya-installyaciya-kakustroit-koncert-laibach-vsevernoy-koree/ (проверено05.2017).

 

Comic-rulers and satyric parties: how humor competes with violence in politics

 

Abstract: Is it possible that the mayor of the capital was an anarchist comedian who performed in the dress of his deceased grandmother? And if a comedian is elected president of the country? Can a parody Nazi party have a voice in the European Parliament? And is it possible that the schoolboy character compete with Donald Trump and Hillary Clinton? Theresa May was defeated by Mr. Fish Finger? The article analyzes why modern politics is ridiculous, and humor is serious, and what is this ironic revolution means to all of us.

Keywords: political satire, satire, irony, parody, surrealism, political parties, governance

 

Юмор в потоке образов сервисной реальности

УДК 124.2

Мусийчук С.В.

Магнитогорский государственный технический университет им. Г.И. Носова, Институт экономики и управления.

г. Магнитогорск, Россия

Мусийчук В.В.

г. Краснодар, Россия

Аннотация. Отметим, что значение юмора в сервисной реальности отмечалось с древнейших времён. Это значение отражено в философско- литературном наследии древних, продолжает изучаться и осмысливаться в настоящее время. Юмор в сервисной реальности оказывает значительное воздействие на коммуникативные процессы создание и поддержание атмосферы. Некоторые вопросы сервисной реальности, изложенные в юмористической форме нашли свое отражения в произведениях выдающихся мастеров слова. Так же юмор помогает и решении вопросов, возникающих в системе сервисант – гость, повышая толерантность отношений.

Ключевые слова: юмор, ирония, сервисная реальность, толерантность отношений сервисантов и клиентов.

Юмор в сервисной реальности является актуальной проблемой. Современные исследования в этой области обращаются как к материалам преданий «старины глубокой», так и к современным реалиям. Определим основные понятия. Юмор в сервисной реальности целесообразно рассмотреть на основе интенций юмора. Интенции юмора, реализуемые в коммуникативной функции языка, способствуют совершенствованию коммуникативного взаимодействия, в следствии того, что одним из основных механизмов юмора является механизм смещения оценок (обесценивания и повышенной оценки). Посредством оптимизации процесса коммуникативного включения, коммуникативной адаптации, коммуникативного усиления, коммуникативной мобилизации, прямого воздействия «значимых других», исключения альтернативных воздействий, психологической поддержки и др. происходят разного рода ментальные изменения. Это проявляется в углублении понимания, сменой в характере идентификации наблюдаемого явления (поведения), ценностных ориентаций, интересов, подъеме эмоций, что в целом способствует повышению мотивации к инновационной деятельности.

В современных исследованиях сервис рассматривается в качестве становящегося вида социальной реальности, его атрибуты претерпевают динамику роста и таких трансформаций, которые усиливают самостоятельное значение сервиса. Строение сервисной реальности неизменно включает такие компоненты как: услуга; клиентурность; направленность на удовлетворение потребности в полном объеме и с ожидаемым качеством; сервисономичность и спрос; конкурентная сервисная среда; толерантность отношений сервисантов и клиентов.

Обратимся к фактам о юморе в сервисной реальности сохранившимся в произведениях мировой литературы. Значительный интерес в плане исследования юмора в сервисной реальности представляет перевод В.Т. Зверевича «Шутливых историй древних» на основе фрагментов второй книги «Сатурналий» Макробия [1]. Наряду с обсуждением разного рода серьёзных историко-культурных и научно-философских вопросов, во время пиров в декабрьский праздник в честь Сатурна, с которым древние римляне связывали введение земледелия и первые успехи культуры, участники застолья обмениваются различными старинными шутками [2]. Тема юмора в пирах, говоря современным языком, в сервисной реальности, продолжается на разных этапах развития общества. Так, у М.В. Ломоносова имеется замечательное стихотворение. Изложенное в форме научного анекдота — «Случились вместе два Астронома в пиру». Приведём этот стих-анекдот полостью.

 

Случились вместе два Астронома в пиру
И спорили весьма между собой в жару.
Один твердил: земля, вертясь, круг Солнца ходит;
Другой, что Солнце все с собой планеты водит:
Один Коперник был, другой слыл Птолемей.
Тут повар спор решил усмешкою своей.
Хозяин спрашивал: «Ты звезд теченье знаешь?
Скажи, как ты о сем сомненье рассуждаешь?»
Он дал такой ответ: «Что в том Коперник прав,
Я правду докажу, на Солнце не бывав.
Кто видел простака из поваров такова,
Который бы вертел очаг кругом жаркова?» (1761)

 

Это стихотворение исследует Т.Е. Абрамзон в статье «Научный анекдот «Случились вместе два астронома в пиру» М.В. Ломоносова: специфика дискурса» [3]. В этом стихотворении, сюжет разворачивается на фоне компонента сервисной реальности – «кухня». «Смысловое восприятие юмора в значительной степени основывается на форме. Юмористическая форма порождает трансформацию содержания. ….остроумная форма самостоятельна по отношению к смысловому содержанию, поскольку структурные изменения в форме мысли приводят к иному смыслу [4]. Приём создания юмористического эффекта – тонкая ирония или хариентизм.

Для более глубокого проникновения в сервисную реальность в связи с рассматриваемой проблемой, обратимся к работе философа, редактора, историка науки, литературного и музыкального критика, композитора, изобретателя, педагога, а также знатного кулинара и гурмэ, князя В.Ф. Одоевского (1804-1869). В «Литературной газете» в 1844 г. начали публиковаться «Лекции господина Пуфа, доктора энциклопедии и других наук, о кухонном искусств», не было секретом, кто скрывается под этой маской.«Обыкновенно с гастрономией смешивают обжорство; замечу на первый раз, что это и невежливо, и несправедливо. Люди смешивающие эти два слова, верно, не знают истории и не сильны в философии; они забывают об изящных афинских обедах, о римской пышности, о французской утонченности, наконец, о русском радушном хлебосольстве; они забывают и то, что человек, который обжирается, напивается, недостоин названия гастронома; его чувства притуплены, он делается машиной, которая поглощает все без разбора, сама не зная, как и зачем» [5, С. 96.]. И еще один фрагмент, характеризующий особенности сервисной реальности. «Чтобы уверить вас, милостивые государи, что я знаю по-гречески, я должен вас уведомить, что гастрономия есть слово греческое, и, собственно, значит «наука о законах желудка». Да, милостивые государи, гастрономия — наука, и не из последних, ибо требует познаний, размышления и тонкого, образованного вкуса — редкого качества, которое почти добродетель в благоустроенном обществе [С. 97.]. Юмора, в Лекциях господина Пуфа превеликое множество. Как в самом повествовании, так и маркированных специально. Так, например, в лекции 8 господина Пуфа представлены «Необходимые объяснения» сопровождаются «Кухонными анекдотами». Выясненными господином Пуфом в оглавление книги. В лекции 10 «Что такое гастрономия. Ее важность в общественном отношении» и лекции 13 «Новая зелень, огурцы, вишни, земляника», так же отдельными строчками оглавления являются «Анекдоты».

Только что мы рассмотрели представления о сервисной реальности на основе работы В.Ф. Одоевского, писателя XIX в. Обратимся к работам авторов XXI в. В частности, к работе Э. Бурдэна «Мясо с кровью». «Я увлекся кулинарией. потому что это — искреннее занятие, — говорит Дэвид Чень. Кухня не терпит лжи. На кухне нет бога. Он ничем не может вам помочь. Вы либо способны приготовить омлет — либо нет. Вы либо можете, либо не можете нарезать лук, разогреть сковороду, не отстать от других поваров и бесчисленное множество раз безупречно приготовить одни и те же блюда. Никакое рекомендательное письмо, никакие слова, никакие мольбы о пощаде не отменят этих прописных истин. Кухня — воплощенная меритократия, мир абсолютов» [6, С. 266]. Автор. Совершенно справедливо с нашей точки зрения подчёркивает: «Довести овощи до нужной степени готовности достаточно легко. По-моему, мы имеем право требовать этого от любого сознательного гражданина. Нарезать свежие продукты и, как минимум, понимать, что считается «сезонной едой», а также отличать зрелое от незрелого, — эти знания надлежит приобретать в том же возрасте, что и водительские права [6, C. 100].

Перейдём к рассмотрению такого кластера сервисной реальности как «сервис». Данный кластер в сервисной реальности представлен прежде всего профессиональной деятельностью официанта. Сервис подразумевает наряду со специальными знаниями официанта (меню, правила подачи различных блюд и напитков, владение приемами сервировки и т.п.), является такая составляющая профессиограммы как процесс общения с клиентом. Официант является звеном, непосредственно общающимся с гостем и осуществляющим продажу всей ресторанной продукции. Соответственно официант может сгладить некоторые ошибки кухни за счет качественного сервиса и создания дружелюбной атмосферы или же наоборот, свести на нет, все усилия кухни, по созданию высокого уровня гастрономии. Для маленьких посетителей, в ряде заведений сервисной реальности разрабатывается специальное детское меню. Иногда в юмористической форме.

Для маленьких посетителей, в ряде заведений сервисной реальности разрабатывается специальное детское меню. Иногда в юмористической форме

В связи с анализом кластеров сервисной реальности «атмосфера», «кухня», «сервис» обратимся к мнению А. Инча: «Для успешного приёма необходимы следующие простые составляющие: интересные гости, поощрение к беседе, вкусная еда и хорошее обслуживание. Но самым важным является тёплая доброжелательная атмосфера» [7, С. 115].

Многое для создание атмосферы делают сами сервисанты. Вклад гостей заведения, так же имеет колоссальное значение для создания атмосферы. Хочется привести пример поведения гостей одного из ресторанов.Этому предшествовала спортивная игра в Берлине, на какой сборная России со счетом 3−1 по сетам победила французских волейболистов и завоевала путевку на  Олимпиаде 2016 года в Рио-де-Жанейро. Как следует из видео, которое было опубликовано либеро сборной России Алексеем Вербовым на своей странице в Instagram, после финального матча французские волейболисты, оказавшиеся в одном ресторане с россиянами, встали в ряд и, обнявшись за плечи и пританцовывая, спели известную русскую песню «Калинка» под аплодисменты всех присутствующих.

Иногда  юмор применяется и в таких вопросах,
как взаимоотношения сервисантов и гостей заведения.

Иногда, юмор применяется и в таких вопросах, как взаимоотношения сервисантов и гостей заведения.

Таким образом отметим, что значение юмора в сервисной реальности отмечалось с древнейших времён. Это значение отражено в философско- литературном наследии древних, продолжает изучаться и осмысливаться в настоящее время. Юмор в сервисной реальности оказывает значительное воздействие на коммуникативные процессы создание и поддержание атмосферы. Некоторые вопросы сервисной реальности, изложенные в юмористической форме нашли свое отражения в произведениях выдающихся мастеров слова. Так же юмор помогает и решении вопросов, возникающих в системе сервисант – гость.

 

Библиографический список

  1. Зверевич В.Т. Шутливые истории древних (Фрагменты второй книги «Сатурналий» Макробия // Грани историко-философской науки. К 70-летию профессора К.Н. Любутина. Сборник научных трудов / Под редакцией А.В. Перцева. Екатеринбург, Издательство: Типография АТгрупп, 2005. С. 10 -20.

2.Макробий. Сатурналии. Книга вторая / Пер. с лат. и греч., прим. и указатели В. Т. Звиревича // Исседон: альманах по древней истории и культуре. — Екатеринбург: [Уральский государственный университет], 2005. — Т. 3. — С. 226—251.

3.Абрамзон Т.Е. Случились вместе два астронома в пиру» М.В. Ломоносова:: специфика дискурса // Проблемы истории филологии, культуры. 2010. № 4. С. 94-99.

4.Мусийчук М.В. Приемы остроумия в схемах и таблицах. Методические указания к спецкурсу «Психология креативности» / Магнитогорск, 2003. С. 3.

5.Одоевский В.Ф. Кухня: Лекции господина Пуфа, доктора энциклопедии и других наук о кухонном искусстве/Изд-во Ивана Лимбаха, 2007.

  1. Бурдэн Э. Мясо с кровью/пер. с анг. В. Сергеевой — М. :Астрэль: CORPUS, 2012.
  2. Инч А. 1000 правил сервировки и столового этикета. Безупречные рекомендации лучшего английского дворецкого / А. Инч, А. Херст. – М.: АСТ: Астрель, 2009.

 

Abstract: Note that the value of humor in the service reality has been noted since ancient times. This meaning is reflected in the philosophical and literary heritage of the ancients, continues to be studied and comprehended at the present time. Humor in the service reality has a significant impact on communication processes creating and maintaining the atmosphere. Some questions of service reality, set out in humorous form, found their reflection in the works of outstanding masters of the word. Just as humor also helps to resolve issues arising in the service-guest system, increasing the tolerance of the relationship.

Keywords: humor, irony, service reality, tolerance of relations of service and customer

 

 

 

Понятие иронии в английском и русском языках

УДК 81.42

Горностаева А.А.

Московский государственный лингвистический университет

Понятие иронии в английском и русском языках

Аннотация. В статье рассматривается понятие «ирония» как лингвистический термин. Автор анализирует вопрос о принадлежности иронии языку и приходит к выводу, что ирония неразрывно связана с языком и выражается при помощи языковых средств. Далее освещается вопрос о различии в семантике русского слова «ирония» и английского “irony” на материале словарных дефиниций и корпусов русского языка (НКРЯ) и английского языка (BNC). Делается вывод о несовпадении объема значений этих слов в двух языках.

Ключевые слова: ирония, язык, дефиниция, семантика, языковые средства.

 

Важным вопросом в изучении иронии является ее принадлежность языку. Существуют точки зрения в пользу исключения иронии из системы языка и придания ей статуса особого канала передачи информации, нуждающегося в специфических условиях и пользующегося языковым кодом в качестве одной из возможностей означивания [Варзонин 1994, с. 11]. Мнение об иронии как о самостоятельной категории основывается на том, что она функционирует в специфической ситуации с опорой на когнитивные структуры участников, не является единицей системы языка и реализуется преимущественно с использованием языкового кода. Сигналом иронии для реципиента является контекстуальная неуместность сообщаемого. Подобный подход представляется не вполне правомерным, поскольку ирония – не просто фрагмент объективного мира в виде иронической ситуации, а языковое явление. Связь иронии и языка неразрывна, для выражения иронии используются языковые средства. Большинство исследователей справедливо считают иронию одним из важных атрибутов речевого поведения, зависящим от соблюдения или нарушения этических норм, от специфики ситуации общения, от отношений участников коммуникации: О.П. Ермакова [2005], В.М. Пивоев [2000], К.М. Шилихина [2008], S. Attardo [2007], L. Hutcheon [2005] и др.

Семантика слов ирония в русском языке и irony в английском различна. Так, П.Р. Палажченко отмечает, что английское слово irony  не  следует путать с русским ирония, хотя изредка это слово и употребляется в значении, близком к английскому irony, ironic (например, в словосочетании ирония истории); irony в английском языке близка по смыслу к парадоксу [Палажченко 2003].  Исследователь замечает, что слово irony с трудом поддается определению и его дефиниции представляются запутанными и не проникают в суть слова. По его мнению, лучше всего слово irony описывают словари синонимов, которые среди прочих синонимов приводят incongruity,  paradox и даже absurdity: «если the irony is that…  можно перевести как:  парадокс состоит в том, что…, а русское парадоксально, но факт  переводится английской фразой it’s ironic that… или ironically enough, то  перевод русских слов ирония, ироничный (он говорил с ней с иронией, ироничный тон) вызывает трудности. Иногда могут подойти слова sarcastic, sarcastically или half-joking, teasing (tone), less than seriously и  т.п. – здесь много места для творчества» [Палажченко 2003, с. 199].

Лексико-семантический анализ слов «ирония» и “irony” показывает, что есть ряд существенных различий, главное из которых заключается в следующем:  если в английских словарях ирония (irony) часто связывается с такими понятиями, как смешное, забавное, юмористический эффект, и определяется как вид юмора, в котором используются слова с противоположным значением, то в русских словарных дефинициях иронии присутствуют слова  насмешка, поношение, осмеяние, т.е. ирония определяется главным образом как скрытый инструмент осуждения.

Толковые словари русского языка определяют иронию следующим образом:

Ирония – «тонкая насмешка, выраженная в скрытой форме. Злая ирония. Ирония судьбы» [СРЯ].

«Ирония – отрицание или осмеяние, притворно облекаемые в форму согласия или одобрения, когда истинным смыслом высказывания оказывается не прямо выраженный, а противоположный ему, подразумеваемый» [СЭС].

«Ирония – тонкая насмешка, прикрытая серьезной формой выражения или внешне положительной оценкой» [Современный толковый словарь русского языка Т.Ф. Ефремовой].

«Ирония – речь, которой смысл или значение противоположно буквальному смыслу слов; насмешливая похвала, одобрение, выражающее порицание; глум; похвала, которая хуже брани» [Толковый словарь живого великорусского языка В. Даля].

«Ирония – риторическая фигура, в которой слова употребляются в смысле, обратном буквальному, с целью насмешки» [Толковый словарь русского языка Д.Н. Ушакова].

В приведенных определениях присутствуют слова: насмешка, осмеяние, что сигнализирует об основных функциях иронии в русской коммуникативной культуре. Ни один из источников не указывает позитивную функцию иронии как основную. Ирония характеризуется как скрытый инструмент осуждения, что подтверждается определениями иронии как термина:

Словарь лингвистических терминов О.С. Ахмановой определяет иронию как «троп, состоящий в употреблении слова в смысле, обратном буквальному, с целью тонкой или скрытой насмешки; насмешка, нарочито облеченная в форму положительной характеристики или восхваления, например: «Посмотрите, каков Самсон!» (о слабом, хилом человеке)» [Ахманова 1966, с. 185].

Лингвистический энциклопедический словарь  (ЛЭС) дает следующее определение: «Ирония есть поношение и противоречие под маской одобрения и согласия; явлению умышленно приписывают свойство, которого в нем заведомо быть не может (Откуда, умная (осел) бредешь ты, голова? И.А. Крылов), хотя по логике авторской мысли его надо было ожидать» [ЛЭС 1987, с. 130].

«Ирония (греч eironeia – притворство) – металогическая фигура скрытого смысла текста, построенная на основании расхождения смысла как объективно наличного и смысла как замысла. Выступает в качестве скрытой насмешки, чем отличается от сатиры и пародии с их эксплицитно идентифицированным статусом» [Новейший философской словарь].

Что касается английских словарей, здесь упор делается на другие стороны иронии:

“Irony:  1. a form of humour in which you use words to express the opposite of what the words really mean; 2. a strange, funny, or sad situation in which things happen in the opposite way to what you would expect”  [MacMillan English Dictionary for Advanced Learners] (Ирония – форма юмора, в которой слова используются в противоположном значении. Странная, смешная или грустная ситуация, в которой все происходит не так, как ожидалось.)

“Irony – language which expresses a meaning other than that literary conveyed by the words, usually for humorous or dramatic effect” [Cristal 1995, р. 170]. (Ирония – высказывание, смысл которого отличен от буквального, обычно для достижения юмористического или драматического эффекта).

“Irony – the use of words to convey a meaning that is the opposite of its literal meaning: the irony of her reply, “How nice!” when I said I had to work all weekend” [http://dictionary.reference.com/browse/irony]. (Ирония – это использование слов в смысле, противоположном буквальному, например: ирония в ее ответе – «Как здорово!», когда я сказал, что мне придется работать все выходные.)

“Irony – the use of words that mean the opposite of what you really think in order to be funny; a situation that is strange or funny because things happen in a way that seems to be the opposite of what you expected” [http://www.thefreedictionary.com/irony].  (Ирония – употребление слов в смысле, противоположном тому, что вы в действительности думаете, с целью достичь эффекта смешного; странная или смешная ситуация, возникшая в результате того, что события приняли оборот, противоположный ожидаемому.)

“Irony – the expression of one’s meaning by using language that normally signifies the opposite, typically for humorous or emphatic effect; a state of affairs or an event that seems deliberately contrary to what one expects and is often amusing as a result” [OALD]. (Ирония – выражение смысла путем использования обратного значения, обычно для достижения юмористического или эмфатического эффекта; событие, которое прямо противоположно ожидаемому и поэтому забавно.)

В английских дефинициях слова irony насмешка или критика как цель иронии упоминается значительно реже. Вышеперечисленные английские определения иронии выявляют ее основные функции – такие как развлечение, увеселение, обеспечение комфортного общения.

Анализ употребления однокоренных слов и их перевод также выявил существующие различия. Наречие иронично встретилось в следующих сочетаниях: иронично хмыкнуть, иронично воскликнуть, иронично посмотреть,  иронично заметить, принять иронично и даже злобно, иронично кривить рот, воспринял иронично, но отказать не сумел, иронично обошлась судьба.  Ироническим в русском языке могут быть  текст, оттенок, образ, ум, смысл, актер, комментарий, намек, фон, детектив и др.  [Национальный корпус русского языка, http://www.ruscorpora.ru/].

В английском языке слова ironic, ironically употребляются в других ситуациях:

Human and charming as Figaro, suitably ironic too (человечный и очаровательный, как Фигаро, с чувством юмора); by one of the great ironic twists (парадоксально/ невероятным образом); how ironic (как странно/ удивительно/ парадоксально); It’s also ironic that the whole discussion could have taken place on radio (Забавно/ удивительно, что вся эта дискуссия происходила на радио); It is ironic that Prince Philip was attending a conference of the Worldwide Fund for Nature in Buenos Aires last week while Prince Charles was busy shooting pheasants at Sandringham (Забавно/ удивительно, что принц Филипп на прошлой неделе присутствовал на конференции Международного Фонда по защите природы в Буэнос Айресе, а принц Чарльз в это время охотился на фазанов в Сандрингэме); It was ironic that now everybody in our district had plenty of money for food they couldn’t obtain (Парадоксально, что у всех в нашем районе много денег, а еду невозможно купить); With all this bravado it’s rather ironic that none of the performers would tell me their real names (При всей этой браваде весьма странно, что участники не сообщают своих реальных имен); It is ironic that the media tend to promote individuals in this last group (Странно, что СМИ занимаются продвижением личностей из последней группы).

     Ironically, they both live there now (Комично, но теперь они оба живут по соседству); Ironically, Rockefeller was exactly that type of capitalist he would have despised back in England (Парадоксально, что Рокфеллер оказался именно тем капиталистом, которых он ненавидел в Англии); Both were convicted and sentenced to hang, ironically for a mass of mundane crimes (Поразительно, что оба они были приговорены к казни через повешение за серию незначительных преступлений); Ironically, of the states that border the South Atlantic, only Argentina has not yet ratified the Treaty (Странно, что из всех государств побережья Южной Атлантики только Аргентина все еще не ратифицировала соглашение). [The British National Corpus (BNC) http://www.natcorp.ox.ac.uk/]

Из приведенных примеров видно, что слова ironic, ironically чаще всего переводятся как парадоксально, странно, забавно, а не иронично.

    Таким образом, понятия ирония и irony в русском и английском языке не являются идентичными. Они имеют общую область пересечения (насмешка, критика), но каждое из них имеет собственную область значения: в семантике английского слова irony содержатся значения юмор, парадокс, странность; в русском слове ирония содержатся значения поношение, осмеяние, глумление.

 

Библиографический список

  1. Варзонин Ю.Н. Коммуникативные акты с установкой на иронию. Дисс. … канд. филол. наук. Тверь, 1994. – 148 c.
  2. Ермакова О.П. Ирония и ее роль в жизни языка. – Калуга, КГПУ им. К.Э. Циолковского, 2005. – 204 с.
  3. Шилихина К.М. Современные теории вербальной иронии: основные проблемы. Язык, коммуникация и социальная среда. Выпуск 6. Воронеж, ВГУ, 2008. С. 24-32.
  4. Палажченко П.Р. Мой несистематический словарь (Из записной книжки переводчика). – 3-е изд., стереотип. – М.: Р. Валент, 2003. – 304 с.
  5. Пивоев В.М. Ирония как феномен культуры. Петрозаводск, 2000. – 106 с.
  6. Attardo S. Irony as a Relevant Inappropriateness./S.Attardo.//Irony in Language and Thought. A Cognitive Science Reader. Ed. By H.L. Colston and R.W. Gibbs. – New York, London: Lawrence Erlbaum Associates. 2007. – P.135-172.
  7. Hutcheon L. Irony’s Edge. The Theory and Politics of Irony/L.Hutcheon. – New York: Routledge, 2005. – 248 p.
  8. Словари и электронные ресурсы
  9. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. М.: «Советская энциклопедия», 1966.
  10. Даль В.И.Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. — Спб., 1863-1866.
  11. Ефремова Т. Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. – М.: «Русский язык», 2000.
  12. Литературный энциклопедический словарь. 1987 (ЛЭС).
  13. Новейший философский словарь / Сост. Грицанов А.А. Минск 1999. – 896 с.
  14. Ожегов С.И. Словарь русского языка (СРЯ): Ок. 57 000 слов/ Под ред. докт. филол. наук, проф. Н.Ю. Шведовой. – 16-е изд., испр. – М.: Рус.яз., 1984. – 797 с.
  15. Советский энциклопедический словарь, М.: «Советская энциклопедия», 1982. Толковый словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. Д. Н. Ушакова. Т. 1. М., 1935; Т. 2. М., 1938; Т. 3. М., 1939; Т. 4, М., 1940. (Переиздавался в 1947-1948 гг.); Репринтное издание: М., 1995 (СЭС).
  16. Толковый словарь русского языка / Под ред. Д.Н. Ушакова. — М.: Гос. ин-т «Сов. энцикл.»; ОГИЗ; Гос. изд-во иностр. и нац. слов., 1935-1940. (4т.)
  17. Crystal D. The Cambridge Encyclopedia of the English Language/D. Crystal – Cambridge: CUP, 1995. – 489 p.
  18. Macmillan English Dictionary for Advanced Learners (New Edition), 2007.
  19. Oxford Advanced Learner’s Dictionary (OALD) http://oald8.oxfordlearnersdictionaries.com//
  20. http://dictionary.reference.com/browse/irony.
  21. http://www.thefreedictionary.com/irony.
  22. Национальный корпус русского языка, http://www.ruscorpora.ru/
  23. TheBritishNationalCorpus (BNC) http://www.natcorp.ox.ac.uk/

 

The notion of irony in the english and russian languages

 

Abstract:The article deals with the notion of irony as a linguistic term. The author explores the matter of whether irony belongs to language and draws the conclusion of their close connection, as irony is realized through language means. Further, the question of semantics is covered of the Russian word “ironia” and the English word “irony”. The material is represented by dictionaries and National Corpus of the Russian Language and British National Corpus. The conclusion is drawn about the difference in semantic meanings of these words.

Key words: irony, language, definition, semantics, language means.

 

 

Юмор и ирония в политическом дискурсе: основные модели, речевые приемы и функции

УДК 81’27

А.С. Зотова

Уральский государственный педагогический университет, г. Екатеринбург, Россия

Аннотация. Рецензия на монографию Н.Б. Руженцевой, Е.В. Шустровой, М.Б. Ворошиловой «Юмор и ирония в политическом дискурсе». Юмор и ирония рассматриваются как виды комического, в первую очередь находящие свое воплощение в политическом дискурсе, также раскрыты вербальные и невербальные проявления юмора и иронии данного дискурса.

Ключевые слова: юмор, ирония, комическое, политическая коммуникация, политическая карикатура, политический дискурс.

Abstract. Review of N. B. Ruzhentseva, E. V. Shustrova, M. B. Voroshilova monograph «Humour and irony in a political discourse». The humour and irony are considered as types comic, first of all finding the embodiment in a political discourse, verbal and nonverbal manifestations of humour and irony of this discourse are also opened.

Keywords: humour, irony, comic, political communication, political caricature, political discourse.

 

Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект №16-18-02102)

 

Рецензируемая монография «Юмор и ирония в политическом дискурсе» коллектива авторов Н.Б. Руженцевой, Е.В. Шустровой, М.Б. Ворошиловой отразила необходимые теоретические компоненты юмора и иронии как видов комического, которые позволяют сформировать представление о данных понятиях в ключе политического дискурса. Так, например, юмор выполняет функции:

  • политической социологизации;
  • коммуникативную;
  • идентификации и дифференциации;
  • сплоченности;
  • конфликта и согласия.

Ирония позиционируется как более жесткий вид комического и соотносится с насмешкой, вызывающей негативно-оценочное отношение к объекту иронии и активизирующей критическое мышление адресата. Авторы акцентируют внимание на том, что считают «иронию не тропом, а типом авторской эмоциональности.

Отдельным вопросом в монографии рассматривается комическое в массмедийном политическом дискурсе. Приведен яркий пример смены парадигмы публицистического текста в 1990-е годы в русле «языковой раскованности». Безусловно, внимание привлекает и раздел монографии «Ирония как средство атаки на адресата и контратаки», в котором авторы продемонстрировали ее применение на актуальных украинских событиях, вызвавших во всем мире общественный резонанс. Именно в данных критических условиях ирония становится орудием борьбы за умы общественности.

Отдельные главы посвящены юмору и иронии в политическом дискурсе. Н.Б. Руженцева рассматривает юмор на примере юмористических рассказов Андрея Колесникова – известного российского журналиста, который является исполнительным директором «Коммерсант-Холдинга». Юмор проявляется на разных уровнях макроструктуры текста: на уровне заголовков, на уровне субъектной организации текста, на уровне композиции, на уровне ситуации, стоящей за текстом. Авторы монографии подчеркивают, что юмор в отличие от иронии «политкорректен по отношению к основным ценностям политического нарратива», а ирония, наоборот, неполиткорректна «и к основным, и к более частным ценностям политического нарратива, превращая их в антиценности».

Подробно представлены основные функции комического в политических слоганах (позиционирования, идентификации кандидата, формирования имиджа кандидата, побуждения), которые подчеркивают намеренность действия, показательно выстраивают сложную схему речевого воздействия в политическом дискурсе.

Несомненным достоинством монографии является презентация политической карикатуры как орудия неформальной коммуникации (М.Б. Ворошилова), поскольку в настоящее время карикатура чутко реагирует на политические изменения в обществе и является своего рода лакмусовой бумажкой политических событий. В качестве основных символов карикатура использует официальные (Кремль, звезда, двуглавый орел) и неофициальные (медведь, матрешка, водка и др.) образы, что характеризует некоторую стереотипность мышления в преставлении российских граждан западными СМИ.

Огромный интерес представляет материал по методикам анализа креолизованного политического текста. В качестве примера Е.В. Шустровой представлена риторика Б. Обамы и карикатура на него, которая, безусловно, является актуальным и интересным материалом для прочтения не только специалистам в этой области, но и широкому кругу читателей.

Монографию отличают стройность и логичность предъявления материала, строгая продуманность и доказательность приводимых аргументов. Рекомендуется использовать материалы данного издания в рамках отдельных курсов по риторике, политической коммуникации, политической лингвистике и др. для углубленного изучения темы юмора и иронии в политическом дискурсе. Материалы монографии способствуют повышению профессиональной компетенции преподавателей в данной области исследования и могут послужить мотивацией к изучению других аспектов политического дискурса.

 

Библиографический список

  1. Ворошилова М.Б. Пятая ветвь власти: функции политического юмора / М.Б. Ворошилова // Образование и наука : материалы 4-й рег.науч-практ. конференции (Новоуральск, 2010). – с.113-116.
  2. Руженцева Н.Б. Массмедийный политический дискурс: давление контекста и давление контента в свете украинских событий / Н.Б. Руженцева // Имплицитные и эксплицитные стратегии в восточноевропейском политическом дискурсе : материалы рос.секции междунар.конференции. – Екатеринбург : Урал. гос. пед.ун-т ; Цюрих : Цюрихский ун-т, 2014. – с.119-132.
  3. Чудинов А.П. Метафорическая мозаика в современной политической коммуникации / А.П. Чудинов ; Урал.гос.пед.ун-т. – Екатеринбург, 2005.
  4. Шустрова Е.В. Дискурс Барака Обамы: приемы и образы / Е.В. Шустрова // Политическая лингвистика. – 2010. — №2 (32). – с.77-91. 

 

REFERENCES

  1. Voroshilova M. B. Fifth branch of the power: functions of political humour / M. B. Voroshilova//Science and education: materials of the 4th reg.nauch-prakt. conferences (Novouralsk, 2010). – page 113-116.
  2. Ruzhentseva N. B. Mass media political discourse: pressure of a context and pressure of content in the light of the Ukrainian events / N. B. Ruzhentseva//Implicit and explicit strategy in the East European political discourse: mezhdunar.konferention ros.sektion materials. – Yekaterinburg: Urals. state. ped.un-t; Zurich: Zurich un-t, 2014. – page 119-132.
  3. Chudinov A. P. A metaphorical mosaic in modern political communication / A.P. Chudinov; Ural.gos.ped.Un-t. – Yekaterinburg, 2005.
  4. Shustrova E. V. Barack Obama’s discourse: receptions and images / E.V. Shustrova//Political linguistics. – 2010. — No. 2 (32). – page 77-91.

Юмор как средство коммуникации политических лидеров 

УДК 316.6

 Д.В. Тупикина 

Магнитогорский государственный технический университет им. Г.И. Носова, Институт гуманитарного образования. г. Магнитогорск, Россия

Аннотация: В данной статье рассматривается важность использования юмора в политической сфере общества на примере современных российских политических лидеров. Проводится анализ функций юмора в политическом смехе современной России и выявляются приемы остроумия в высказываниях некоторых современных политических лидеров. 

Ключевые слова: Юмор, комическое, коммуникация политических лидеров, тонкий юмор, ирония, сарказм, приемы остроумия.

Abstract: This article discusses the importance of humor in the political sphere of society on the example of modern Russian political leaders. The analysis functions in the political humor laughter modern Russia and identify techniques of wit in the statements of some of the current political leaders. 

Keywords: humor, comic, communication of political leaders, subtle humor, irony, sarcasm, wit techniques.

 

Смех, юмор, комическое занимают важное место в духовной жизни индивида и социальных слоёв любого уровня. Эти явления пронизывают все сферы жизни, в том числе и политическую культуру общества. Данная тема актуальна, так как юмор, комическое в исполнении политиков выполняют такие важные функции, как:

— привлекают внимание аудитории,

— создают атмосферу дружелюбия,

— отстаивание своих позиций говорящим и вопрошающим,

— дискуссия с оппозицией,

— оживляют выступление и пр. [1]

В сфере политики юмор играет важную роль. Разуваев В.В. исследовал важность политического смеха в книге «Политический смех в современной России» [2] 

Вербальная смеховая культура русского народа имеет давние традиции. В этом плане представляет значительный интерес монография Гневэк О.В., в которой обозначается, что смеховая культура русского народа существует и в политической реальности народа и его лидеров.[3] Иванюшкин А.А. указывал на то, что юмор является фактором взаимодействия общества и власти.[4] 

Мусийчук М.В. пишет следующее: «Юмор в значительной степени оптимизирует процесс воздействия политических лидеров на электорат, особенно в процессе организации и проведении информационной части избирательных кампаний, PR-воздействия на аудиторию». [5] Важную роль в политическом юморе играет ирония в виде халеазма, иногда перерастающего в сарказм. В данной статье анализируется политический «тонкий юмор». 

Преподнесение информации с положительными эмоциями на основе юмора – одна из важных задач современных политиков. Отметим интересную работу Фурсова А.Л. «Собеседование с юмором: игровые формы профессионального отбора молодых специалистов в медиа-сфере». В своей работе он пишет, что главным оружием современного мира можно считать информацию. [6] В настоящее время в международных политических дискуссиях и бриффингах можно отметить проявление умения политических ораторов в использовании юмора. Юмор в речи политиков может быть оценён как профессионально значимое качество личности политического лидера.

Одним из ярких мастеров «тонкого юмора» хочется назвать российского министра иностранных дел Сергея Лаврова Викторовича. Этого политического лидера американская газета «The Washington Post» удостоила высокого звания «геополитического тролля». Российский министр иностранных дел после подписания шестью странами (США, Великобритания, Германия, Франция, Россия) соглашения по ядерной программе Ирана, тонко подметил, что теперь Америке не придется создавать систему ПРО по всей Европе. 

Во время недавних событий на Украине европейский комиссар Кэтрин Эштон, при посещении делегации НАТО Майдана, вместе с коллегами устроила благотворительную акцию и кормила оппозиционеров печеньем. Впоследствии, при встрече глав МИД России и Евросоюза, Сергей Лавров предложил ей чаю с печеньем со словами «Не такое как на Майдане, но тем не менее».[7] Сергей Лавров искусно использует тонкий юмор в дипломатии, что позволяет ему вежливо и без излишней агрессии отстаивать свою точку зрения, при этом показывая слабые стороны и несостоятельность доводов оппонентов. 

Несомненно, в умении политического «тонкого юмора» необходимо выделить официального представителя МИД Марию Владимировну Захарову. Марию Захарову называют «Русской супер-женщиной». Несмотря на все, она продолжает иронично отвечать на вопросы журналистов во время конференций. Еще одним подтверждением значения юмора в политике можно выделить тот факт, что в данный момент ее активность в социальной сети Facebook отслеживают многие политические фигуры и журналисты. Не так давно в одном из постов Захарова на своей странице в Facebook прокомментировала сообщения о том, что суд в Киеве выдал ордер на арест министра обороны России Сергея Шойгу. Она отметила, что « Это сильнейшая история: воевать с Россией (именно в этом состоянии находится Украина, по заявлению ее руководства) путем вызова министра обороны в районный суд». Мария Захарова поинтересовалась, почему Шойгу вызвали в суд «одного, без танкистов, которые, также по заявлению киевского руководства, «бороздят украинские просторы». «Получается, или танкисты не виноваты и пускай себе воюют. Или районный суд испугался, что ребята, будучи людьми вежливыми, на самом деле могут подъехать в Печерский район Киева, если вызовут», — отметила Захарова.[8]

В совместной работе Мусийчук М.В. и Гневэк О.В. отмечается, что одним из основных механизмов юмора является механизм смещения оценок (обесценивания и повышенной оценки).[9] В другой общей работе раскрывается когнитивно-аффективная сущность юмора в форме и содержании символов юмора, таких, как улыбка, зубы, солнце и других. [10]

Во время брифинга (12.04.2016) Мария Захарова, с позволения журналистов, рассказала анекдот про президента Украины Порошенко Петра Алексеевича и Крым. «Я позволю себе рассказать анекдот, который мне кажется очень уместным в данном случае. Когда небезызвестный руководитель Украины обращается в молитвах к Всевышнему: «Помоги вернуть Крым». А ему отвечают: «Крым вы уже вернули, теперь пора вернуть деньги», — сказала Захарова, комментируя резолюцию Европарламента по Крыму. В данном примере реализован такой прием остроумия, как игра слов в варианте двойного истолкования. «Игра слов», или французский аналог – каламбур, связан с многозначностью, то есть с преобразованием значения слова (слов) в ходе сообщения [11].

И, конечно же, «Русская супер-женщина» не могла не осмыслить через юмор ин-цидент с внешним видом Михаила Саакашвили на антикоррупционном форуме в Днепропетровске. На ситуацию, когда президент Грузии во время интервью с журналистами отвлекся на телефонный разговор, забыв о включенных камерах, и начал жевать свой галстук Мария Захарова не отреагировала. Но в марте экзотический вид одесского губернатора тут же был иронически оценен Марией Захаровой. Михаил Саакашвили вышел на выступление на антикоррупционном форуме в Днепропетровске с заправленной в носки штаниной. «После того как Кондолиза Райс послала украинцев в Либерию, чтобы радовались тому, что у них есть, меня трудно было чем-то удивить. Но, между прочим, вот это американское протеже «на лабутенах и в … штанах» имеет амбициозные политические планы на Украине», — разразилась остротами в социальной сети дипломат. [12]

Главам МИД Германии, России и Великобритании – Франку-Вальтеру Штайнмайеру, Сергею Лаврову и Филипу Хэммонду — было предложено оценить в процентах перспективы прекращения насилия в Сирии. 

«Штайнмайер лаконично ответил 51%. Лавров начал объяснять, что необходимо всем выполнять взятые на себя обязательства, ответственно подходить к принятым решениям, коллективно взаимодействовать по вопросу урегулирования, а так как в этом есть сомнения, дал 49%. Хэммонд сказал, что во всем виноват Кремль», — отметила Захарова в Facebook. Мария Захарова высказалась, что ситуация напоминает «анекдот, основанный на реальных событиях».[13] В данном примере используется намек как прием остроумия. А именно, намек в форме аллюзии, то есть указание на что-то всем известное. 

Мария Захарова – сильный политический лидер, владеющий великолепным юмором и остротой ума, не оставляющая равнодушным электорат. 

Ряд высказываний Путина Владимира Владимировича – президента Российской федерации – можно назвать самыми обсуждаемыми и акцентированными в СМИ, благодаря сатирической концепции. На многих выступлениях Владимир Владимирович не упускает возможности сострить, рассказать анекдот, разрядить обстановку. Так на вопрос немецкого журналиста: «Считаете ли вы правильным негативное отношение Германии к атомной энергетике?» Путин В.В. ответил: «Почему-то немецкой общественности не нравится атомная энергетика. Я хочу на это ответить комментарием. Вот, но…я вообще не понимаю, а чем вы будете топить? Газа не хотите, атомную энергетику вы не развиваете. А чем вы будете, дровами топить? Но за дровами тоже в Сибирь надо ехать». На данное замечание зал рассмеялся. В примере была использована ирония в форме сарказма. При использовании иронии в форме сарказма происходит не только усиление контраста выражаемого и подразумеваемого, но и немедленное обнажение подразумеваемого. 

После слов Медведева Д.А., выступавшего в Оренбурге на заседании президиума совета при Путине по развитию местного самоуправления, о том, что: «Такие вещи, как мздоимство, чиновничий произвол, — хроническая болезнь нашей страны, и в царское время, и в советское время — одно и то же», — президент России в подтверждение этого тезиса рассказал анекдот про американского разведчика: «Приходит шпион на Лубянку сдаваться, а у него спрашивают: «Из какой страны?» — «Из США». — «Тогда вам в пятый кабинет». Там интересуются: «Оружие есть?» — «Есть». — «Тогда вам в седьмой». Там спрашивают: «А средства связи есть?» — «Есть». — «Тогда вам в десятый». — «Ну а задание у вас есть?» — «Разумеется, есть». — «Тогда идите и выполняйте его и не мешайте работать». [14] Анекдот, рассказанный президентом, вызвал позитивную реакцию, тем самым не утратив истинного смысла обсуждаемой проблемы. Также в данном примере использовался прием остроумия ложное усиление, которое характеризуется перемещением смыслового центра на алогичное уточнение.

В Ялте были проведены переговоры Путина и Тимошенко, во время которых Россия и Украина договорились скорректировать договоренности в газовой сфере, в том числе о новых объемах. Об этом премьер-министр РФ Владимир Путин и премьер Украины Юлия Тимошенко заявили в Ялте на пресс-конференции. В то же время в Киеве проходила встреча президента Украины В.А. Ющенко и Грузии М.Н. Саакашвили.
На просьбу одного из журналистов прокомментировать данный факт Путин ответил следующее: «Двум президентам есть о чем поговорить, что обсудить. Бойцы вспоминают прошедшие дни … о том, как продули битвы». И посоветовал двум президентам идти на ужин без галстуков, «которые сейчас в цене. Неровен час… вы меня понимаете. Слопает гость Ющенко галстук …» [15] В примере использовался прием остроумия ирония в виде сарказма, жесткой насмешки. 

Юмор, комическое являются составляющими не только повседневности, обыденности, но и политики. Юмор «в руках» умелого оратора и политического лидера может привести к поддержке со стороны общественной массы или к неудобству оппозиционера. Но политика – дело тонкое. Неудачная шутка политического лидера может привести к конфликтным ситуациям. Именно поэтому политический лидер должен обладать такими качествами как остроумие и чувство юмора.

 

Библиографический список

  1. Зелезинская Л.А. Юмор как средство политического влияния. №3 (20), Год: 2012, Страницы: 73-77.
  2. Разуваев В.В. Политический смех в современной России. М.: Теис, 2002. – 262с.;
  3. Гневэк О.В. Специфика вербальной смеховой культуры русского народа, Монография. Магнитогорск: изд-во «МаГУ», 2011. — 297с.
  4. Иванюшкин, А. А. Политический юмор как фактор взаимодействия общества и власти : автореф. дис. … канд. полит. наук / А. А. Иванюшкин; Московский пед. гос. ун-т. – М., 2006. – 21 с.; 
  5. Мусийчук М.В. Коммуникативный механизм юмора как средство эффективного воздействия политического лидера // Мир науки. 2015. № 3. С. 35. 
  6. Фурсов А.Л. Собеседование с юмором: игровые формы профессионального отбора молодых специалистов в медиа-сфере» / Хумор и сатира в координатите на XXI век: сборник от научни статии / Редактор-сост. М.Н. Капрусова. – Варна: ЦНИИ «Парадигма», 2016. – 92 с.; 
  7. Горобец Д. Геополитический тролль Сергей Лавров [Электронный ресурс] // Русское Агентство Новостей. 2015. URL: http://xn—-ctbsbazhbctieai.ru-an.info (дата обращения: 25.09.2016);
  8. Одиноков Е. Захарова поиронизировала над решением киевского суда об аресте Шойгу [Электронный ресурс] // РИА Новости. М. 2016. URL: https://ria.ru/world; (дата обращения: 25. 09. 2016);
  9. Gnevek O.V., Musiichuk M.V. Multifunctionality of humor as a mechanism for probabilistic forecasting // Harvard Journal of Fundamental and Applied Studies. 2015. № 1 (7). С. 266-272.
  10. Мусийчук М.В., Гневэк О.В. Когнитивно-аффективная сущность юмора в форме и содержании символов юмора // В сборнике: Ананьевские чтения — 2006 Материалы научно-практической конференции. Под редакцией Л.А. Цветковой, А.А. Крылова. 2006. С. 203-205. 
  11. Мусийчук М.В. Развитие креативности или дюжина приемов остроумия. Магнитогорск, 2008. 
  12. Маткин Е. «Русская суперженщина»: 10 громких высказываний Марии Захаровой [Электронный ресурс] // ТВЦ. М. 2016. URL: http://www.tvc.ru/news; (дата обращения: 25. 09. 2016);
  13. Астапкович В. Захарова рассказала анекдот про русского, англичанина и немца [Электронный ресурс] // РИА Новости. М. 2016. URL: https://ria.ru/world/; (дата обращения: 25. 09. 2016);
  14. Гамов А. Путин рассказал анекдот: «Приходит шпион сдаваться…» [Электронный ресурс] // Комсомольская Правда. М. 2011. URL: http://www.kp.ru/; (дата обращения: 25. 09. 2016);
  15. Веббер А. Путин посоветовал Ющенко на встречу с Саакашвили идти без галстука, оба президента обиделись [Электронный ресурс] // Журнал курьёзов. М. 2009. URL: http://perly.ru; (дата обращения: 25. 09. 2016).

О понятийном аппарате гелотологии

УДК 81-13

О.В. Гневэк

Магнитогорский государственный технический университет им. Г.И. Носова, Институт гуманитарного образования. г. Магнитогорск, Россия

Аннотация. В статье анализируется философско-эстетическое понятие «комическое», проявляющееся в форме осмеяния исторически обусловленного (полного или частичного) несоответствия данного социального явления, деятельности, поведения людей, их нравов и обычаев объективному ходу вещей и эстетическому идеалу прогрессивных человеческих сил. 

Размышляя о характере взаимоотношений центральных понятийных единиц гелотологии, автор приходит к следующим выводам. Комическое, являясь философско-эстетической категорией, связано с выявлением специфики объекта осмеяния. Способы осмеяния создаются субъектом, специфика которых раскрывается в дефинициях «юмор», «ирония», «сатира». Каждый из способов смеховой деятельности субъекта имеет свои особенности, обусловленные скрытостью или открытостью насмешки, содержанием проецируемых отношений к объекту осмеяния, различной долей участия интеллекта и аффекта. Очевидно, что каждое из понятий – юмор, ирония, сатира – служит для обозначения способности, специфики деятельности, особенностей полученного результата смеховой деятельности, т.е. выступает самостоятельной научной категорией. Категория комического вступает во взаимодействие с категориями юмора, иронии, сатиры для определения содержания субъектно-объектных отношений. Очевидно, что подобные отношения не могут быть родовидовыми, они могут быть только паритетными, равнозначными, категориальными. 

При признании паритетности отношений между означенными категориями целесообразно категорию комического квалифицировать как выработанный смеховой культурой особый способ получения новых знаний о мире посредством выявления противоречивости идей, смыслов, понятий, воспринимаемых носителями конкретных языков как общепризнанные и непротиворечивые. При таком понимании ирония, юмор, сатира будут выступать приемами комического, сущность которого отражает порождаемый им смех.

Ключевые слова: гелотология, юмор, ирония, сатира, комическое, осмеяние.

Abstract: the article analyzes the philosophical and esteticheskie the concept of «comic», manifested in the form of derision has historically caused (full or partial) mismatch of the social phenomena, activity, behavior of people, their manners and customs, the objective course of things and the aesthetic ideal of progressive human forces. 

Reflecting on the nature of the relationship of the Central conceptual units gelotology, the author comes to the following conclusions. Comic, as a philosophical and aesthetic category associated with the identification of the specificity of the object of derision. Methods of derision created by the subject, the specifics of which are revealed in the definitions of «humor», «irony», «satire». Each of the methods humorous activities of the subject has its own peculiarities due to the secrecy or openness of ridicule, the content of the projected relations to the object of derision, various shares intelligence and passion. It is obvious that each of the notions of humor, irony, satire – is used to denote ability, specific activity, characteristics of the result humorous activities, i.e. acting as an independent scientific category. Category comic interacts with the categories of humor, irony, and satire to the determination of subject-object relations. It is obvious that such relations cannot be rodbegbie, they can only be equal, equal, categorical. The recognition of the parity of relations between the aforesaid categories appropriate category comic.

The recognition of the parity of relations between the aforesaid categories, the category appropriate to qualify the comic as humorous culture developed a special way of acquiring new knowledge about the world by identifying contradictory ideas, meanings, concepts, perceived by speakers of specific languages as recognized and consistent. With this understanding irony, humor, satire will be performing the techniques of the comic, the essence of which reflects they generated laughter.

Key words: gelotology, humor, irony, satire, comic, ridicule.

 

Выделение гелотологии не только как науки о роли смеха в сохранении здоровья человека, но и в широком понимании науки о смехе заставляет задуматься о содержании используемого понятийного аппарата. 

Философско-эстетическое осмысление смеховой культуры привело к формированию довольно мощного понятийного аппарата, компрессирующего достижения в данном направлении. Сущность смеха раскрывается в целом комплексе научных категорий и понятий: комическое, юмор, ирония, сатира, сарказм, сардонический смех, гомерический смех, насмешка и т.п. При этом сами термины употребляются обычно в родовидовом соотношении. 

Так, в большинстве исследований утверждается, что к разряду философско-эстетических категорий относится понятие «комическое», проявляющееся в форме осмеяния исторически обусловленного (полного или частичного) несоответствия данного социального явления, деятельности, поведения людей, их нравов и обычаев объективному ходу вещей и эстетическому идеалу прогрессивных человеческих сил. Комическое по своему происхождению, сущности и эстетической функции носит социальный характер. Его истоки коренятся в объективных противоречиях общественной жизни. Комическое может проявляться по-разному: в несоответствии нового и старого, содержания и формы, цели и средства, действий и обстоятельств, реальной сущности человека и его мнения о себе. Формами проявления комического признаются юмор, ирония, сатира, фарс, бурлеск, гротеск и т.п.

В данном определении в снятом виде содержится понимание природы комического, заложенное в популярных в науке теориях: 

— теории отрицательного свойства объекта осмеяния, согласно которой смех возникает при осознании превосходства субъекта над комическим объектом (Аристотель, Гоббс, Уберхорст); 

— теории деградации, рассматривающей смех как нравственную оценку косного, отжившего (Бен, Стерн, Бергсон); 

— теории контраста, где смех трактуется как реакция на контраст, диссонанс явлений одного порядка (Локк, Кант, Липпс, Жан-Поль Рихтер);

— теории противоречия, согласно которой комическое есть объединение противоречивых сущностей (Шопенгауэр, Гегель, Фишер, Чернышевский); и, наконец, 

— теории отклонения от нормы, выразившей наиболее общую идею эстетических теорий комического о том, что смешное возникает при восприятии явления, не соответствующего норме (Обуэ, Кросс, Дземидок).

Общепринятая трактовка комического, на первый взгляд, действительно устанавливает субординационные отношения между понятиями, раскрывающими сущность смеховой культуры. Однако более пристальное изучение обнаруживает, что смех может вызываться собственно физиологическими причинами: испытываемым удовольствием, ощущением комфорта, уюта, — а значит, лишен того социального своеобразия, которое описывается как главная отличительная черта комического. Кроме того, категория комического ориентирует исследователя на изучение объекта осмеяния, сам же «насмешник» выведен из зоны научного анализа. Это обстоятельство, наверное, особенно остро ощущали такие исследователи смеховой культуры, как В.Я. Пропп, М.М. Бахтин, Л.В. Карасев, намеренно отказавшиеся от понятия «комическое» и заменившие его понятием «смех».

Согласно В.Я. Проппу, всё, что связано с жизнью – солнце, свет, плодородие, растения, животные, рождение – связано в мифологическом мышлении со смехом, магическим средством создания жизни. По В.Я. Проппу, древнейший смех как проявление полноты жизни, как радостное ощущение облегчения, радость торжества даже при переходе от смерти к жизни («новое рождение») двойственен по своей природе, где ритуальное легко переходит в психофизиологическое и наоборот [1].

Для М.М. Бахтина «смех – форма крупного плана, он необычайно приближает предмет, разрушает всякую созданную пиететом или страхом дистанцию и даль (высоту) предмета; в далевом образе мир не может быть смешон. Поэтому смех – предпосылка реализма: он втягивает предмет в зону современности и фамильярности, где его можно ощупать руками, разложить, проникнуть в его нутро, исследовать» [2; 514].

М.М. Бахтин рассматривает ритуальный смех с онтологической точки зрения («непереработанная и не рационализированная официальным сознанием основа мира» [2; 519]), в котором возможно всё: любые изменения и преобразования, поскольку смех лишен оглядки на авторитеты, равно как стремления к законченности или трафаретности, устойчивости. Включенный в «бытие — в- мире», «жизненный мир» (М. Хайдегерр), он может быть только универсальным («он направлен на все и на всех» [2; 303] и амбивалентным («он веселый, ликующий и – одновременно – насмешливый, высмеивающий, он отрицает и утверждает, и хоронит, и возрождает» [2; 303]. 

Определив онтологический статус смеха, М.М. Бахтин определяет и его гносеологические основы. Выявление противоречий в окружающей действительности или в способах присвоения этой действительности в смеховой культуре – это процесс формирования нового подхода к мировоззренческим основам человеческой жизни, это рождение новых горизонтов познания; причем высокая аффектация самого процесса выявления противоречивости бытия является гарантом, условием рождения нового отношения, нового уровня осознавания конкретных явлений. Именно в этом смысле амбивалентный смех, отрицая, возрождает и обновляет. Таким образом, по логике ученого, смех является способом преодоления противоречий в процессе присвоения и понимания окружающего мира, способом преодоления противоречий между общественным способом познания мира и индивидуальной формой присвоения получаемых знаний.

Свое понимание сущности смеховой культуры М.М. Бахтин формулирует в концепции гротескного реализма. По мнению ученого, именно гротеск как первоначальная форма смеховой народной культуры выработал в первом приближении все свойства комического: универсальность как метод познания мира, амбивалентность как фиксацию противоречивого устройства бытия, утопичность как веру в преодоление противоречивости познания и бытия, миросозерцательность как направленность познания средствами комического на всю окружающую действительность, глубину как наличие многообразных способов осмысления мира средствами комического. Это открытие он делает на основе творческого переосмысления положений Конрада Бурдаха, сформулированных в книге «Реформация, Ренессанс, Гуманизм». В изложении самого Бахтина К. Бурдах в своей книге показывает, «как …идея – образ возрождения (в самых разных вариациях), зародившаяся первоначально в древнейшем мифологическом мышлении восточных и античных народов, продолжала жить и развиваться на протяжении всего средневековья. Сохранялась она и в церковном культе (в литургии, в обряде крещения и др.), но здесь она находилась в состоянии догматического окостенения. Со времени религиозного подъема XII века (Иоахим из Фиора, Франциск из Ассизи, спиритуалы) эта образная идея оживает, проникает в более широкие круги народа, окрашивается чисто человеческими эмоциями, пробуждает поэтическое и художественное воображение, становится выражением нарастающей жажды возрождения и обновления в чисто земной, мирской сфере, то есть сфере политической, социальной и художественной жизни» [2; 350]. 

По подобной модели, по мнению М.М. Бахтина, осуществлялось зарождение и развитие смеховой народной культуры (в частности, гротеска), изначально возникшей как эмоционально окрашенная и амбивалентная, а затем, по мере «взросления» — превращающейся в утопическую, миросозерцательную, глубинную. 

Основные положения теории формирования и развития смеховой культуры М.М. Бахтина подтверждаются данными современных философских исследований. Именно в ряде философских работ доказывается (Я.Э. Голосовкер, А.Ф. Косарев, А.Ф. Лосев и др.), что способом фиксации идеи бессмертия и становится гротеск.

Идея бессмертия стала основой не только тотемистического мировосприятия. Она стала основой формирования и развития смеховой культуры как специальной лаборатории человечества, осваивающей нестандартные способы познания мира и его присвоения. Смех над бедой, невзгодами, смертью по своей сути является признанием бессмертности человеческого духа, связанного со всеми сторонами человеческого бытия. Смех над окружающим миром – это осознание его противоречивости и поиск новых способов ее преодоления. Смех над собой — это попытка самосовершенствования наличного интеллектуально-чувственного опыта, обогащающая в конечном итоге все человечество. Смех – это параллельно существующий мир, постоянно проверяющий на прочность мир реальный, преобразующий в нем всё, что с точки зрения смеющегося представляется неправильным, недолжным. Именно в подобном ключе природу смеха исследует Л.В.Карасев, отказавшийся от общепринятого отождествления понятий «комическое» и «смех».

Само отождествление, по Л.В. Карасеву, существенно сужает рамки изучения смеховой культуры, поскольку заставляет любого ученого замыкаться в строго определенных оппозициях: комическое –трагическое, комическое – прекрасное, комическое – злое, комическое – доброе, комическое – сакральное и т.п. По мнению ученого, все сложившиеся оппозиции лишают смех его гносеологической уникальности: «Смех требует себе в оппоненты чего-то столь же многозначного, умственного, парадоксального, как и он сам» [3; 14]. Онтологическая значимость смеха по Л.В. Карасеву заключается в том, что смех «переворачивает привычные отношения человека и мира. …Алогичный, противоречивый, способный соединиться с любым движением души, смех нацелен на будущее и немыслим без него. … Смех не только предполагает будущее, смех пред-вещает его» [4; 71].

В ментальной культуре русского народа смех в значении «веселье» не только характеризуется как праздное времяпрепровождение, но и рассматривается как заслуженная конкретным человеком эмоционально комфортная возможность пересмотреть наличный жизненный опыт с точки зрения новых для него возможностей осмысления бытия.

Итак, понятие «смех», используемое для фиксации состояния психологически комфортного осмысления жизни, шире понятия «комическое».

Общепринятое понимание философско-эстетической категории комическое связано с определением специфики объекта насмешки и абсолютно не связано с выявлением особенностей субъекта осмеяния. В этой связи довольно сложно рассматривать понятие комического как родовое по отношению к другим терминологическим единицам, используемым в различных теориях смеха. С разнообразными характеристиками субъекта насмешки тесно связаны понятия юмор, остроумие, ирония, сатира.

В современной философии и эстетике под юмором понимается особый способ переживания противоречивости явлений, соединяющий серьезное и смешное и характеризующийся преобладанием позитивного момента в смешном [5]. Логику формирования предлагаемого понимания в определенной степени позволяют восстановить данные филологических словарей.

В «Историко-этимологическом словаре современного русского языка» П.Я. Черных сообщается, что слово юмор и однокоренные ему лексемы юморист, юмористический появляются в широком употреблении носителей русского языка во второй половине XIX в. (Сорокин, Кюхельбекер, позже – Рахманинов, Ушаков). В XVIII в. лексема юмор также использовалась в русском языке, но не в значении «чувство смешного, умение чувствовать и подмечать смешное, добродушно-насмешливое отношение к чему-либо; изображение каких-либо сторон и явлений жизни в комическом, смешном виде», а в значении «настроение, расположение духа». Во всех известных значениях данное слово заимствовано из английского языка в XVII в. В свою очередь, английская лексема заимствована из французского, где использовалась не только в значении «нрав, настроение», но и в значении «жидкость, влага». Установление ассоциативной связи между значениями «настроение» и «влага» осуществлялось через метафорический лексико-семантический вариант: жизненные соки в организме, с которыми в Средние века усматривались прямые отношения с характером, темпераментом человека. На английской почве французское слово получило значение «склонность к насмешке, осмеянию» и в такой трактовке перекочевало в русский язык [6; 459]. 

Близкое понимание значения понятия юмор предлагается в «Толковом словаре» В.И. Даля [7; 667]. Здесь юмор определяется как «веселая, острая, шутливая складка ума, умеющая подмечать и резко, но безобидно выставлять странности нравов и обычаев». Под складкой ума ученый подразумевает «образ, род, вид, ход мыслей, или способ разуметь и объяснять» [7; т.2; 147]. Юмор охарактеризован как «умение заметить и передать то, что смешно» в «Комплексном словаре русского языка» [9; 1224], в «Новом словаре русского языка. Толково-словообразовательном» под юмором понимается «1.Добродушный смех, незлобливая насмешка, отношение к чему-либо, проникнутому таким настроением. 2. Прием произведения литературы и искусства, основанный на изображении чего-либо в комическом, смешном виде, совокупность художественных произведений, проникнутых таким отношением к действительности» [9; 1071].

Анализ имеющихся определений юмора позволяет утверждать, что различные авторы, квалифицируя субъект осмеяния, выявляют либо особенности осмеяния как процесса, либо особенности субъекта, обладающего способностями к осмеянию, либо характеризуют специфику продукта, возникающего в результате осмеяния. Другими словами, в рамках различных дефиниций о юморе рассуждают и как о способности, и как о процессе, и как о продукте.

Ряд определений юмора направлен на выявление специфических проявлений способности субъекта к осмеянию. Так в «Словаре русского языка» С.И. Ожегова содержание анализируемого понятия сводится «к беззлобно — насмешливому отношению к чему-либо [10; 838]. Любое отношение или оценка, находясь в зоне осознанных ценностных ориентаций конкретной личности, составляет и часть ментальной культуры человека, и часть его интеллектуально-чувственных способностей, лежащих в основе познания и освоения окружающей действительности и себя самого. В этой связи беззлобно-насмешливое отношение связывается с оценкой юмора как способности субъекта осмеяния. 

В «Большом толковом словаре» обозначенная способность характеризуется не только как «проникнутое шутливым, добродушно-насмешливым настроением отношение к кому- или чему-либо», но и более определенно: «Умение подметить смешную сторону кого- чего-либо и представить, показать ее в незлобливо-насмешливом виде» [11; 1529]. 

Особое внимание юмору как специфической человеческой способности уделяет С.Л. Рубинштейн, устанавливающий тесную взаимосвязь между объектом и субъектом осмеяния: «Юмор предполагает, что за смешным, за вызывающими смех недостатками чувствуется что-то положительное, привлекательное» [12; 577]. 

Из определений юмора и иронии, предложенных А. Шопенгауэром, также логически прозрачно выводятся особенности этих феноменов как человеческой способности. По мнению ученого, юмор и ирония являются самыми сложными формами смешного: «Если шутка прячется за серьезное, то получается ирония», а юмор – это «серьезное, спрятанное за шуткой» [13; т.2; 96]. На практике это означает, что человек, владеющий чувством юмора, обладает достаточно большим и глубоким опытом интеллектуально-чувственного осмысления мира и основными способами его применения в историческом настоящем. С этих позиций становится понятным, почему ирония и юмор признаются Шопенгауэром самым «высоким» смешным: по природе своей они связаны с возвышенным и глубоким пониманием жизни.

Чувство юмора как одно из разновидностей чувства прекрасного, в котором насмешка сплетается с уважением и любовью, характеризует Т. Липпс [14]. Правда, ученый выделяет три разновидности юмора как способности. «Оптимистический» юмор связан с любовью и уважением, сопровождающим насмешку, в отличие от двух других его видов: сатиры и иронии. Сатира отличается тем, что ней великое и хорошее побеждает смешное и отвратительное, срывая с них маски. Ирония, в которой смешное в своем развитии приводит самое себя к абсурду, показывает тем самым, что она, порождаемая рассудком, преклоняется перед разумом.

Очевидно, что Т. Липпс расширяет рамки юмора как способности, полагая, что в нем незлобливо-насмешливое отношение может меняться на презрительно-оценочное при условии, если объект насмешки обладает противоречиями, объективно и общественно признанными. При этом границы между понятиями юмор, сатира, ирония практически размываются.

В целом, юмор в статусе способности оценивается как творчество, в основе которого лежит богатый интеллектуальный и чувственный опыт, помноженный на высокий нравственный потенциал личности.

Более основательно изучены особенности юмора как процесса, на базе которых становится возможным выявить общий механизм его протекания.

По мнению В.Я. Проппа, юмор — процесс протекает как вербальное снятие осознаваемого противоречия, лежащего не в объекте смеха и не в субъекте его, а в некотором их взаимоотношении: «Противоречие, вызывающее смех, есть противоречие между чем-то, что, с одной стороны, кроется в смеющемся субъекте, в человеке, который смеется, и, с другой стороны, тем, что ему противостоит, открывается в окружающем его мире, предметом его смеха [1; 164-165]. Осознание и выявление противоречия происходит при двух условиях: «…первое условие комизма и вызываемого им смеха будет состоять в том, что у смеющегося имеются некоторые представления о должном, моральном, правильном…Второе условие для возникновения смеха есть наблюдение, что в окружающем нас мире есть нечто, что противоречит этому заложенному в нас инстинкту должного, не соответствует ему» [1; 165]. 

Ученый явно признает в юморе как процессе (деятельности) наличие двух составляющих: когнитивного начала, представленного как опыт и знания личности о мироустройстве окружающей действительности, и аффективного начала, сопровождающего осознание противоречия между имеющимся «должным» и тем, что этому должному не соответствует. Другими словами, юмор как процесс квалифицируется как когнитивно-аффективная деятельность сознания личности, направленная на фиксацию и снятие выявленного противоречия. Под аффектом в данном исследовании подразумевается проявление в смеховой деятельности эмоционально-чувственного опыта личности.

Близкое понимание содержания и механизма смеховой деятельности предлагает Жан- Поль (Рихтер) [15]. По его мнению, в смеховой деятельности присутствуют три основных момента: 

1) безболезненность и безвредность самого удовольствия для окружающего мира, обусловленная аффективной составляющей; 

2) анализ и эксплуатация многосторонних отношений вещей в окружающем мире, обусловленная рассудочной составляющей; 

3) «щекочущее душу колебание между мнимо приятным (ничтожеством чувственного рассудка) и приятным (правильностью взгляда)» [15; 147], связанное и с интеллектом и областью чувств и эмоций. 

Жан-Поль характеризует смеховую деятельность как универсальный способ познания мира, имеющий свою область применения, а конкретными приемами ее реализации называет и юмор, и иронию, и бурлеск, и каприз, и комедию, и комическую драму, и сатиру. В своей сути юмор, по Жан-Полю, глубоко серьезен, поскольку он вызывает смех, «в котором есть величие и боль» [15; 152]. За рамки смеховой деятельности философ неправомерно выводит остроумие, полагая, что с ней его роднит только необходимость устанавливать отношения сходства там, где обычно другие видят контраст. Другими словами, остроумие рассматривается как способ познания мира, основанный исключительно на деятельности разума.

Не все ученые, исследующие юмор как процесс, признают за последним наличие двух составляющих. Так, И. Кант в «Критике способности суждения» предлагает свое понимание особенностей протекания смеховой деятельности: «Во всем, что вызывает веселый неудержимый смех, должно быть нечто нелепое (в чем, следовательно, рассудок сам по себе не может находить никакого удовольствия). Смех есть аффект от внезапного превращения напряженного ожидания в ничто. Именно это превращение, которое для рассудка явно и радостно, все же косвенно вызывает на мгновение живую радость» [16; 352). По мнению философа, только аффект управляет и направляет смеховую деятельность, при этом рассудок, по И. Канту, не участвует в распознавании нелепости, хотя и предназначен непосредственно для этого, а только живо реагирует на этот процесс. Тем не менее, смеховая деятельность в частности и смеховая культура в целом характеризуется ученым как «полезное для здоровья движение» и даже как дар богов, преподнесенный в противовес тяготам жизни. Воззрения И. Канта близки воззрениям А. Бергсона [17], полагающего, что смех теснее всего связан с аффектом: областью чувств и эмоций.

Очень близкое понимание юмора как процесса предлагает Фридрих Шлегель в созданной им теории иронии. Сразу следует оговориться, что ученый не различает остроумие, остроту, шутку, иронию, юмор: эти понятия он употребляет как синонимичные, взаимозаменяемые. В этой связи его теорию иронии можно с успехом назвать теорией юмора в частности и теорией смеха в целом.

  Свои взгляды Ф. Шлегель излагает в «Критических фрагментах» [18]. Философ рассматривает историю развития культуры как историю развития духа, сущность которого составляет ирония как «форма парадоксального»: «Парадоксально все хорошее и великое одновременно» [18; 283]. Для определения сущности иронии предлагается одна из самых ярких научных метафор: «Идея – это понятие, доведенное до иронии в своей завершенности, абсолютный синтез абсолютных антитез, постоянно воспроизводящая себя смена двух борющихся мыслей» [18; 296]. Ирония «содержит и пробуждает чувство противоречия между безусловным и обусловленным, между невозможностью и необходимостью исчерпывающей полноты высказывания» [18; 287], превращаясь таким образом в универсальный принцип познания: «Философия – это подлинная родина иронии, которую можно назвать логической красотой» [18; 282].

Теории И. Канта и Ф. Шлегеля объединяет одно важное обстоятельство. Оба ученых не связывают смеховую деятельность исключительно с когнитивным, рассудочным началом. У Ф. Шлегеля ирония как универсальный способ познания мира противопоставляется рассудку (логическому парадоксу), не способному охватить мир в его целостности. Ирония же, выступая «нелогическим парадоксом», способна сталкивать противоположности в обнажающем его противоречии и тем самым намекает на более глубокую связь, кроющуюся в синтезе этих противоречий.

Точку зрения ученых, обосновывающих аффективную природу юмора, поддерживает модель протекания смеховой деятельности, предложенная З. Фрейдом. «Удовольствие от остроумия вытекает для нас из сэкономленных издержек на торможение, комизм – из сэкономленных издержек на представление (фиксацию), а удовольствие от юмора – из сэкономленных эмоциональных издержек. Во всех трех способах деятельности нашего психического аппарата удовольствие происходит из экономии: все три сходятся в том, что представляют собой методы воссоздания удовольствия от психической деятельности, утраченные лишь в результате развития этой деятельности» [19; 128]. На ведущую роль аффекта во фрейдовской теории прямо указывает и Л.С. Выготский: «…анализ этот вполне отвечает найденной нами формуле катарсиса, как основе эстетической реакции. Остроумие для него – двуликий Янус, который ведет мысль одновременно в двух направлениях. Такое же расхождение наших чувств, восприятий отмечает он при юморе и при комизме; и смех, возникающий в результате подобной деятельности, является лучшим доказательством того разрешающего действия, которое остроумие оказывает на нас» [20; 297].

А. Шопенгауэр, напротив, связывает смеховую деятельность с проявлением деятельности интеллекта: «Смех всегда возникает не из чего иного, как из неожиданного сознания несовпадения между известным понятием и реальными объектами, которые в каком-либо отношении мыслились в этом понятии – и сам он служит лишь выражением такого несовпадения» [13; 61]. Продуктами смеховой деятельности ученый считает остроту, ее «незаконную» разновидность – каламбур (двусмысленность, игру слов), шутку, пародию. 

Если большинство ученых характеризуют юмор как процесс с точки зрения порождающего его субъекта, то К. Гроос изучает смеховую деятельность с точки зрения воспринимающей стороны [21]. Психологический процесс восприятия юмора по Гроосу протекает в три этапа. Содержание первого этапа составляет смущение, рожденное первым впечатлением от комической нелепости, которая озадачивает слушателя. Второй этап «просветления» наступает в том момент, когда нелепость осознана. Смущение и просветление рождают напряжение, которое внезапно лопается, знаменуя собой протекание третьей стадии – наслаждения. С точки зрения ученого, на первом этапе восприятия смеховой деятельности объект отталкивается от нашего «я» (порождающего юмор), на третьем этапе – наше «я» со смехом отталкивается от объекта. И только на втором этапе наше «я» переносит себя на объект: «Если желаем овладеть нелепостью, мы должны хоть на короткое время поддаться ей» [21; 311].

Предложенное понимание процесса восприятия юмора ценно тем, что он обнаруживает поэтапность «открытия» замысла автора, намеренно скрытого от слушателя. Умственные усилия слушателя, потраченные на раскрытие замысла, с лихвой окупаются наслаждением (ярким положительным аффектом) от сделанного открытия.

Обобщение опыта изучения юмора как процесса обнаруживает наличие трех точек зрения на содержательную природу феномена. Одни ученые полагают, что смеховая деятельность регулируется исключительно эмоционально-чувственной сферой, другие связывают порождение юмора с деятельностью интеллекта. Но наиболее убедительной выглядит позиция, обосновывающая когнитивно-аффективную природу юмора как процесса, поскольку без взаимоподдерживающего участия названных составляющих юмор лишается творческой сущности. Сам факт невозможности алгоритмизации юмористической деятельности, когда алгоритм предполагает исключительную опору на интеллект, свидетельствует об ее интегративной сущности.

В философии и эстетике весьма скромно изучены особенности юмора как продукта смеховой деятельности, вероятно, потому, что это явление находится в сфере интересов филологии. В этой связи характеристика юмора-продукта выглядит чрезвычайно обобщенной и расплывчатой.

Под юмором – продуктом смеховой деятельности – понимается «художественный прием в искусстве; изображение чего-либо в смешном, комическом виде» [11; 1529]. Продукты вербальной смеховой культуры высоко оценивали братья Фридрих и Август Шлегели, полагая (на основе анализа комедий Аристофана), что остроумие и шутка не исключают серьезности в силу неограниченной свободы юмора, в силу представления мира и общественной жизни в виде одной грандиозной шутки.

В строгом смысле слова продуктами вербальной смеховой деятельности являются тексты, содержащие все свойства смеховой культуры, выявленные нами в предшествующем изложении, и представляющие разнообразие языкоречевых способов создания комического. Характеристика продуктов смеха в современной эстетике и философии ограничивается делением на жанры (сатира, юмор, ирония, пародия) или виды комического: каламбур, бурлеск, фарс, острота и т.п. Продукты смеховой деятельности традиционно наделяются теми специфическими особенностями, которые присущи жанрам и видам комического. Попытки более глубокого предъявления характеристик продуктов смеховой деятельности сводятся к введению атрибутивных характеристик комических текстов: «чистый» юмор (С.Л. Рубинштейн), «добродушный» юмор, «веселый», «тонкий», «мрачный» юмор (А.Н. Тихонов), «злой», «дикарский», «примитивный» юмор (А. Аверченко), «плоский» юмор (Г.Гегель), «низкопробный» юмор (К. Маркс), «черный» юмор и т.п.

В целом же, с большей или меньшей мерой успешности современная наука располагает представлениями о юморе как о способности, как о процессе и как о результате.

Попытка объединения трех составляющих юмора содержится в психологических исследованиях Р. Мартина. Он рассматривает юмор как поведенческий паттерн (склонность часто смеяться, рассказывать шутки и смешить других); способность (запоминать шутки, рассказывать их, создавать, понимать); черту характера (веселость); эстетическую реакцию (смех над определенного рода вещами); отношение (позитивное отношение к миру или смешным людям); взгляд на мир; стратегию преодоления трудностей (склонность преодолевать невзгоды через призму юмора)» [15; 18]. 

На основе проведенного анализа мы можем сделать ряд предварительных выводов.

Юмор, или чувство юмора, представляет собой способность, реализуемую на основе механизма речемышления, которая проявляется в распознавании способов создания комического и (или) в самостоятельном создании или использовании таких способов в процессе осмеяния. Поскольку способности формируются и развиваются, постольку в фило- и онтогенезе чувство юмора конкретной личности, степень его развитости будет отражать психолого-возрастные, социальные, культурно-нравственные особенности этой личности.

  Юмор как процесс представляет когнитивно-аффективную деятельность сознания личности, направленную на анализ выявленного противоречия (комического) и протекающую как поиск, обнаружение и создание ярких нестандартных форм и способов его вербального предъявления. Очевидно, что в данной дефиниции комическое понимается как явление действительности, воспринимаемое личностью, социумом как противоречивое, требующее обнаружения его сущности. В психологической науке комическое характеризуется как семиотический контрзнак, отличающийся от других вербальных знаков тем, что в творимом контексте он не выполняет характерной «функции обозначения, но является средством деформации уже существующих знаков, разрушая определенность их означаемых, «размывая» их смыслы… Свойственная обычному знаку утвердительность содержания утрачивается в контрзнаке, …перед нами не «пустой» знак, а знак, означающий «равноправие», равновозможность сменяющих друг друга содержаний» [22; 8-9]. 

Анализ юмористического высказывания адресатом и адресантом протекает и как поиск и обнаружение контрзнака (противоречия, воспринимаемого как комическое), и как «любование» способом представления выявленного противоречия и языковыми средствами выражения отношения к нему автора (или же как неприятие перечисленных факторов в процессе расшифровки сообщения). В любом случае реализуется именно та двунаправленность мысли в порождении и восприятии юмора, на которую указывали в свое время Л.С. Выготский и З. Фрейд. Сам факт двунаправленности свидетельствует о наличии подлинно творческого начала у порождающего юмористические тексты, равно как и о наличии качественно сформированных аналитических приемов и чувственно-эмоционального опыта у воспринимающего комические тексты.

И, наконец, юмор как продукт вербальной смеховой деятельности представляет собой тексты, в языковых средствах и способах создания которых представлены все сущностные свойства смеховой культуры. Поскольку анализу языкоречевых способов воплощения комического будут посвящены отдельные главы, на данном этапе исследования мы ограничимся предложенной характеристикой.

Анализ работ, посвященных изучению юмора, обнаружил ряд моментов, существенных для содержательного наполнения целого ряда понятийных единиц теории смеха. 

  1. Так, большинство ученых, характеризуя юмор в деятельностном аспекте, выявили универсальность его механизма как основы любого процесса осмеяния, результатом которого может быть и ирония, и сатира, и пародия, и гротеск, и т.п.
  2. Различие результатов смеховой деятельности определяет установка, которой руководствуется автор насмешливого текста. Под установкой понимается регулируемая говорящим направленность смеховой деятельности на выполнение вполне конкретной функции общения. В процессе реализации контактоустанавливающей функции говорящий будет демонстрировать беззлобно-насмешливое отношение к объекту осмеяния, создавая юмористические тексты в буквальном смысле слова или реализуя несатирический, неиронический юмор. Реализация функции конфликта предполагает демонстрацию довольно широкого спектра отрицательных отношений к объекту осмеяния: от фамильярного, неуважительного до презрительного, уничижительного и злобного. Реализация рекреативной (развлекательной) функции предполагает демонстрацию в комических текстах той широты отношений, которая дозволяется ценностными ориентациями говорящих, коммуникантов.

Демонстрируя зависимость выбора направленности смеховой деятельности от реализуемых функций общения, мы, конечно же, упростили механизм отбора форм комического. На практике в смеховой деятельности реализуется сразу несколько функций, и о конечной форме проявления комического можно судить только по ведущим отношениям, реализуемым в процессе осмеянии.

И все же мы можем утверждать, что юмор, ирония и сатира различаются демонстрируемым в процессе осмеяния отношением к объекту насмешки. Но прежде чем разобраться в имеющихся отличиях, необходимо определиться с объемом понятия «остроумие», в котором содержание демонстрируемого отношения оказывается затемненным.

Остроумием принято называть «изобретательность в нахождении ярких, острых, смешных выражений» [7; 735]. Квалифицируя остроумие как яркую творческую способность личности, ученые по-разному характеризуют ее нравственный потенциал.

Аристотель довольно настороженно относится к остроумию, полагая, что «это дерзость, получившая образование» [23; 19]. Не восхищается остроумием и М.В. Ломоносов, хотя признает, что оно предполагает довольно сложное «сопряжение далековатых понятий», т.е. является способностью, возникшей на основе довольно развитого интеллекта. Весьма прохладно относится к остроумию Жан-Поль, полагая, что подобная способность направлена на выявление противоречий там, где обыденное сознание ощущает гармонию. Сравнение характеристик юмора и остроумия, предложенных Жан-Полем, обнаруживает, что первый рассматривается как «возвышенное наоборот», а второе – разрушает любую гармонию, поскольку направлено не на разрешение обнаруженных противоречий, а на самолюбование субъекта осмеяния наличием возможности находить противоречия во всех сферах бытия.

Другие ученые (Б. Грассиан, О.С. Борисов, Н.В. Чурмаева) демонстрируют восторженное отношение к данной творческой способности, отмечая, что никакая другая форма комического не обнаруживает во всей полноте и яркости красоты человеческой мысли.

Так, по Б. Грасиану, суть остроумия заключается в «изящном сочетании, в гармоничном сопоставлении двух или трех далеких понятий, связанных единым актом разума» [23; 21]. О.С. Борисов полагает, что отличительной особенностью остроумия является настолько удачный отбор языковой формы, в которой истина не декларируется, а проявляется сама по себе [23; 21].

Довольно детальное изучение остроумия проводит З. Фрейд, создавший классификацию острот на основе критерия целевых установок говорящего. Общей чертой остроумия как процесса он считает установку говорящих на выражение логически верной мысли логически неверными способами. Подобное понимание объединяет точку зрения З. Фрейда с общепринятой квалификацией остроумия. Однако, в отличие от других исследователей, психолог убежден в том, что остроумие в большей мере, чем другие формы проявления комического, задействует аффективную составляющую смеховой деятельности. На правомерность сделанного вывода указывает содержание классификации острот, предложенной психологом.

Он выделяет 1) безобидную остроту, в которой процесс выражения мысли нетрадиционными языкоречевыми способами является самоцелью, 2) тенденциозную остроту, включающую в себя и враждебную остроту, в которых процесс формулирования мысли сопровождается выражением отношений агрессии, обличения, обороны, 3) близкие к тенденциозной остроте скабрезную, циничную, скептическую. Скабрезную остроту отличает установка на подавление и торможение агрессивных половых влечений, циничная (или циническая) острота являет собой критику отношения святости авторитетов в обществе; скептическая острота, по З.Фрейду, выражает сомнение в надежности нашего познания.

Ученый предлагает довольно глубокий анализ техник создания различных видов острот, ведущими среди которых признает двусмысленность, сгущение мысли, передвигание смыслов, намеренные ошибки мышления, бессмыслицы, непрямое изображение, изображение при помощи противоположности и др. В классификации техник создания острот нет единого основания, но сами приемы нарушения смысловых, семантических отношений, языковых норм выделены довольно верно.

В итоге мы располагаем двумя взаимоисключающими точками зрения на природу остроумия. По логике одной из них остроумие не предполагает опору на эмоционально-чувственный опыт личности. С учетом классификации З. Фрейда данная характеристика применима только к безобидным остротам.

Но, вероятно, носители различных языков воспринимают подобное отсутствие аффективной составляющей либо как отсутствие позиции в оценке анализируемых явлений, либо как демонстрацию пренебрежения, с одной стороны, и самолюбования – с другой. Отсутствие аффективного начала до конца не компенсируется высоким когнитивным потенциалом остроты, поэтому остроумие воспринимается как пограничное явление в ряде теорий смеха. Думается, что сокрытие отношения к объекту осмеяния в остротах не только является демонстрацией скрытого превосходства говорящего, но и обеспечивает простор для эмоционально-чувственной фантазии участников общения, что немаловажно для развития чувства юмора носителей любого языка.

Если учесть приведенные выше соображения, то можно утверждать, что остроумие во всем своем многообразии, описанном З. Фрейдом, несомненно, опирается на эмоционально-чувственный опыт личности в той же мере, в какой оно эксплуатирует интеллектуальный опыт.

Итак, проведенный анализ позволяет думать, что конкретными формами проявления комического являются остроумие, юмор, ирония, сатира, различающиеся содержанием демонстрируемого отношения к объекту осмеяния.

Подобное упрощение, несомненно, вызовет возражения, потому что исследователи смеховой культуры обнаруживают и другие различия в явлениях, обозначаемых перечисленными понятиями.

Так, Жан-Поль полагает, что юмор отличает определенное равновесие когнитивного и аффективного начала (в его терминологии: объективного и субъективного). На практике это означает, что процесс осмеяния имеет открытый характер, поскольку само осмеяние безобидно и безболезненно для объекта насмешки. Усиление когнитивной составляющей приводит к рождению иронии, когда насмешка имплицируется, становится скрытой, за счет чего демонстрируемое отношение воспринимается даже при учтивой форме выражения как критическое. Перевес в сторону чувственности, по Жан-Полю, приводит к рождению бурлеска, каприза, сатиры. Эксплицитность или имплицитность осмеяния нивелируется по мере усиления уровня критичности демонстрируемого отношения.

Близкой точки зрения придерживается А. Шопенгауэр. Он также полагает, что ирония объективна, а юмор субъективен [13; т.2; 96] в силу сокрытия насмешки в первой и открытого ее выражения во втором. Однако подобная точка зрения господствовала в философии не всегда. В древнегреческой науке, где термин «ирония» и появился, он первоначально означал обман, издевательское притворство с целью высмеять кого-либо. Очевидно, что основой насмешки, квалифицируемой как скрытая, выступает все же эмоционально-чувственное отношение, а не интеллект. В этой связи представляется целесообразным хотя бы реферативно рассмотреть историю развития понятия «ирония».

Платон, анализируя жизненную позицию Сократа как ироничную, обозначает термином «ирония» своеобразное, лицемерное по сути и учтивое по форме отношение одной личности к другой, которое провоцирует у последней стремление к познанию. Сократовская ирония в понимании Платона обладает внутренней диалектикой отрицания: мнимо утверждая отжившие духовные ценности, на практике она разоблачает их пустоту. Ни Платон, ни Аристотель впоследствии, характеризуя иронию как стиль поведения, не связывали иронию со смеховой культурой.

В послеантичный период понятие «ирония» почти исчезает из эстетических и философских исследований, а в Средние века употребляется для характеристики отрицательного способа познания мира или стиля жизни. В эстетике эпохи Возрождения теория иронии также не получила широкого распространения. Только в науке XVII в. заметно возрос интерес к иронии в связи с исследованием проблемы остроумия, занимавшей важное место в эстетической системе барокко. Было подмечено важное свойство иронии – выбирать любое печальное, серьезное или возвышенное явление, по — своему осмысливать его и превращать в шутку [24; 6]. Иначе говоря, именно в научной и литературной практике XVII в. ирония стала характеризоваться как конкретный вид смеховой культуры, репрезентирующий позицию личности, которая осознает фальшь того мира, в котором живет. Новым в иронии становится обращение к сфере ценностных ориентаций личности и их оценки, и это новое потребовало уравновешивания в этом способе познания мира интеллектуального и эмоционально-чувственного начал.

  Впервые положительную оценку иронии дает И.В. Гете, полагавший, что иронический взгляд на жизнь ведет к объективному и трезвому осмыслению человеком своих поступков [24; 7]. В практике использования иронии усиливается рефлексирующее начало, что благотворно сказалось на развитии различных разновидностей иронии. Иронией называют и тонкую учтивую насмешку, и тайное осмеяние, скрытое за велеречивостью. Ядовитая, злая, язвительная насмешка практически становится основой рождения сарказма. «В сарказме сохраняется двуплановость иронии, но, поскольку подразумеваемое находится рядом с выражаемым, иносказание значительно ослабляется. Тон гневного обличения, свойственный сарказму, не дает ему, подобно иронии, подняться над предметом изображения. По силе и страстности сарказм ближе к сатирическому обличению» [24; 8]. Образно говоря, в иронии сохраняется уважение или видимость уважения к отрицаемому, сарказм же и сатира отрицают изображаемое явление целиком, обличают его как недолжное, порочное. Отрицание иронии тоньше и созидательней, поскольку она оставляет и предполагает возможность существования явления в его противоречивом единстве. Видимость уважения к отрицаемому или порицаемому реализуется благодаря тому, что насмешка сохраняет свой имплицитный характер, свойство скрытости. В целом же, логика рождения сарказма из недр иронии обнаруживает, что в самой иронии как процессе начинает проявляться контроль эмоционально-чувственной сферы над интеллектуальной.

Предромантическая практическая ирония, таким образом, обогащаясь рефлексирующим началом, сохраняя свойство скрытости насмешки, не только выступает основой для появления новых форм комического, но и превращается в критерий оценки мира.

Конец XVIII – начало XIX веков является важным этапом в развитии понятия «ирония». Романтический тип сознания, сформированный литературой, предполагает полную независимость человека от условий его жизни, а значит, признает « абсолютную самоценность человеческой личности и ее неограниченных возможностей» [24; 16]. Идея о том, что человек способен возвыситься над собой, нашла отражение в новом понимании иронии. Романтической иронии присущ подчеркнутый субъективизм, возведенная в абсолют рефлексия обособленной от общества личности, оглядывающей с высоты все, не только внешний мир, но и сферу собственного самовыражения – свое творчество [24; 11]. Новые качества иронии приводят к утрате многообразия оценки объекта осмеяния, ведущим становится сдержанно-отстраненное отношение к нему. При этом ирония мыслится как способность и деятельность субъекта по осмыслению противоречивости окружающего мира, в которых эмоционально-чувственная сфера строго контролируется разумом.

Подобное понимание сущности иронии подвергается критике со стороны многих философов. Возвышение ироника над действительностью и самим собой на практике приводило к отрицанию всего сущего, при котором ирония выступает фактором разрушения, а не созидания. Не случайно, датский философ С. Кьеркегор приравнивает иронию к законченному нигилизму, Г. Гегель видит в ней признак кризиса искусства, Ф. Ницше считает выражением меланхолии, усталости и пессимизма общества. Закономерным итогом становится отрицательная характеристика иронии в философии и эстетике экзистенциализма в ХХ веке – ирония квалифицируется как утонченная рефлексия вечного поиска противоречий, бесцельная эстетическая игра.

Сопоставление сущностных характеристик иронии, предложенных в романтической эстетике и последующих за ней изысканиях, обнаруживает, что исключительно все ученые признают превалирование интеллектуальной составляющей над эмоционально-чувственной в процессе порождения иронических текстов. Различие составляет признание разной степени участия эмоционально-чувственной сферы в процессе создания иронических текстов. Эмоционально-чувственная сфера личности, отвечающая за выбор позиции, с которой проводится отрицание, отвечает за формирование и формулирование отношения. Вывод этой сферы из процесса осмеяния чреват воспроизводством отношений высокой степени критичности как реакции эмоций и чувств на их угнетение. Вероятно, ставшая тенденцией практика угнетения эмоционально-чувственной сферы, сопровождающей процесс иронического осмеяния, привела к превалированию скептического, циничного, чопорно пренебрежительного отношения, демонстрируемого в романтической и постромантической иронии. Косность и однотипность демонстрируемых в иронии отношений вероятнее всего стала причиной отрицательной оценки как формы насмешливого смеха.

Размышления о роли иронии в предложенном контексте заставляют поставить вопрос о существовании разновидностей иронии.

Попытки классификации разновидностей иронии делались с момента зарождения понятия. Это и сократовская ирония, и горькая ирония, самоирония, ирония истории. С точки зрения хронологии изучения иронии, можно выделить романтическую иронию, модернистскую, постмодернистскую и т.п. Однако первая группа не имеет единого основания выделения, вторая – не обладает объяснительным потенциалом. Поэтому сложная задача создания «работающей» классификации разновидностей иронии остается пока не решенной. В данном исследовании мы предлагаем собственное видение решения проблемы.

На учет отношения, заложенного в обозначении, ориентировано только понятие «горькая ирония», выражающее отношение сожаления по поводу отсутствия каких-либо качеств в объекте осмеяния.

По аналогии с фрейдовской классификацией острот можно говорить о скептической, циничной, сдержанной, безоценочной, или беспристрастной, иронии. В предлагаемом понимании три разновидности иронии не обесценивают, а объективно оценивают или безоценочно представляют объект насмешки: горькая, сдержанная, беспристрастная (безоценочная). Две другие разновидности иронии – скептическая и самоирония, — при наличии у создателя иронического текста трезвого взгляда на окружающую действительность, могут также использоваться для объективной оценки объекта осмеяния. Наверное, не требует специального доказательства положение о том, что самоирония может быть и объективной, и субъективной.

В контексте сущностных свойств смеховой культуры только три разновидности иронии соответствуют логике ее развития, использование двух предполагает соблюдение писаных и неписаных морально-нравственных законов, выработанных человечеством. На практике это означает, что ирония в современном понимании является не только философско-эстетической, но и морально-нравственной категорией. За пределами остается только циничная ирония, сущность которой составляет нигилистическое отрицание всего и вся.

С другой стороны, без пограничных разновидностей иронии, вероятно, не сложились бы условия для действия закона перехода количества в качество, а, следовательно, из недр иронии не вышли бы сарказм и сатира как относительно самостоятельные формы осмеяния.

Предложенная классификация разновидностей отражает логику усиления влияния эмоционально-чувственной сферы на процесс создания скрытой насмешки. При этом доминирование интеллекта во всех разновидностях иронии сохраняется, но руководит деятельностью разума эмоционально-чувственная сфера. Задаваемое эмоционально-чувственной сферой отношение заставляет интеллект искать и находить соответствующие целеустановке автора приемы осмеяния.

Возвращаясь к истории развития понятия ирония, хочется отметить, что из современного его понимания исчезли отрицательные оценки явления по ряду причин.

Во-первых, философская разработка теория игры в целом, и теории языковой игры в частности обнаружила, что ирония как особая металогическая фигура речи служит образцом текстопорождения хотя бы потому, « что для существования языка необходим прием, одновременно утверждающий и отрицающий реальность существования того, что создано языковыми средствами» [25; 18].

Во-вторых, исследование иронии Рорти, проведенное в контексте понятия игра, обнаружили, что на данном историческом отрезке времени «игра, являясь механизмом осуществления иронии, выступает как та форма отношения к миру, которая позволяет избежать абсолютизации одной из версий возможного опыта и задает реальное пространство свободы» [25; 19].

В-третьих, по наблюдениям Ортеги-и-Гассета, ирония стала знамением временем, когда информация, не несущая иронической рефлексии, просто не воспринимается в качестве таковой. Вероятно, установочная критичность восприятия любой информации стала тем защитным механизмом, который позволяет современнику просто не захлебнуться в ее объеме. На интуитивном уровне современники вырабатывают убеждение в том, что ирония и юмор связаны с глубоким и возвышенным пониманием мира, поскольку (доказано Шопенгауэром) предполагают наличие довольно основательного интеллектуально-чувственного опыта.

И последнее. Осознаваемое ощущение наличия различных разновидностей иронии с преимущественно высоким нравственным потенциалом не позволяет человечеству отказаться от иронии как важной формы осмеяния, важной составляющей смеховой культуры.

В свете изложенного представляется полноценным и достаточно точным следующее определение иронии. Ирония – металогическая фигура скрытого смысла текста, построенная на основании расхождения смысла как объективно наличного и смысла как замысла. Фигура иронии является семантически амбивалентной: с одной стороны, она есть высмеивание и в этом отношении профанация некой реальности, основанная на сомнении в ее истинности или даже предполагающей неистинность этой реальности, с другой же – ирония есть проба этой реальности на прочность, оставляющая надежду на ее возможность или – при уверенности в обратном – основанная на сожалении об отсутствии таковой [26;19].

Сравнение юмора и иронии обнаруживает два важных отличительных признака: 1. открытость насмешки в первом и скрытость ее во второй; 2. отсутствие отрицательного отношения к объекту осмеяния и демонстрация эмоционально окрашенного отношения или оценки в иронии.

Меньше всего различий между остроумием и иронией. Точнее сказать, изысканная ирония и выступает образцом изящной остроты.

Сарказм, выросший из иронии, сохранил с последней тесную сущностную связь и может быть квалифицирован и как разновидность иронии – язвительная, едкая ирония — и как обретающая самостоятельность форма проявления комического. Отличительной чертой сарказма является высшая степень критичности, проявляемой к объекту осмеяния, которая нивелирует свойство скрытости.

Более существенны различия сатиры и иронии. Сатира, представляющая собой уничтожающее осмеяние явлений окружающего мира, является явной насмешкой, сопровождаемой резко отрицательным отношением к объекту осмеяния.

Особняком к рассмотренным формам осмеяния стоит пародия. По содержанию она является имитацией индивидуального стиля, манеры, жанра, направления, осуществляемой в юмористических, иронических, сатирических целях. Это намеренное искажение изображаемых предметов и явлений, в ходе которого, в зависимости от целевой установки автора пародии, обнажаются такие свойства предметов и явлений, которые воспринимаются как сущностные и противоречивые одновременно.

Если пародирование осуществляется в юмористических целях, то предметом гиперболизированной имитации до искажения выступают сущностные свойства объекта, обеспечивающие его узнавание. Гиперболизированность имитации в данном случае становится гарантом узнавания, с одной стороны, а возникающее искажение ставит под сомнение обязательность наличия имитируемых свойств у объекта осмеяния.

Если пародирование осуществляется в иронических целях, то имитируемые сущностные свойства объекта осмеяния репрезентируются как противоречивые, требующие неоднозначной критической оценки. При реализации сатирических целей имитация предполагает довольно открытое и резкое осмеяние сущностных свойств объекта как однозначно отрицательных.

Но в любом случае пародирование будет осуществляться по законам того жанра, того способа осмеяния, который выбрал в качестве ведущего автор пародии. Это значит, как форма осмеяния пародия не самостоятельна, а является более частным специфическим приемом либо юмора, либо иронии, либо сатиры.

В конечном итоге каждый вид осмеяния представляет собой когнитивно-аффективную деятельность сознания человека, отражающую противоречивость окружающего мира в логически, лингвистически, ментально противоречивой языковой форме или противоречивом использовании способов формирования и формулирования мысли в творимом тексте. Не санкционированное узуальным употреблением использование конкретного языкового знака является сигналом к началу смеховой деятельности, протекающей в несколько этапов: фиксация контрзнака, включение опыта построения ассоциативных полей, содержание которых направляется содержанием контрзнака, с одной стороны, и содержанием остального контекста, — с другой; наложение рядов ассоциативных полей осуществляется как протекающее во времени выявление подлинного содержания контекста, не предвосхищаемого начальной разверткой создаваемого или воспринимаемого высказывания.

Смеховая деятельность реализуется как создание текстов юмористической, иронической, сатирической направленности. Содержание смеховой деятельности едино при реализации юмора, иронии и сатиры как основных способов ее осуществления. Существенное и принципиальное различие составляет различная степень участия в каждом из них двух основных составляющих: интеллекта и эмоционально-чувственной сферы.

Смеховая деятельность является органичной частью речевой деятельности и функционирует на базе единого механизма речепорождения. Чувство юмора – это одновременно и чувство языка, развитие которых невозможно без беспрестанного накопления интеллектуального, эмоционально-чувственного и нравственного опыта.

Завершить разговор о понятийном аппарате теории смеха хотелось бы размышлениями о характере взаимоотношений центральных понятийных единиц.

Комическое, являясь философско-эстетической категорией, связано с выявлением специфики объекта осмеяния. Способы осмеяния создаются субъектом, специфика которых раскрывается в дефинициях «юмор», «ирония», «сатира». Каждый из способов смеховой деятельности субъекта имеет свои особенности, обусловленные скрытостью или открытостью насмешки, содержанием проецируемых отношений к объекту осмеяния, различной долей участия интеллекта и аффекта. Очевидно, что каждое из понятий – юмор, ирония, сатира – служит для обозначения способности, специфики деятельности, особенностей полученного результата смеховой деятельности, т.е. выступает самостоятельной научной категорией. Категория комического вступает во взаимодействие с категориями юмора, иронии, сатиры для определения содержания субъектно-объектных отношений. Очевидно, что подобные отношения не могут быть родовидовыми, они могут быть только паритетными, равнозначными, категориальными.

При признании паритетности отношений между означенными категориями целесообразно категорию комического квалифицировать как выработанный смеховой культурой особый способ получения новых знаний о мире посредством выявления противоречивости идей, смыслов, понятий, воспринимаемых носителями конкретных языков как общепризнанные и непротиворечивые. При таком понимании ирония, юмор, сатира будут выступать приемами комического, сущность которого отражает порождаемый им смех.

 

Библиографический список

  1. Пропп В.Я. Проблема комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре.- М.: «Лабиринт-МП» — 251 с.
  2. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. /Сост. С. Бочаров и В. Кожинов. – М.: Художественная литература, 1986. – 543с.
  3. Карасев Л.В. Антитеза смеха //Человек. – 1993. — № 2.- С. 12 – 31.
  4. Карасев Л.В. Мифология смеха // Вопросы философии. – 1991. — № 7. – С. 68 – 86.
  5. Гольденшрихт С.С. Юмор. // Большой философский словарь /Под ред. И.Т. Фролова. 7 изд. перераб и доп. – М.: Республика, 2001. – 719с.
  6. Черных П.Я. Историко-этимологическом словаре современного русского языка в 2т.т. / П.Я. Черных. – М.: Русский язык, 1999. – т.1.
  7. Даль В.И. Толковый словарь русского языка в 4 т.т. /В.И. Даль. – М.: Русский язык, 1991. – т.2. 
  8. Комплексный словарь русского языка /Под ред. А.Н. Тихонова – М.: Русский язык, 2001 в 2тт. – т.2. 
  9. Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный / Т.Ф. Ефремова. – М.: в 2 т.т. – т.2.
  10. Ожегов С.И. Словарь русского языка. _изд 9-ое, испр. и доп. — М.: изд-во «Советская энциклопедия», 1972.- 846 с.
  11. Большой толковый словарь русского языка / Гл. ред. С. А. Кузнецов. – СПб.: «Норинт», 2002. -1536 с.
  12. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии – СПб, 1996 – 720 с.
  13. Шопенгауэр Мир как воля и представление – ПСС в 4 т.т. – т. 1 – М., 1901 — 1910.
  14. Липпс Т. Эстетика / Философия в систематическом изложении В. Дильтея, А. Риля, В. Освальда, В. Вундта, г. Эббингаузена, р. Эйкена, Ф. Паульсена, В. Мюнха, Т. Липпса – СПб., 1909.
  15. Жан-Поль Приготовительная школа эстетики – М., 1981.
  16. Кант И. Критика способности суждения / Сочинения в 6 т.т.- М., 1966. — Т.5
  17. Бергсон А. Смех. – ПСС в 5 т.т. – т.5 – СПб, 1914.
  18. Шлегель Ф. Критические фрагменты /Эстетика, философия, критика. – в 2 т.т. –т. 1 – М., 1983.
  19. Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному // Художник и фантазирование. – М., 1995.
  20. Выготский Л.С. Психология искусства – М., 1968.
  21. Гроос К. Введение в эстетику – Харьков-Киев, 1899.
  22. Бороденко М.В. Комическое в системе установочной регуляции поведения. /М.В. Бороденко. – Автореф. дис. канд. псих. наук. – М.: МГУ, 1995 – 24с.
  23. Мусийчук М. Юмор как основа развития интеллектуальной активности: Монография. – Магнитогорск: МаГУ, 2005. -236 с.
  24. Болдина Л.И. Ирония как вид комического. –Автореф. канд дисс. филол. н. – М.: изд-во МГУ, 1982. – 23 с.
  25. Кемеров В.Е. Ирония. /Новейший философский словарь / Сост. А.А. Грицанов. — Мн.: Изд. В.М. Скакун, 1998. — 896 с.
  26. Можейко М.А. Языковые игры /Постмодернизм. Энциклопедия/Сост. А.А. Грицанов. – М.: Интерсервис; Книжный дом, 2001. – с.1023-1025.
  27.  Gnevek O.V., Musiichuk M.V. Multifunctionalityof humor as a mechanism of probabilistic forecasting // Harvard Journal of Fundamental and Applied Studies. 2015. № 1 (7). С. 266-272.

 

Собеседование с юмором: игровые формы профессионального отбора молодых специалистов  в медиа-сфере

УДК 331.546

А.Л. Фурсов

Поволжский институт управления – филиал РАНХиГС, г. Саратов, Россия

Аннотация. В статье рассматриваются примеры организации профессионального отбора в медиа-сфере (журналисты, специалисты по рекламе и связям с общественностью). Очевидно, что выпускники вузов, не имеющие опыта практической работы, в большинстве случаев не могут продемонстрировать свои компетенции на примере уже реализованных проектов. Однако к моменту трудоустройства они уже должны обладать определенными общекультурными и профессиональными компетенциями, полученными в вузе. Предлагается проводить проверку степени овладения соискателем одной из основных общекультурных компетенций бакалавра журналистики — использовать знания в области общегуманитарных социальных наук в контексте своей социальной и профессиональной деятельности – через обыгрывание сюжетов литературных произведений в иронической форме.

Ключевые слова: комическое, юмор, ирония, профессиональная ориентация, профессиональный отбор, управление персоналом.

Abstract. The article considers the examples of the organization of professional selection in the media sector (journalists, specialists in advertising and public relations). Obviously, University graduates with no practical experience, in most cases, are not able to demonstrate their competence on the example of already implemented projects. However, by the time of employment, they must already possess certain General cultural and professional competences acquired in higher education institution. Check the degree of mastery of the applicant one of the key cultural competences of the bachelor of journalism — to use the knowledge in the field of social-humanitarian Sciences in the context of their social and professional activities is encouraged to play through the plots of literary works in an ironic form.

Keywords: comic, humor, professional orientation, professional selection.

 

Главным оружием современного мира можно с уверенностью считать информацию. Информационные вбросы – такое же оружие массового поражения, как ядерное. Неверная информация приводит к неправильным решениям. Манипулирование информацией может нанести вред обществу. Производят информацию журналисты. Вот почему проблема качества кадров в сфере журналистики далеко не частное дело представителей определенных профессиональных групп. 

В процессе профессионального отбора журналистов в СМИ и пресс-службы перед специалистами кадровых подразделений стоит задача определить, в какой мере компетенции соискателя соответствует требованиям профессионального стандарта, насколько успешно выполнены при его обучения требования ФГОС. Представляется одной из важнейших общекультурных компетенций, утвержденных Приказом Минобрнауки России от 07.08.2014 N 951 в федеральном государственном образовательном стандарте высшего образования по направлению подготовки 42.03.02 Журналистика (уровень бакалавриата), «способность использовать знания в области общегуманитарных социальных наук (социология, психология, культурология и других) в контексте своей социальной и профессиональной деятельности» (ОК-3). В обиходе эта компетенция называется короче – общая эрудированность. 

Отсутствие у выпускников вузов знаний в области общегуманитарных социальных наук – проблема не столько высшего, но в большей степени среднего образования. Школа не ориентирует учеников на приобретение конкретных профессий. Традиционная профориентация сменилась на «вузориентацию», о чем пишут, например, Н.С. Землянухина и П.С. Кузнецов: «Вузоориентация сводится к выбору бюджетных мест, а при их отсутствии или недоступности – стоимости обучения. Понятно, что наибольшей привлекательностью и спросом обладают именно бюджетные места, прием на которые определяется показателями баллов ЕГЭ, что и определяет, во многих случаях, итоговый выбор конкретного вуза и специальности» [1, с. 37]. Таким образом, «90-балльник» по ЕГЭ вполне может поступить на факультет журналистики, не имея к тому ни соответствующих способностей, ни требуемого кругозора, успешно закончить вуз и предъявить работодателю на собеседовании «красный диплом». 

Очевидно, что работодателю нужен не набор оценок в приложении к диплому, а способности выпускников компетентно выполнять функции специалиста в области СМИ, разрешать профессиональные проблемы и задачи, овладевать целостной профессиональной деятельностью. Такой подход к профессиональному отбору соответствует современным вызовам управления персоналом [2], способствует формированию качественного кадрового резерва [3]. Кроме того, именно на имеющихся у работника общекультурных и профессиональных компетенциях основано дальнейшее обучение персонала [4]. 

Представляется целесообразным использование в практике профессионального тестирования такой формы контекстного обучения, как деловая игра. В.И. Загвязинский определяет контекстное обучение как имитационную модель обучения, где задачи профессионального обучения решаются в учебно-игровых ситуациях, имитирующих реальные условия в ситуации профессиональной деятельности [5]. Одной из базовых форм контекстного обучения является деловая игра, которую А.А. Вербицкий определяет как форму «воссоздания в образовательном процессе предметного и социального содержания профессиональной деятельности, моделирования систем отношений, характерных для данного вида труда» [6, с. 3].

 Перенося методику разработки и проведения деловых игр в рамках контекстного обучения на процесс собеседования в ходе профессионального отбора соискателей на вакансию журналиста, представим пример деловой игры, проведение которой позволяет определить степень владения соискателем вышеупомянутой компетенции, в обиходе называемой общей эрудицией.

Следует отметить, что подобные примеры игровых заданий специалист кадровой службы может найти в социальных сетях и иных ресурсах Интернета (там их немало) [7]. 

Итак, мы исходим из того, что журналистика тесно связана с филологией, литературой, литературоведением. Следовательно, нужно проверить, насколько соискатель знаком с произведениями литературы, откуда он в ходе своей профессиональной деятельности будет черпать цитаты и примеры. 

Первый этап – проверка эрудиции через ироничный пересказ сюжетов классики с поставленной перед соискателем задачей определить название зашифрованного произведения и его автора.

Соискателю предлагается к ознакомлению отчет представителя инопланетной цивилизации, который делится с начальством наблюдениями о человечестве. 

Фрагмент 1: «В процесс подбора землянами пары для воспроизводства включается субъективный фактор, называемый любовью. Это часто вносит сумятицу. Например, некая представительница женской половины, не имея так называемого состояния, начинает что-то подобное испытывать к мужчине. Он же останавливает свой выбор на другой. Тогда дама без состояния даёт согласие на вступление в брак первому попавшемуся. В последний момент её возлюбленный методом хитроумной игры склоняет её к ошибочному пониманию его слов. Ею нарушается общепринятый стереотип женского поведения.

Не поддаётся разумному пониманию реакция на данный факт других мужчин, относящихся к рейтинговым: они начинают делать ей предложения, выходящие за рамки приличий, считая, что тем самым не пачкаются сами, а возвышаются.

Неадекватным является также и поведение жениха, который ради защиты любимой убивает не обидчиков, а именно её, говоря: «Так не доставайся же ты никому!».

В этом фрагменте ключевым элементом, разумеется, является последняя фраза. В процессе обучения в школе соискатели  «проходили» пьесу А.Н. Островского «Бесприданница» или, во всяком случае, смотрели рязановский фильм. Интересно, что в практике реальных собеседований фильм называется соискателями чаще, чем пьеса. 

Фрагмент 2: «Со скрипом, но развивается на Земле наука. Например, ими разрабатывается тема трансплантации. Но иногда после операции не пересаженный орган адаптируется, а сам организм становится его частью. Особенно интересны опыты, в которых участвуют представители разных семейств живых существ, населяющих планету. Например, опыты по пересадке отдельных органов собак человеку и наоборот. В результате опытов на свет появляются довольно креативные индивидуумы. Организм получившегося существа меняется, он как бы становится придатком пересаженного органа. Сама же особь действует в рамках нажитого дотрансплантационного опыта, унаследовав, по словам профессора, «примитивизм, хамство, агрессивность, алкоголизм Клима Чугункина». В частности, она неадекватно реагирует на котов, справляет нужду по углам, рычит. Кроме того, новое существо активно пробивает себе дорогу в жизни, ставя под угрозу карьеру самого экспериментатора. В результате профессор, производивший данный опыт, решается на ре-операцию, возвращая существо в его прежнее состояние».

При разборе данного фрагмента мало просить «угадать произведение». Для того, чтобы убедиться, что в будущем журналист, особенно пишущий на политические темы, не будет допускать ляпов в цитировании не к месту реплик персонажей «Собачьего сердца» М.А. Булгакова, целесообразно спросить соискателя: что же все-таки и кому пересадил профессор Преображенский. Нетрудно догадаться, что ответ «сердце от собаки человеку» был на реальных собеседованиях наиболее популярным…

Следующий фрагмент так же, как и предыдущий, ставит своей целью проверку эрудиции будущего журналиста-автора статей, так или иначе связанных с общественно-политическими проблемами.

Фрагмент 3: «Земляне любят фантазировать. Один из землян предложил сопланетникам записки якобы очевидца, который имел возможность пообщаться с людьми очень маленькими и гигантами, высокоразвитыми существами, имеющими внешность коней, а также побывать на летающем острове-диске. Вероятнее всего, такие записки являются чистой воды выдумкой, хотя в них очень много правдивости, как-то: описание институтов, производящих абсолютно никому не нужные исследования, в которые вкладываются огромные финансы, войн, происходящих по той лишь причине, что жители, завтракая, разбивают яйцо не с того конца, и другие нелепости земной жизни, которые имеют место быть».

Как показывает практика тестирования, заподозрив при прочтении фрагмента, что речь идет о «Путешествиях Гулливера» Джонатана Свифта, соискатели далее отказываются от своей версии, поскольку ни про третье, ни про четвертое путешествия Гулливера не читали.

Печальный опыт некоторых редакций СМИ показывает, что игнорирование работодателем низкой эрудированности журналистов приводит к потере доверия к изданию со стороны читателей, что, в свою очередь, влияет на интерес рекламодателей: немалая часть лиц, принимающих решение о выборе рекламоносителя, училась еще в советской школе и способна уличить молодых журналистов в невежестве. Вряд ли здравомыслящий рекламодатель станет размещать свои материалы рядом с публикациями, которые вызовут негативную реакцию читателей, более эрудированных, чем автор опусов.

Второй этап проверки на эрудицию одновременно служит для проверки другой компетенции журналиста – умения связно излагать свои мысли, работать в разных жанрах. Более того, написание соискателем изложения дает представление о его грамотности. 

Тестируемым предлагается изложить в форме короткой информации сюжет известного литературного произведения, изучаемого в рамках программы общего (полного) образования. Дополнительные баллы тестируемый может получить за иронический стиль пересказа. 

Выбор произведения может проводиться как соискателями, так и проводящим тестирование представителем работодателя. Как правило, тестируемые «пересказывают» такие книги, как «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского, «Ревизор» и «Мертвые души» Н.В. Гоголя, «Золотой теленок» И.А. Ильфа и Е.П. Петрова, «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова. В числе «вариантов по выбору» были «детективы» «Метель» и «Дубровский» А.С. Пушкина. 

Приведем наиболее яркие примеры ответов.

«Не стал дожидаться коллекторов

ГУВД г. Санкт-Петербурга возбуждено уголовное дело по статье 105, ч.2 УК РФ «Убийство двух и более лиц». Подозреваемый – студент одного из петербургских вузов Родион Р. – не захотел отдавать гражданке А. взятые в долг деньги, убил ее и случайного свидетеля, после чего явился в полицию с повинной».

«Управдома поздравили всем городом

Полвека на службе жильцам – таков трудовой стаж управляющего домом №322б по улице Бульвар молодых дарований О.И. Бендера. Остапу Ибрагимовичу далеко за восемьдесят, но его энергии могут позавидовать многие молодые арбатовцы. Коммунальная система дома работает идеально, двор в чистоте, детская площадка, на которую приходят играть дети со всего микрорайона. На встрече в Клубе ветеранов 85-летнего юбиляра поздравили всем городом, зачитали поздравительную телеграмму от бывшего главы администрации Арбатова А.И. Корейко, послушали рассказ ветерана о его трудовой биографии. Остапу Ибрагимовичу в молодости довелось разоблачить подпольного советского миллионера, содействовать профессиональному росту известного автоконструктора А.Козлевича и артиста-гастролера А. Балаганова, после чего он посвятил себя служению людям в скромной должности управдома. Юные жители дома вручили ветерану труда цветы, после чего он бодро заявил: «Заседание продолжается!» и пригласил гостей в близрасположенное кафе «Рио», открытое на сбережения товарища Бендера».

Авторы этих текстов получили искомую должность, очень скоро начали стремительный профессиональный рост в журналистике и покинули работодателя. Увы, 99% остальных текстов в лучшем случае продемонстрировали знание авторами школьного курса литературы в общих чертах. Тем не менее представляется целесообразным для СМИ регулярно проводить подобное тестирование – таким образом вакансии журналистов в редакциях займут если не кандидаты в клуб знатоков «Что? Где? Когда?», то, по крайней мере, специалисты с ненулевой компетенцией. В условиях нынешних реформ системы образования и это – хороший результат профессионального отбора.

 

Библиографический список

 

  1. Землянухина Н.С., Кузнецов П.С. Влияние изменений ЕГЭ на профориентацию школьников // Профессиональная ориентация. – 2015. – №2. – С. 36-42.
  2. Моисеенко Н.В. Управление персоналом: вызовы и ответы / Т.П. Фокина, Н.Н. Слонов, Н.В. Моисеенко // Приборы и системы разведочной геофизики. – 2009. – Т. 27. № 1. – С. 7-8.
  3. Березина Е.С. Роль и значение кадрового резерва в системе развития персонала современной организации // Экономика и современный менеджмент: теория и практика. – 2014. – № 43. – С. 121-129.
  4. Борщева Ю.А. Обучение персонала как ключевое направление кадровой политики предприятий / Е.Р. Грязнова, Ю.А. Борщева // Современные проблемы и тенденции развития экономики и управления в XXI веке: сб. материалов V-й международной научно-практической конференции. – Липецк, 2014. – С. 75-81.
  5. Педагогический словарь: учебное пособие для студентов высших учебных заведений / под ред. В.И. Загвязинского, А.Ф. Закировой. – М.: Изд. центр «Академия», 2008. – 352 с. 
  6. Вербицкий А.А. Педагогические технологии контекстного обучения: научно-методическое пособие. – М.: РИЦ МГГУ им. М. А. Шолохова, 2010. – 55 с.
  7. Федоров П.М. Социальные сети и Интернет в реализации междисциплинарного подхода к подготовке специалистов по управлению персоналом: социокультурный аспект // Экономическая психология: прошлое, настоящее, будущее. – 2014. – № 2. – С. 213-220.

Проблема одинаковости в русской литературе 10-30-х годов XX века: от трагического к комическому  и обратно

УДК 821.161.1

М.Н. Капрусова

Борисоглебский филиал ФГБОУ ВО «Воронежский государственный университет», г. Борисоглебск, Россия

Аннотация. В статье рассматриваются проблема одинаковости в пьесе Л. Андреева «Реквием», романе Е. Замятина «Мы» и романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» и средства ее решения.

Abstract. This article investigates the problem of similarity in the play L. Andreev’s «Requiem», E. Zamyatin’s novel «We» and M. Bulgakov’s novel «Master and Margarita» and the means of solving it.

Ключевые слова: комическое, трагическое, сатира, юмор, ирония, проблема одинаковости.

Keywords: comic, tragic, satire, humor, irony, similarity problem.

Объектом исследования в данной статье являются проблема одинаковости (обезличенности) в пьесе Л. Андреева «Реквием», романе Е. Замятина «Мы» и романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» и средства ее решения. 

Пьеса «Реквием» впервые была поставлена 17 декабря 1916 г. в Московском драматическом театре им. В.Ф. Комиссаржевской [1, с. 547]. Действие пьесы происходит в театре, но необыкновенном. Первое, что удивляет читателя, это зрители – «плоские деревянные фигуры, вырезанные плотником из тонких досок и раскрашенные маляром» [2, с. 472]. Они заменяют живых людей, которые, по мнению Его светлости (дьявола) и Директора (его слуги), всего лишь толпа, несущая «шум и неприличие» [2, с. 473]. Таким образом, людям априори отказано в индивидуальности, интеллекте, душевных порывах. Художник восхищается гением Его светлости и говорит Режиссеру: «Гениальный каприз! Гениальная прихоть! Только в голове, осененной короной, могло зародиться такое очаровательное безумие. Театр полон – и нет никого. Нет никого – и театр полон! Очаровательно! <…> На вашем месте я бы прыгал от восторга. Ведь они так живы – вы понимаете, так живы, что сам господь бог может обмануться и почесть их за свое творение. А вдруг он действительно обманется? Нет, вы подумайте, дорогой мой: вдруг, обманутый, он зовет их на страшный суд и впервые – подумайте, впервые! – в недоумении останавливается перед вопросом: кто они – грешники или праведники? Они из дерева – кто они: грешники или праведники?» [2, с. 473]. 

При обращении к проблематике произведения становится ясно, что в центре пьесы лежит проблема нравственного выбора. Как узнает читатель из диалога Его светлости и Директора, они своим диковинным представлением «решили посмеяться» [2, с. 477]. И Директор, желая угодить Его светлости и получив от него деньги, потревожил сон мертвецов, сделал их марионетками, актерами, выставил на обозрение их страдание. Его светлость и Директор действительно изредка «тихо смеются» [2, с. 477] и даже «шутят» [2, с. 478, 480, 482], но читатель или зритель не способен разделить их веселье. В этом произведении торжествует трагедия.

Последними из представленных Его светлости Директором актеров были статисты. Директор почтительно говорит Его светлости: «Позвольте остальных актеров представить вам завтра, а сейчас я ограничусь тем, что составляет мою гордость. Это – мои статисты. После долгих усилий мне удалось-таки добиться, что они стали похожи друг на друга, как яйца из одной корзины. Это очень смешное зрелище. Дать статистов!

Один за другим проходят через сцену десяток совершенно одинаковых, до смешного похожих людей с серыми, лишенными выражения лицами.

Маскированный. Я не могу решить, кто мне больше нравится: наши зрители или эти. Браво, господин директор! <…> 

Директор (кланяется). Не правда ли, как искусно? Теперь все, ваша светлость» [2, с. 482].

Итак, статисты – это существа, лишенные индивидуальности, в них абсолютно отсутствует творческое начало (недаром они статисты), они гениальное и ужасное творение Директора. 

Он поступает цинично, но это не мучает его, ведь тот, кто его нанял, хорошо платит. Кульминационный момент – торжество справедливости, наказание: среди марионеток, потревоженная, мучимая непокоем, обреченная на вторую смерть, появляется женщина, которую когда-то любил Директор. Истина, которую он корысти ради заставлял себя забыть, вновь встает перед героем, и он молит о милосердии для себя, актеров, мира. Крик: «Милосердия! Милосердия!» – последняя реплика героя [2, с. 486]. Это его прозрение и неуслышанная мольба. Итак, в пьесе Л. Андреева подчеркивается трагизм происходящего: то, что герои пьесы называют смешным, ужасает и печалит читателей и зрителей, уловивших авторское отношение к происходящему.

Несколько лет спустя после появления пьесы Л. Андреева, в 1920 году, будет написан роман «Мы» Е. Замятина, где изображено общество «нумеров» («статистов», говоря словами Л. Андреева). Вначале кажется, что изображается доведенный до логического конца эксперимент Директора из пьесы Л. Андреева: «Как всегда, Музыкальный Завод всеми своими трубами пел Марш Единого Государства. Мерными рядами, по четыре, восторженно отбивая такт, шли нумера – сотни, тысячи нумеров, в голубоватых юнифах, с золотыми бляхами на груди – государственный нумер каждого и каждой. И я – мы, четверо, – одна из бесчисленных волн в этом могучем потоке» [3, с. 206]. Однако у Замятина абсолютная похожесть – все-таки дело будущего: чтобы стали одинаковыми не только движения, желания, взгляды, но и носы, должны смениться поколения. Очевидно, что Директор из пьесы «Реквием» проводил свою селекцию не без помощи мистики, по всей видимости, он продал душу дьяволу, тот ему и помогает (вспомним, что Его светлость (Маскированный) заранее щедро заплатил Директору). Замятин остается в русле научной фантастики: в его романе унификация людей происходит посредством введения нефтяной пищи, материнской и отцовской норм и т.п. Да, и полной идентичности мировоззрения и мирочувствования у нумеров Единого Государства все-таки нет: так не похожи, например, О-90, I-330 и Ю. Однако сатирическое изображение тоталитарного государства в романе Е. Замятина налицо. 

Как жертвы люди изображаются и в пьесе Л. Андреева, и в романе Е. Замятина. Однако, если в первом случае сознание и души людей искажает инфернальная личность, хотя и с вполне человеческим пороком – любовью к деньгам, то во втором – обычный человек, но облеченный неограниченной властью и создавший четко организованную систему подавления инакомыслия.

Роман Е. Замятина – антиутопия, роман-предупреждение, в нем сильна сатирическая струя, присутствует авторская ирония.

Уже название «Мы» является знаком нивелирования личности и индивидуальности в романе. Слово «мы» – одно из самых частотных в тексте (недаром оно стало названием). Если автор записей – Д-503 – и говорит «я», то почти сразу исправляется – «мы». Ирония автора чувствуется уже в начале романа, когда приводится цитата из дневника главного героя: «Я люблю – уверен, не ошибусь, если скажу: мы любим только такое вот, стерильное, безукоризненное небо» [3, с. 205]. Д-503 считает, что слова «уверен» и «не ошибусь» должны вселить эту уверенность и в будущего читателя его дневника. Но читатели романа Замятина сразу ощущают иронию автора: выражение «стерильное, безукоризненное небо» недвусмысленно характеризует героя. Обратим внимание и на еще одну важную сцену – диалог I-330 и Д-503. Он говорит о «непроходимой пропасти между сегодняшним и тогдашним». I-330 возражает, вспоминая «барабан, батальоны, шеренги». «− Ну да: ясно! – крикнула (это было поразительное пересечение мыслей: она – почти моими же словами – то, что я записывал перед прогулкой). – Понимаете: даже мысли. Это потому что никто не «один», но «один из». Мы так одинаковы…

Она: Вы уверены?» [3, с. 208]. I-330 дразнит Д-503. Она понимает, как мыслит правоверный нумер, даже употребляет любимое слово Д-503 – «ясно» (ему все ясно, потому что привык мыслить штампами). Д-503 усмешку не улавливает и восторгается тем, что, по его мнению, даже мысли у людей в Едином Государстве похожи.

Авторская ирония отчетливо ощущается и в описании восторженного состояния Д-503 на прогулке: «Блаженно-синее небо, крошечные детские солнца в каждой из блях, неомраченные безумием мыслей лица…» [3, с. 207]. Героя пока радуют абсолюты и примитив: небо без облаков, бляха с буквенным и цифровым шифром на одежде, которая облегчает слежку за каждым, лица без мысли, а также «божественные параллелепипеды прозрачных жилищ» (выделено нами – М.К.), «квадратная гармония серо-голубых шеренг» [3, с. 207]. До тех пор, пока Д-503 способен только на такие штампованные мысли и штампованное поведение, авторская ирония звучит отчетливо.

Но следует заметить, что Д-503 – все же не среднее арифметическое, что-то ницшеанское ощущается в его мироощущении: «<…> будто не целые поколения, а я – именно я – победил старого Бога и старую жизнь, именно я создал все это <…>» [3, с. 207].

Когда Д-503, обращаясь к своим гипотетическим читателям, объясняет им устройство Единого Государства, он часто употребляет слово «смешно», еще одно любимое слово [3, с. 210, 212]. Но, как и в случае с Л. Андреевым, читателю совсем не смешно, а скорее страшно. Впрочем, Д-503 сам признает: «<…> я не способен на шутки – во всякую шутку неявной функцией входит ложь» [3, с. 212]. Однако смеяться он умеет, но и здесь читатель не может разделить его веселость, ведь смеется Д-503 над музыкой Скрябина [3, с. 214]. Как видим, и у Л. Андреева, и у Е. Замятина понятия «смех», «шутка» и подобные не являются родственными понятию «комическое».

Чем больше меняется Д-503, чем отчетливее в нем пробуждаются индивидуальность, душа и способность любить, тем трагичнее делается повествование. Ирония, направленная на бывшего «статиста», уходит, но сатира, направленная против Единого Государства, остается.

Произведение Замятина в определенном смысле закольцовано. Оно начинается с сатирического описания людей, очень похожих друг на друга, по крайней мере, в основополагающих вещах. А заканчивается трагической картиной движения биологических роботов – нумеров после Великой Операции: «На углу, в аудиториуме – широко разинута дверь, и оттуда – медленная, грузная колонна, человек пятьдесят. Впрочем, «человек» – это не то: не ноги – а какие-то тяжелые, скованные, ворочающиеся от невидимого привода колеса; не люди – а какие-то человекообразные тракторы» [3, с. 318-319].

Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита» (работу над ним автора прервет смерть в 1940 году) имеет переклички с пьесой Л. Андреева «Реквием» [4]. Исследователи считают, что с большой долей вероятности можно утверждать, что Булгакову был известен и роман Замятина «Мы», ведь писатели были друзьями [5, с. 20]. Роднит названные три произведения и заявленная в них проблема одинаковости. Булгаков тоже показывает группу людей, потерявших индивидуальность, ставших частью идеологически выдержанного «мы». В романе «Мастер и Маргарита» появление «статистов» (если пользоваться наименованием Андреева) связано с Весенним балом полнолуния. Эта сцена выполнена в ироническом ключе:

«Когда, неся под мышкой щетку и рапиру, спутники проходили подворотню, Маргарита заметила томящегося в ней человека в кепке и высоких сапогах, кого-то, вероятно, поджидавшего. Как ни были легки шаги Азазелло и Маргариты, одинокий человек их услыхал и беспокойно дернулся, не понимая, кто их производит.

Второго, до удивительности похожего на первого, человека встретили у шестого подъезда. И опять повторилась та же история. Шаги… Человек беспокойно обернулся и нахмурился. Когда же дверь открылась и закрылась, кинулся вслед за невидимыми входящими, заглянул в подъезд, но ничего, конечно, не увидел.

Третий, точная копия второго, а стало быть, и первого, дежурил на площадке третьего этажа. Он курил крепкие папиросы, и Маргарита раскашлялась, проходя мимо него. Курящий, как будто его кольнули, вскочил со скамейки, на которой сидел, начал беспокойно оглядываться, подошел к перилам, глянул вниз» [6, с. 241].

Действующие лица этой сцены – рядовые работники НКВД, по сути «статисты». Они лишены инициативы, делают то, чему их учили, потому-то их действия столь похожи. «Булгаков намеренно создает эффект мультипликации: агенты похожи внешне и ведут себя абсолютно одинаково («беспокойно дернулся», «беспокойно оглянулся и нахмурился», «беспокойно оглядывался» <…>). Здесь мы сталкиваемся с примечательной особенностью булгаковского подхода к теме: деятельность органов представлена в откровенно пародийном плане» [7, с. 301-302].

И Сталин, и Берия безусловно гордились, что им удалось создать экземпляры, которые «похожи друг на друга, как яйца из одной корзины», говоря словами Андреева. Казалось, вот еще чуть-чуть и вся страна станет такой, еще немного и воплотятся в жизнь фантазии Л. Андреева и Е. Замятина. Причем, как оказалось, для этого не нужны ни мистика, ни научные методы, достаточно установить тоталитарную форму правления, вести массированное идеологическое воздействие, поселить в душах людей страх, подозрительность и уверенность, что так и должно быть. И вот уже появляются уменьшенные, примитивные копии с «железного Феликса» или Павлика Морозова. Эту опасность чутко уловил Булгаков, показав, как легко Шариков перенял классовые установки Швондера, с какой готовностью И. Бездомный внимает Берлиозу, а НКВД оплетает сетью всю страну, бесконечно множа, копируя своих примитивных, но идеологически выдержанных секретных сотрудников. Однако, не каждого человека можно перековать в чью-то копию, и на фоне копий виднее личность. Наряду со многим другим роман Булгакова и об этом. 

Сам писатель старался быть внутренне свободным человеком: как и все, он знал страх и приступы слабости, но в творчестве преодолевал их. Таким преодолением явились, в частности, сцены романа, связанные с изображением сотрудников НКВД. В годы сталинского правления работники этой организации вызывали у населения страх, иногда смешанный с восхищением. У Булгакова же эти похожие друг на друга люди не страшны, а вызывают лишь снисходительную усмешку. На фоне обладающих яркой индивидуальностью Воланда, его свиты и даже гостей бала – мертвецов, нежити – личности сотрудников НКВД нивелированы. В романе сотрудники НКВД предстают не просто похожими друг на друга людьми, но и смешными неудачниками. Им не удалось проследить за квартирой № 50 в ночь Весеннего бала полнолуния, невыполнимой задачей оказался и арест Воланда и компании. Сцена попытки ареста предваряется ироничным диалогом:

«– А что это за шаги такие на лестнице? – спросил Коровьев, поигрывая ложечкой в чашке с черным кофе.

– А это нас арестовывать идут, – ответил Азазелло и выпил стопочку коньяку.

– А-а, ну-ну, – ответил на это Коровьев [6, с. 332].

На фоне полного спокойствия и игривого настроения «жертв» описание подготовки «операции» выглядит утрированно серьезно: «Около четырех часов жаркого дня большая компания мужчин, одетых в штатское, высадилась из трех машин, несколько не доезжая до дома № 302-бис по Садовой улице» [6, с. 332]. И далее: 

«Шедшие обменялись с водопроводчиками выразительным взглядом.

– Все дома, – шепнул один из водопроводчиков, постукивая молотком по трубе.

Тогда шедший впереди откровенно вынул из-под пальто черный маузер, а другой, рядом с ним, – отмычки. Вообще, шедшие в квартиру № 50 были снаряжены как следует. У двух из них в карманах были тонкие, легко разворачивающиеся шелковые сети. Еще у одного – аркан, еще у одного – марлевые маски и ампулы с хлороформом» [6, с. 332].

Откровенно комичной ситуация делается чуть позже. Кот с примусом в лапах вызывает у сотрудников НКВД оцепенение: «В полном молчании вошедшие в гостиную созерцали этого кота в течение довольно долгого времени» [6, с. 333]. И.З. Белобровцева и С. К. Кульюс отмечают, что «<…> ГПУ посрамлено самым недвусмысленным образом: издевками кота, его демагогическими речами о своей неприкосновенности, рыданиями и прощанием с жизнью, «свинским притворством» и абсолютной неуязвимостью, «бешенной», но безрезультатной пальбой» [7, с. 348]. Дальнейшие события только подтверждают полную беспомощность сотрудников НКВД: «Развернулась и взвилась шелковая сеть, но бросавший ее, к полному удивлению всех, промахнулся и захватил ею только кувшин, который со звоном тут же и разбился». «– Сеть, сеть, сеть, – беспокойно зашептали вокруг кота. Но сеть, черт знает почему, зацепилась у кого-то в кармане и не полезла наружу» [6, с. 333]. «Сделали еще одну попытку добыть кота. Был брошен аркан, он зацепился за одну из свечей, люстра сорвалась» [6, с. 335]. Конечно, можно предположить, что это «коровьевские штуки» [6, с. 93], но более вероятно, что это была своеобразная месть писателя всесильной организации, погубившей многих его знакомых и представляющей для него самого реальную опасность.

Отметим, что и здесь повествователь снова создает обобщенный образ сотрудников: «большая компания мужчин, одетых в штатское», «один», «другой», «двое», «шедшие» и пр. [6, с. 332].

Обращаясь к проблеме одинаковости в связи с изображением сотрудников НКВД, М. Булгаков трагический аспект прячет глубоко в подтекст. В основном он пользуется комическими средствами, причем отдает предпочтение не сатире, а иронии и юмору. Он словно считает, что «статисты» из НКВД не заслуживают серьезного отношения.

Подведем итоги. Тема противостояния Бога и дьявола (Добра и Зла), мотив создания нового человека присутствуют во всех трех произведениях. Эти тема и мотив связаны с проблемой одинаковости, но решаются они по-разному. У Л. Андреева Его светлость и Директор решили посмеяться над Богом и бессмертием души. Его светлость (дьявол) ставит себя выше Бога. Своим цинизмом он заражает и Директора, и Режиссера, и Художника, который весело рассуждает о том, может ли обмануться Бог, приняв на Страшном суде созданных им (Художником) деревянных зрителей за людей, имеющих душу. Директор тоже мнит себя Творцом, ведь он создал «статистов». Его не волнует, что Бог создал одухотворенные существа, а он – неодухотворенные. Директор считает, что у него получилось не хуже. Андреев прибегает к сатире только при изображении Художника, откровенного глупца. В пьесе трагическое побеждает комическое.

В романе «Мы» тоже намечено противостояние между Богом и дьяволом, но Бог в произведении – это символ неизменного порядка, а дьявол – революционного начала. Благодетель у Е. Замятина скорее играет роль Бога. В романе он символизирует неограниченную человеческую власть. Воплощая свой план по порабощению мира и человека, он создает идеологию тоталитарного государства и новый машинизированный мир, а затем и машинизированного человека. Но сатира Замятина обращена не на Благодетеля, а на человека, который позволил превратить его в нумер, который потерял свободу и индивидуальность и рад этому. Полюса трагическое – комическое в романе по мере развития сюжета смещаются: сатира сменяется грустью.

В романе «Мастер и Маргарита» (в отличие от взятых нами для анализа произведений Л. Андреева и Е. Замятина) противопоставляются не Бог и дьявол, а Добро и Зло, а также истинная и мнимая сила. Первый раз соотнесение истинной и мнимой силы показано на примере Иешуа и Понтия Пилата. Ситуация повторяется, когда перед читателем предстает истинная сила – Воланд и его свита – и те, кто возомнили себя силой – сотрудники НКВД – новые «статисты». Иешуа – воплощение Милосердия, Воланд – Справедливости [8], следовательно, он-то мог бы ответить злом на зло. Но Воланд и его свита превращают ситуацию с попыткой их ареста в игру и пародию. Так Булгаков еще раз утверждает силу личности и слабость штампованного мышления и штампованных действий. Булгаков развенчивает всесилие сотрудников НКВД, прибегнув к средствам комического – иронии, юмору и пародии. 

 

Библиографический список

  1. Чирва Ю.Н. Примечания // Андреев Л.Н. Драматические произведения: в 2 т. – Л.: Искусство, 1989. – Т. 2. – С. 487-549. 
  2. Андреев Л.Н. Реквием // Андреев Л.Н. Драматические произведения: в 2 т. – Л.: Искусство, 1989. – Т. 2. – С. 471-486.
  3. Замятин Е. Мы // Замятин Е. Мы: Роман. Повести. Рассказы. Сказки / сост. И.О. Шайтанов. – М.: Современник, 1989. – С. 203-346. 
  4. Капрусова М.Н. Влияние пьесы «Реквием» Л. Андреева на роман «Мастер и Маргарита» М. Булгакова: параллели и диалог // Поэтика художественного текста: Материалы Международной заочной научной конференции: в 2 томах. Т. 2: Русская филология: вчера и сегодня. – Борисоглебск, 2008. – С. 72-82.
  5. Скороспелова Е.Б. Замятин и его роман «Мы». – М., 1999. – 79 с.
  6. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита // Булгаков М.А. Собр. соч.: в 5 т. – М.: Художественная литература, 1989-1990. – Т. 5. – С. 7-386.
  7. Белобровцева И., Кульюс С. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита»: Комментарий. – Таллинн: Арго, 2006. – 420 с.
  8. Андреевская М.И. О «Мастере и Маргарите» // Литературное обозрение. – 1991. – №5. – С. 59-63.

 

Языковая игра на страницах произведений М. Веллера

УДК 801.56

М.Ф. Шацкая

ФГБОУ ВПО «Волгоградский государственный социально-педагогический университет», Россия, г. Волгоград

Аннотация. В статье рассматриваются средства формирования языковой игры в прозе М. Веллера: трансформации лексической, фразеологической и морфологической семантики, ведущие к формированию различных тропов и фигур; искажение смысловых отношений, основанные на нарушении законов формальной логики. Кроме того, приводится подробное описание механизмов семантических трансформаций. В исследовании материал освещается и с точки зрения тематической отнесенности, получившей отражение в произведениях писателя.

Abstract. The article discusses the tools of the formation of language play in prose by M. Weller: the transformation of lexical, phrasal and morphological semantics, leading to the formation of various tropes and figures; the distortion of semantic relations based on the violation of the laws of formal logic. In addition, the detailed description of the mechanisms of semantic transformations. The study material is illuminated and from the perspective of thematic relatedness, reflected in the works of the writer.

Ключевые слова: законы логики, ирония, семантика, синкретизм, языковая игра.

Key words: the laws of logic, irony, semantics, syncretism, language game.

Одним из ведущих современных прозаиков, отличительными чертами прозы которого является присутствие иронии и юмора, является Михаил Веллер.   В центре нашего внимания – средства формирования языковой игры на страницах его произведений. Под термином языковая игра мы понимаем «творческое, нестандартное (неканоническое, отклоняющееся от языковой/речевой, в том числе – стилистической, речеповеденческой, логической нормы) использование любых языковых единиц и/или категорий для создания остроумных высказываний, в том числе – комического характера» [1, с. 86]. 

М. Веллер, ярко изображая современную жизнь, касается разных ее проблем. Так, юридическая сфера нашей жизни получила ироническое освещение в следующем контексте: Где Закон не защищает бизнес – там бизнес показывает Закону, кто такая мать Кузьмы и кто платит за музыку, под которую Закон пляшет (М. Веллер «Легенды Невского проспекта»). Сосуществование двух значений в лексеме закон (‘совокупность законов государства; система законов, правосудие’ [2, с. 362] и синонимичное ‘лицо, хорошо знающее законы и контролирующее их исполнение’ – законник [Там же.]) обусловлено возможностью метонимического переноса. Это ведет к тому, что субъект мыслится и как неодушевленный, и как одушевленный.

Шьем дело из материала заказчика (М. Веллер «Легенды Невского проспекта»). В приведенной выше зевгме значение глагола шить ‘изготовлять (одежду, обувь и т.п.), скрепляя части швами’ [3, т. 4, с. 718] – существует параллельно с переносным значением, тождественным глаголу пришить, – ‘ложно приписать что-нибудь, обвинить в чем-нибудь кого-нибудь’ [4, с. 603]. Такое становится возможным при условии, что и лексема материал парасемична – ‘ткань, материя’ [3, т. 2, с. 236] и ‘данные, сведения, источники, служащие основой для чего-либо, доказательством чего-либо’ [3, т. 2, с. 235]. 

Кроме того, автор употребляет и антифрастические выражения: Не-ет, милый, это не высший уровень, это им высший, а для тебя этот уровень расстрельный! Высшей меры! (М. Веллер «Легенды Арбата»). Как известно, высший превосходная степень от высокий (‘большой, значительный по количеству, силе и т. п.’ [3, т. 4, с. 281]), и еще это прилагательное входит в эвфемистическое словосочетание высшая мера (наказания) (‘вм. расстрел [Высшая – наиболее строгая, предельная (5, 2, 1234)]), обозначающее приговор к смертной казни, ставшее ‘официальным юридическим термином (который в просторечье и арго стянулся до вышка и вышак (Крысин, 04)’ [6, с. 93].

Криминальную ситуацию М. Веллер описывает с использованием игры на фразеологической семантике:

– Как он сюда попал-то?

В ящик? Сыграл. Игра такая, знаете? Так и называется – сыграть в ящик (М. Веллер «Легенды Невского проспекта»). 

Обозначенная в тексте пресуппозиция (человека убили и спрятали в ящик) дает право существованию приема буквализации фразеологизма сыграть в ящик (‘умереть’ [4, с. 919]). Общий компонент двух пропозиций ящик (‘вместилище для чего-нибудь, обычно четырехугольной формы’ [4, с. 919]) ведет к реализации синкретизма названной лексемы. 

Прозаика интересуют и вопросы экономики, представленной даже в искаженных формах: Мол, вы нам строите комбинат, а мы вам потом поставляем его продукцию. Гениально и просто, как вся советская власть: в наваре имеем бульон от варки яиц (М. Веллер «Легенды Невского проспекта»). Помогает раскрыть смысл всего высказывания взаимодействие двух семем слова навар – ‘жидкость, насыщенная варящимся в ней продуктом’ и ‘прибыль, нажива, барыш (прост.)’ [4, с. 375]. Обращение к первому значению провоцируется наименованием продукта, на основе которого варят бульон (яйца), и ведет к порождению смысла ‘ничего, никакого навара’. 

Сосуществование двух значений цепочка – ‘ряд металлических звеньев, продетых последовательно одно в другое’ и ‘ряд, вереница кого-, чего-либо’ [3, т. 4, с. 643] – приводит к тому, что под этим словом подразумеваются как люди, так и собственно сам механизм обогащения: Первая цепочка заработала: Фима лишь получал от парикмахерши процеженные деньги, которые и распределял по справедливости между всеми трудящимися в этой маленькой фирме.

Цепочка, естественно, попыталась отделаться от босса как от нахлебника и утаить груз, но на то и босс, чтобы уметь ремонтировать цепочки(М. Веллер «Легенды Невского проспекта»).

Социальные неофициальные отношения получили описание в следующей фразе: Мать у него из театральных кругов, тетка старый редактор Совписа, литературные связи и знакомства со всеми на свете, у классика Веры Пановой он литсекретарствовал, друзья сидят в журналах! А у меня всех связей – узлы на шнурках! (М. Веллер «Долина идолов»). Как видим, лексема связь реализует два значения – ‘близкое знакомство с влиятельными лицами, могущее обеспечить поддержку, покровительство’ и ‘соединение, скрепление чего-либо’ [3, т. 4, с. 59].

Межнациональные отношения тоже актуальны для М. Веллера: Про Зорина была и шутка персональная… Зорин был вылитой копией Киссинджера, прямо брат-близнец, только в одну вторую натуральной величины – тот же курчавый ежик, оттопыренные уши, жирный подбородок и роговые очки. «Скажите, пожалуйста, господин Зорин, вы еврей? – Я – русский! – А-а. А я – американский» (М. Веллер «Легенды Невского проспекта»). Как видим, в лексеме русский соединяются два лексических и два морфологических значения (ед. ч. субстантивного употребления от русские – ‘народ, составляющий основное коренное население России; люди, принадлежащие к этому народу’ [7, т. 1, с. 363] и прилагательное – ‘относящийся к русскому народу, к его языку, национальному характеру, образу жизни, культуре, а также к России, ее территории, внутреннему устройству, истории; такой, как у русских, как в России’ [4, с. 688]).

Нарушение логического закона достаточного основания способствует формированию искаженных причинно-следственных отношений и, соответственно, формированию языковой игры:

– Он не русский, – сдержанно напоминали в ЦК. – У нас в русских газетах и так работает половина евреев.

– Так что мне теперь, в газовую камеру его отправить? – не выдержал Томбу (М. Веллер «Долина идолов»).

Как видим, это категоричное, безальтернативное следствие/вывод редактора Томбу на первый взгляд абсурдно, но возможно с точки зрения известных исторических фактов (репрессии, геноцид, проводимые во времена Иосифа Сталина, Адольфа Гитлера, Бенито Муссолини и др.).

Общий культурный уровень некоторых людей тоже осмеивается прозаиком. Так, расподобление метонимического переноса ‘автор и произведения этого автора’ создает иронию в следующей диктеме:

– Дорогой мой. Знали бы вы мою биографию. Куда там Дюма.

Литагент отвечает без энтузиазма:

– Не знаю, с Дюма я не работал… Ну, почитаем… (М. Веллер «Легенды Невского проспекта»).

Низким интеллектуальным уровнем может обладать гипотетически эрудированная личность: редактор газеты искажает фразу из Библии. Это позволяет говорить о том, что в изображенной коммуникативной ситуации один из субъектов (я) уверен в достоверности информации, другой (редактор) – нет, на чем и формируется ирония: Вот вы пишете: ибо во многой мудрости много печали… Разве на самом деле так? Вы правда так думаете?.. Ну, – мягко улыбнулся Томбу, – мы ведь с вами понимаем, что в общем это же не так?.. Давайте лучше напишем: «Ибо во многой мудрости много пищи для размышлений». Согласны? Вот, – добрым голосом заключил он (М. Веллер «Долина идолов»).

На первый взгляд, серьезные философские вопросы жизни и смерти тоже получают ироническое освещение в прозе М. Веллера: Шик первокурсника не просто позавтракать в анатомичке, но желательно облокотившись на выпотрошенный труп. Так устанавливаются нормальные рабочие отношения с бренной людской плотью (М. Веллер «Легенды Невского проспекта»). Словосочетание рабочие отношения (рабочий – ‘относящийся к работе, связанный с ней’ [3, т. 3, с. 576], работа – ‘деятельность, занятие, труд’ [3, т. 3, с. 575]; отношения – ‘связь между кем-, чем-либо, образующаяся на какой-либо почве’ [3, т. 2, с. 694]) предполагает наличие соратников, сотрудников (живых людей) при глаголе устанавливаться (несов. вид к становиться – ‘сформироваться, определиться, сложиться’ [3, т. 4, с. 524]). Перифраза бренная людская плоть и лексема труп выполнять такую роль не могут в связи с их лексической семантикой. Однако М. Веллер «вселяет душу» и в этих «субъектов», на чем и строится языковая игра. 

Ирония М. Веллера касается оценки и некоторых исторических моментов развития нашей страны. Как следует из дефиниции лексемы любовь (‘чувство горячей сердечной склонности, влечение к лицу другого пола’ [3, т. 2, с. 208]), это чувство не может быть актуально для предмета. Но именно на присутствии абсурда строится следующий контекст: Хотя по этой логике армия должна была быть последним прибежищем трусливых негодяев – одновременно идеалом человека провозглашался солдат, а вершиной любви – любовь Дзержинского к маузеру. Отрицая Дзержинского, вольнодумец плевал на маузер (М. Веллер «Долина идолов»).

Ложная контролируемость ситуации ведет к ложному следствию в связи с тем, что и Адресат (обыватель), и Каузатор-производитель (партия; совокупность людей, образующих данное социальное объединение) по сути тождественны в своих возможностях: Как жили! Братцы мои, как же мы хорошо жили! Водочки выпьешь, колбаской с батончиком белым закусишь, сигаретку закуришь… и никаких беспокойств о будущем, потому что партия по телевизору все уже решила: стабильность (М. Веллер «Легенды Невского проспекта»).

Обращение к эпизоду из произведения Я. Гашека «Похождения бравого солдата Швейка», где Биглеру снится, что он попадает на небо, ведет к построению следующей игремы в литературной аллюзии: – Гадская жизнь, – согласился я. – Когда кадет Биглер становится генерал-майором и лично является беседовать с Богом, то Богом уже работает капитан Сагнер       (М. Веллер «Долина идолов»). Сакральное имя Бог в этом контексте не актуализирует ни одно из своих кодифицированных в современных словарях значений (ср.: Бог – ‘верховная сущность, обладающая высшим разумом, абсолютным совершенством, всемогуществом, сотворившая мир и управляющая им’ [8, с. 80]; ‘в религии: верховное всемогущее существо, управляющее миром или (при многобожии) одно из таких существ; в христианстве: триединое божество, творец и всеобщее мировое начало; предмет поклонения, обожания’ [4, с. 52]), но поглощает некоторые их семные комплексы – ‘о человеке’, ‘управляющий чем-либо’, ‘имеющей власть, возможность влиять на что-либо’, ‘стоящий на вершине власти’, ‘предмет поклонения в связи с занимаемой высокопоставленной должностью’.

Как показывают наши наблюдения, языковая игра в произведениях М. Веллера может строиться на синкретизме лексической семантики, кроме того, обыгрыванию подвергаются фразеологические и морфологические значения. В ходе этих трансформаций могут формироваться различные виды тропов (метафора, метонимия, антифразис) и фигур (аллюзия, зевгма). Нарушение законов формальной логики приводит к искажению различных видов смысловых отношений на уровне целого высказывания (ложная каузация, абсурдность описываемой ситуации).

 

Библиографический список

  1. Сковородников А.П. О понятии и термине «языковая игра» // Филологические науки. – 2004. – № 2. – С. 79–87.
  2. Толковый словарь русского языка начала XXI века. Актуальная лексика / под ред. Г.Н. Скляревской. – М.: Эксмо, 2008. – 1136 с.
  3. Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А.П. Евгеньевой. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Русский язык, 1981-1984.
  4. Ожегов С.И. и Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. – 4-е изд., доп. – М.: ООО «А ТЕМП», 2007. – 944 с.
  5. Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. – М.; Л.: АН СССР, 1948-1965.
  6. Сеничкина Е.П. Словарь эвфемизмов русского языка. – М.: Флинта: Наука, 2008. – 464 с.
  7. Русский семантический словарь. Толковый словарь, систематизированный по классам слов и значений: в 6 т. / под общей ред. Н.Ю. Шведовой. – М.: Азбуковник, 1998 .
  8. Толковый словарь русского языка конца XX века. Языковые изменения / под ред. Г.Н. Скляревской. – М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2001. – 944 с.

Игра и ирония как симулятивная модель постмодерна

УДК 008

Ф.Г. Емельянов

Поволжский государственный технологический университет, г. Йошкар-Ола, Россия

Аннотация. Предметом исследования являются ирония и игра как универсальные атрибуты и мировоззренческое основание постмодернистской культуры, как симулятивная модель и коммуникативная стратегия новой эпохи. Раскрываются доминантные тенденции развития данных феноменов, анализируются их роль, значение, основные социокультурные функции.

Abstract. The subject of research is irony and game like universal attributes and ideological foundation, like simulative model and communicative strategy of new epoch. We analyze dominant tendencies of these phenomena, it`s role, meaning, main sociocultural functions.

Ключевые слова: постмодерн, ирония, игра, симулятизация, карнавализация, играизация, пародийно-игровое конструирование

Keywords: postmodern, irony, game, simulation, carnivalisation, gamification, parody gaming construction

«Когда уходят герои, на сцену выходят клоуны», — говорил Г. Гейне. Сегодня роль иронии (как и шоу, карнавала, юмора, спектакля) в обществе неуклонно возрастает. Ироническое мышление становится общей тенденцией и атрибутивным способом современного мышления [2]. Кроме того, ирония постмодерна, отличаясь от сократовской или романтической, приобретает новый смысл. Упрощенно постмодернизм часто характеризуют фразой: «Жизнь — игра, не стоит ее воспринимать всерьез. Все – лотерея, дело случая и удачи». 

Постмодернистское изменение статуса игры и иронии, качественное расширение их сферы и функций обусловливают необходимость изучения новых граней данных феноменов. Исследование их в рамках социальной философии предполагает анализ этих явлений непосредственно в контексте самого социального бытия. Чтобы определить специфику иронии и игры эпохи постмодерна, следует сначала обозначить особенности этого периода.

 Вслед за И. Хассаном и другими теоретиками постмодернизма выделим из многомерной характеристики постмодерна следующие интересующие нас его ценности и принципы [4, 6, 7]: неясность и неопределенность; решающая роль «диалогического воображения» (по М. Бахтину), а не монологичного логического мышления; принципиальный фрагментаризм, склонность к коллажности, монтажу, парадоксам; опровержение канонов и свержение авторитетов; «гибридизация», миксирование жанров, стилей и методов; ирреализм; ирония как одна из главных постмодернистских установок, подразумевающих аллегорию и игру как важнейшие векторы любого вида деятельности и творчества. Для характеристики постмодерна не случайно используют термин карнавализация М. Бахтина [1] — «радостная релятивность» вещей и событий, «имманентность смеха», участие в «сумасшедшей чересполосице жизни» и т.п. 

Все это — нечто абсурдное, иррациональное, незавершенное — модифицирует основные эстетические категории. Возникает новый взгляд на прекрасное (как на красоту ассонансов, дисгармонии и асимметрии) с «неогедонистической» доминантой. Повышенный интерес к безобразному, его эстетизация размывают границы отвратительного. Эстетика шока и парадокса заменяет эстетику гармонии. Комическое в его иронической ипостаси выходит на центральное место, смыслообразующим принципом мозаичного и плюралистичного постмодернистского социума становится ирония. Стимулируются тенденции синестезии. 

Развитие компьютерной техники, доступность и совершенствование технических средств воспроизводства, отсутствие заметных различий между копией и оригиналом подвергли сомнению оригинальность творчества как индивидуального акта созидания (Моцарт на рингтоне телефона, Джоконда на татуировке и т. п.). Неклассическая онтология размывает систему бинарных оппозиций, символических противоположностей: виртуальное — реальное, оригинальное — вторичное, естественное — искусственное, рациональное — чувственное, поверхностное — глубинное, мужское — женское, индивидуальное-коллективное, Восток — Запад, свободное – необходимое, субъективное — объективное.

И У. Эко [6] также приходит к выводу, что постмодернизм разрушает привычные разделения и дихотомии — реализма и ирреализма, формализма и содержательности, элитарного и массового искусства и т.д. 

В контексте нашего исследования важно отметить такие черты эстетики постмодернизма, как синкретичность, культ жизнетворчества, повышенная рефлексия, стеб и ирония, пародийно-игровое конструирование на некогда сакральном материале иных культур, игра кодами и смыслами, ритуальность как разгул действий (хеппенинги, флешмобы и другие акции, перфомансы…).

Мировоззренческим основанием и универсальным атрибутом постмодерна является ирония, имеющая здесь стратегический статус и носящая симулятивный характер. А, как известно, важнейшими чертами иронической стратегии постмодерна являются: «симуляция», «обольщение», «игра». Все это отражается в художественном творчестве, коммуникативной сфере, философской мысли, познавательной деятельности. Ирония определяет отношение человека и к миру, и к самому себе. Как социально-философская категория ирония не ограничивается формированием отношения к реальности, а становится одним из факторов создания самой социокультурной действительности.

Иронию называют симулятивной моделью и стратегией постмодерна, а постмодернистскую социокультурную реальность определяют как симулятивную. Симулятивность, симуляцию как “манящую видимость” можно считать основополагающей характеристикой эпохи постмодерна, когда симулятивизация охватывает все сферы жизни, включая политику, экономику, социальные институты, искусство, религию, науку, спорт, коммуникацию, другие процессы и явления. В данном контексте соблазн, симуляция, обольщение становятся понятиями одного порядка. Процесс симулятивизации, охватив практически все сферы социокультурной действительности, породил гиперреальность, где, по мнению большинства исследователей, центрирующей доминантой стали игра и играизация [3, 5].

Связь игры с основными особенностями и атрибутивными характеристиками постмодерна (особенно с такой его системообразующей составляющей, как ризомность) очевидна. Именно игра, по мнению Маньковской [4], — единственно адекватный способ взаимодействия индивида с ризоматичной реальностью в эпоху постмодерна.

Уместно, на наш взгляд, подчеркнуть ряд признаков и особенностей феномена игры. При всем многообразии и различии подходов (начиная с Хейзенги) в качестве первичных выделяются такие ее признаки, как кажущаяся несерьезность, амбивалентность, деятельностный характер, процессность; противопоставленность реальной действительности, стремление к созданию искусственного пространства. Репрезентируются взаимосвязи между феноменами игры и симуляции, игры и иронии, являющейся моделью и стратегией процесса симулятивизации.

Постмодернистская игра во многом обусловлена развитием компьютерных технологий и информационных систем, СМИ, тотальным проникновением их в культуру и искусство. Все типы создаваемой ими виртуальной реальности постоянно воссоздаются в постмодернистском игровом мире копий, цитат, симулякров, фикций. Сошлемся на утверждение Бодрийяра о том, что постмодернизм имеет дело не с вещами, а с симулякрами, своеобразными масками, «копиями копий». 

 Иронию постмодерна можно рассматривать как специфическую форму игры, проявляющуюся в различных сферах постмодернистской социокультурной действительности. Игра в эпоху постмодерна, приобретая конкретную форму иронии, свойственную ризомному сознанию, стала для многих единственно возможным способом существования, коммуникации, деятельности. Определяя место и роль феномена иронии, О. Коновалова [2] отмечает важнейшие социокультурные его функции в постмодернистской реальности: конструирующая (моделирующая), коммуникативная, гуманистическая, развлекательная, критическая, терапевтическая (защитная). 

Понимание иронии как философской категории может быть сведено к следующему: 1) ирония как диалектический метод и способ постижения истины; возможность поставить ее под сомнение; 2) как определенная жизненная позиция, основанная на якобы самоуничижении субъекта иронии; 3) как форма рефлексии, способ отчуждения, духовная свобода, отстраненность личности, возвышение субъекта над реальностью; 4) как высшее проявление субъективности, индивидуализма; 5) как онтологический (в частности, экзистенциальный) принцип развития различных форм бытия.

Обобщая суть философского, культурологического, эстетического подходов к пониманию иронии, отметим сущностные признаки данного феномена: эмоциональная окрашенность, критичность, противоречивость, интеллектуальный характер, двойственность смысла, наличие контекста, кода и сигнала, активность восприятия. Не случайно исследователи [2, 4, 5] говорят о формировании в эпоху постмодерна нового (иронического) типа мировоззрения.

Очевидно, что в постмодерне феномен иронии играет, кроме того, важную роль в переосмыслении статуса субъективности и рациональности, в формировании особого способа мышления и действования, специфической коммуникативной модели, а также нового типа отношений с миром, для которого характерны рефлективность, ярко выраженное эмоционально-игровое начало, созерцательность, отстраненность, субъективизм и т.д.

Другой важнейшей чертой постмодернизма является игра (особенно языковая). В хаотическую игру втягиваются значения, слова, знаки, цитаты. С интертекстуальной игрой связана так называемая «подвешенная ирония»        (О. Уайльд), что способствует утверждению мира неупорядоченного, разорванного. Как говорится, «…мир, который нуждается в штопке, подменяется миром, не подлежащим ремонту».

Ирония в постмодернизме не насмешка, а, как утверждает А. Генис, — «прием одновременного восприятия двух разноречивых явлений…» [6]. На первый план выдвинулись проблемы симулякра, метаязыка, интертекстуальности, контекста [3]. Отличительной чертой постмодернистской ментальности является игровое отношение к миру. В постмодернизме сложилось свое, особое понимание игры как свободной трансформации, как процесса изменения. Киберпространство спорит с существованием в реальном, предметном мире (и нередко побеждает). Для социальных изменений в эпоху постмодерна характерны не жесткое целеполагание, а свободная игра, комбинация возможностей выбора вариантов развития.

Итак, значительная часть постмодернистской культуры иронична и пародийна. Гипертрофированная эклектика, коллажность, игровая форма, ирония, гротеск, а также чёрный юмор, обращение даже с серьёзными темами в игривом, ироническом и юмористическом ключе самые характерные ее черты.      А кроме того, интертекстуальность и пастиш – комбинирование, склеивание, казалось бы, несклеиваемого. Все это – отражение постмодернистского общества, переполненного информацией, развлекающегося, плюралистического и хаотического. Однако игра — не хаос, не анархия. В игре есть границы игрового пространства, правила, которые разделяют все играющие. Исход игрового действа непредсказуем, но сам ход его упорядочен. Условность игры переносит рациональность на иной уровень, придает ей иной смысл.

Общество постмодерна, культивирующее юмор, основано на практиках иронического мышления. Чтобы вступить в современные социальные отношения, нередко необходимы иронические стратегии и игровые практики [2]. Когда человек начинает относиться несерьезно к господствующей точке зрения, возникает некоторое дистанцирование от действительности, разрушается ее тоталитарность.

Однако ироничное мышление должно знать границы, предписываемые общественной моралью. Иначе игра превращается в пуэрилизм, ирония выливается в сарказм, абсолютную насмешку или открытое издевательство. Поэтому необходимо знать меру, понимать, когда ирония уместна, а когда нет. Очевидно, что не стоит иронизировать над культурными и религиозными традициями, идеалами и убеждениями людей, их национальными предпочтениями. Вряд ли уместна ирония по отношению к идеалам и признанным ценностям. 

 Однако иногда постмодернистская ирония отбрасывает эти ограничения как устаревшие (неслучайно иронию называют ухмылкой постмодерна). Тогда антипатриотизм, нигилизм, циничная всеядность, безверие могут завести слишком далеко. 

Библиографический список

  1. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. — М.: Художественная литература, 1990. — 543 с.
  2. Коновалова О.А. Ирония как атрибут культуры эпохи постмодерна: Философский анализ: автореф. дис… канд. филос. наук [Электронный ресурс]. – URL: http://www.dissercat.com/content/ironiya-kak-atribut-kultury-epokhi-postmoderna-filosofskii-analiz
  3. Кравченко С. А. Нелинейная социокультурная динамика: играизационный подход: монография. – М.: МГИМО – университет, 2006.
  4. Маньковская Н. Б. Эстетика постмодернизма. -СПб.: Алетейя, 2000. — 347 с. 
  5. Шалаев В. П. Актуальная синергетика: человек и общество в эпоху глобальных трансформаций: монография. – Йошкар-Ола: ПГТУ, 2013. – 184с.
  6. Eco Umberto. The Aesthetics of Chaosmos. The Middle Ages of James Joyce. — Cambridge, MA: Harvard Univ. Press. 1989. – URL: http://www.noteaccess.com/APPROACHES/Chaosmos.htm
  7. Genis Alexander. Russian postmodernism: new perspectives on post-soviet culture. – New York and London. Berghahn, 1999. – URL: http://books.google.ru/books?id=5qjzj3JwaoIC&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false