Позитивные и негативные функции юмора  в образовании

УДК 159.9.07

Муталапов И. И.

Магнитогорский государственный технический университет им. Г.И. Носова, Институт гуманитарного образования

г. Магнитогорск, Россия

Аннотация. Юмор в образовании важен для преподавателя, потому что юмор не только способствует созданию позитивной, приятной атмосферы в аудитории, но также помогает учащимся лучше изучать и запоминать информацию, что повышает академическую успеваемостьВо-первых, положительные эмоции, сопровождающие юмор, могут быть связаны с общим восприятием обучения, формируя у учащихся позитивную установку на образование вообще и повышая их мотивацию к обучению, что улучшает академическую успеваемость. Во-вторых, новизна и эмоциональность юмора привлекают внимание учащихся и удерживают его на теме занятия, таким образом, облегчая получение информации. В-третьих, ассоциации, которые являются неотъемлемым атрибутом юмора, могут облегчать процесс когнитивной переработки, помогая сохранить информацию в долговременной памяти. В-четвертых, юмористические признаки, которые облегчают запоминание и связанные с ранее усвоенной информацией, способствуют облегчению извлечения этой информации из долговременной памяти в дальнейшем, когда учащиеся отвечают на вопросы при сдаче экзамена. Юмор также служит для преподавателей еще и способом уменьшения психологического расстояния между собой и студентами, и таким образом повышения уровня непосредственности.

Насмешки и другие формы агрессивного юмора могут оказывать негативное влияние на общий эмоциональный климат в аудитории. Другой возможный риск использования юмора в образовании состоит в том, что он может быть неправильно истолкован и вызвать недоумение у учащихся. Юмор часто включает преувеличение, преуменьшение, искажение и даже противоречие. Эти типы юмора могут привести к тому, что учащиеся не смогут понять подразумеваемое значение и получат неточную информацию.

Ключевые слова: юмор, комическое, функции юмора в образовании, насмеешка, агрессивный юмор, метод фокальных объектов.

 

Понятие «юмор» в научный оборот вошло в XVIII в. и в связи с этим не имеет таких богатых традиций, какие накоплены при осмыслении понятия «комическое».Комическое (от греч. komikos — смешной) — одна из основных эстетических категорий, отражающая жизненные явления, характеризующиеся внутренней противоречивостью, несоответствием между тем, чем они являются по существу, и тем, за что они себя выдают. В понимании Г. Гегеля, комическое -это определенное субъективное отношение к миру. Его идея «примирения с действительностью» сказывается в трактовке философом комического, которое, по его мнению, выражает «радостность в покорности судьбе». Основными характеристиками субъективного комического, согласно Г.Гегелю, являются случайность и субъективность. Гносеологическая специфика комического проявляется в его способности «расшатать и разложить всякую определенность» ограниченного содержания отдельного человеческого существования. Жан Поль уподобляет юмор птице, которая летит к небу вверх хвостом, никогда не теряя из вида землю, — образ, материализующий комическую трактовку и внутреннюю серьезность.

Давайте попытаемся понять нужен ли юмор в образовании или нет?

Юмор вполне справедливо признается одной из важнейших составляющих процесса обучения и творческой деятельности.

Я также думаю, что юмор важен в образование, потому что оно придаёт человеку уверенности в себе и оптимизм, по моему мнению, два важных качеств для обучения и для познавания этого мира и всего того, что есть в нём. Так как если у нас не будет уверенности в себя мы не сделаем первый шаг к своей цели, не сможем отстаивать свои мнения и говорить “нет”, не сможем быть лидерами и без оптимизма нам трудно было бы, потому что оптимизм помогает видит выход из ситуации и даже если выхода нет, то считать, что жизнь на этом не заканчивается. Наверное, их надо развить у людей с детства чтобы они смогли быть уверены в себя и достичь своих целей.

Предполагается, что юмор на занятиях помогает снизить напряжение, стресс, тревогу и скуку, улучшает отношения между учащимся и преподавателем и тем самым ослабляет страх учащихся перед занятиями, делает обучение приятным, создавая положительные установки на учебу, стимулирует интерес и внимание к преподаваемому материалу, улучшает понимание, запоминание, а также способствует креативности. Я думаю, что если начать занятия с какого-нибудь интересного и креативного задания, которое связано с учебным материалом, то можно, наверное, добиться внимание и в том числе развить потенциалы в креативности. Есть такой метод в креативности как «Метод фокальных объектов» и я предлагаю немного изменённый вариант этого метод.

В соответствии с методом фокальных объектов берём определенный «фокальный объект», которое мы будем добавлять в любые стихотворения заменяя им нашем фокальным объектом. Например, вы даёте такое задание для размышления «Почему надо переходить дорогу на красный свет светофора, а не на зеленый?». Здесь фокальным объектом будет «красный свет светофора» и они должны попробовать совместить этот объект в стихах.

Вот примеры:

Дорогу надо переходить на красный свет светофора, а не на зеленый.

Потому что:

Когда во тьме ночей мой, не смыкаясь, взор

Без цели бродит вкруг, прошедших дней укор

Когда зовет меня, невольно, КРАСНЫЙ СВЕТОФОР…

2) Дорогу надо переходить на красный свет светофора, а не на зеленый. Потому что:

Под КРАСНЫМ струя светлой лазури

Над ним луч солнца золотой.

А ты, мятежный, просишь бури,

Как будто в ЗЕЛЕНОМ СВЕТЕ есть покой.

Следовательно, если все будут писать и рассказывать перед аудиторией, тем самым у них повыситься самоуверенность и навык высказаться перед аудиторией. Некоторые могут быть смешными и интересными что позволяет объединять аудиторию, сблизить их отношение, может быть даже и сплотить в одну единую команду.

Юмор в образование важен для преподавателя, потому что юмор не только способствует созданию позитивной, приятной атмосферы в аудитории, но также помогает учащимся лучше изучать и запоминать информацию, что повышает академическую успеваемость. Существует несколько способов, чтобы объяснить, почему учебный материал, который сопровождается юмором, усваивается и запоминается лучше, чем информация, которая подана в более серьезной манере. Во-первых, положительные эмоции, сопровождающие юмор, могут быть связаны с общим восприятием обучения, формируя у учащихся позитивную установку на образование вообще и повышая их мотивацию к обучению, что улучшает академическую успеваемость. Во-вторых, новизна и эмоциональность юмора привлекают внимание учащихся и удерживают его на теме занятия, таким образом, облегчая получение информации. В-третьих, несоответствующие умственные ассоциации, которые являются неотъемлемым атрибутом юмора, могут облегчать процесс когнитивной переработки, помогая сохранить информацию в долговременной памяти. В-четвертых, юмористические признаки, которые облегчают запоминание и связанные с ранее усвоенной информацией, способствуют облегчению извлечения этой информации из долговременной памяти в дальнейшем, когда учащиеся отвечают на вопросы при сдаче экзамена. Юмор также служит для преподавателей еще и способом уменьшения психологического расстояния между собой и студентами, и таким образом повышения уровня непосредственности.

Таким образом, если преподаватели хотят использовать юмор для облегчения усвоения материала, юмор должен быть тесно связан с содержанием материала. Кроме этого, постоянное предъявление юмора на протяжении всего занятия будет мало влиять на запоминание. Юмор должен использоваться понемногу для иллюстрации важных понятий, а не второстепенного материала.

Но нельзя сказать, что все разновидности можно применять, потому что некоторые типы юмора, используемые преподавателем, могут оказывать отрицательное, а не положительное влияние. Насмешки и другие формы агрессивного юмора могут оказывать негативное влияние на общий эмоциональный климат в аудитории. Другой возможный риск использования юмора в образовании состоит в том, что он может быть неправильно истолкован и вызвать недоумение у учащихся. Юмор часто включает преувеличение, преуменьшение, искажение и даже противоречие. Эти типы юмора могут привести к тому, что учащиеся не смогут понять подразумеваемое значение и получат неточную информацию.

Таким образом, юмор важен в образование и даже нужен, но всё же следует быть осторожными и относиться ко всему тщательно, ведь юмор имеет скрытую силу. Т. Гоббс развил взгляды Платона и Аристотеля о том, что смех имеет самое непосредственное отношение к достижению превосходства над окружающими. Так как человек находится в постоянной борьбе за власть с себе подобными, и современные нормы поведения людей не позволяют физически уничтожать своих соперников, то превосходство можно выражать с помощью других чувств, например, с помощью юмора и остроумия. По его мнению, смех является выражением внезапного триумфа, происходящего от внезапного же чувства превосходства над окружающими или над своим прошлым. «Все действия и речи, проистекающие или кажущиеся проистекающими из богатого опыта, знания, рассудительности или остроумия, суть предметы почитания. Ибо все эти вещи являются силой». Даже Пифагор о том говорил,что «шутку, как и соль, следует употреблять с умеренностью».

 

Библиографический список

  1. Мусийчук М.В. Аксиологическая функция юмора // Вестник Томского государственного университета. 2007. № 295. С. 91-94.
  2. Мусийчук М.В. Философско-методологический анализ комического как специфика когнитивных механизмов // Хумор и сатира в координатите на XXI век Сборник от научни статии. Редактор-съставител М.Н. Капрусова. 2016. С. 56-62.

 

 

Abstract: Humor in education is important for the teacher, because the humour not only creates a positive and pleasant atmosphere in the classroom, but also helps students better learn and remember information that enhances academic uspevaemosti first, the positive emotion accompanying humor, can be associated with the common perception of learning, giving students a positive setting for education in General and increasing their motivation for learning, improves academic performance. Secondly, the novelty and emotionality of humor attract the attention of students and keep it on the topic of the lesson, thus facilitating the receipt of information. Third, associations, which are an essential attribute of humor, can facilitate the process of cognitive processing, helping to keep information in long-term memory. Fourthly, humorous features that facilitate memorization and related to previously learned information, facilitate the extraction of this information from long-term memory in the future, when students answer questions when passing the exam. Humor also serves as a way for teachers to reduce the psychological distance between themselves and students, and thus increase the level of immediacy.

Taunts and other forms of aggressive humor can have a negative impact on the overall emotional climate in the audience. Another possible risk of using humor in education is that it can be misinterpreted and cause confusion among students. Humor often includes exaggeration, understatement, distortion, and even contradiction. These types of humor can lead to students not being able to understand the implied meaning and getting inaccurate information.

Keywords: humor, comic, functions of humor in education, mockery, aggressive humor, method of focal objects.

 

Юмор и ирония в политическом дискурсе: основные модели, речевые приемы и функции

УДК 81’27

А.С. Зотова

Уральский государственный педагогический университет, г. Екатеринбург, Россия

Аннотация. Рецензия на монографию Н.Б. Руженцевой, Е.В. Шустровой, М.Б. Ворошиловой «Юмор и ирония в политическом дискурсе». Юмор и ирония рассматриваются как виды комического, в первую очередь находящие свое воплощение в политическом дискурсе, также раскрыты вербальные и невербальные проявления юмора и иронии данного дискурса.

Ключевые слова: юмор, ирония, комическое, политическая коммуникация, политическая карикатура, политический дискурс.

Abstract. Review of N. B. Ruzhentseva, E. V. Shustrova, M. B. Voroshilova monograph «Humour and irony in a political discourse». The humour and irony are considered as types comic, first of all finding the embodiment in a political discourse, verbal and nonverbal manifestations of humour and irony of this discourse are also opened.

Keywords: humour, irony, comic, political communication, political caricature, political discourse.

 

Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект №16-18-02102)

 

Рецензируемая монография «Юмор и ирония в политическом дискурсе» коллектива авторов Н.Б. Руженцевой, Е.В. Шустровой, М.Б. Ворошиловой отразила необходимые теоретические компоненты юмора и иронии как видов комического, которые позволяют сформировать представление о данных понятиях в ключе политического дискурса. Так, например, юмор выполняет функции:

  • политической социологизации;
  • коммуникативную;
  • идентификации и дифференциации;
  • сплоченности;
  • конфликта и согласия.

Ирония позиционируется как более жесткий вид комического и соотносится с насмешкой, вызывающей негативно-оценочное отношение к объекту иронии и активизирующей критическое мышление адресата. Авторы акцентируют внимание на том, что считают «иронию не тропом, а типом авторской эмоциональности.

Отдельным вопросом в монографии рассматривается комическое в массмедийном политическом дискурсе. Приведен яркий пример смены парадигмы публицистического текста в 1990-е годы в русле «языковой раскованности». Безусловно, внимание привлекает и раздел монографии «Ирония как средство атаки на адресата и контратаки», в котором авторы продемонстрировали ее применение на актуальных украинских событиях, вызвавших во всем мире общественный резонанс. Именно в данных критических условиях ирония становится орудием борьбы за умы общественности.

Отдельные главы посвящены юмору и иронии в политическом дискурсе. Н.Б. Руженцева рассматривает юмор на примере юмористических рассказов Андрея Колесникова – известного российского журналиста, который является исполнительным директором «Коммерсант-Холдинга». Юмор проявляется на разных уровнях макроструктуры текста: на уровне заголовков, на уровне субъектной организации текста, на уровне композиции, на уровне ситуации, стоящей за текстом. Авторы монографии подчеркивают, что юмор в отличие от иронии «политкорректен по отношению к основным ценностям политического нарратива», а ирония, наоборот, неполиткорректна «и к основным, и к более частным ценностям политического нарратива, превращая их в антиценности».

Подробно представлены основные функции комического в политических слоганах (позиционирования, идентификации кандидата, формирования имиджа кандидата, побуждения), которые подчеркивают намеренность действия, показательно выстраивают сложную схему речевого воздействия в политическом дискурсе.

Несомненным достоинством монографии является презентация политической карикатуры как орудия неформальной коммуникации (М.Б. Ворошилова), поскольку в настоящее время карикатура чутко реагирует на политические изменения в обществе и является своего рода лакмусовой бумажкой политических событий. В качестве основных символов карикатура использует официальные (Кремль, звезда, двуглавый орел) и неофициальные (медведь, матрешка, водка и др.) образы, что характеризует некоторую стереотипность мышления в преставлении российских граждан западными СМИ.

Огромный интерес представляет материал по методикам анализа креолизованного политического текста. В качестве примера Е.В. Шустровой представлена риторика Б. Обамы и карикатура на него, которая, безусловно, является актуальным и интересным материалом для прочтения не только специалистам в этой области, но и широкому кругу читателей.

Монографию отличают стройность и логичность предъявления материала, строгая продуманность и доказательность приводимых аргументов. Рекомендуется использовать материалы данного издания в рамках отдельных курсов по риторике, политической коммуникации, политической лингвистике и др. для углубленного изучения темы юмора и иронии в политическом дискурсе. Материалы монографии способствуют повышению профессиональной компетенции преподавателей в данной области исследования и могут послужить мотивацией к изучению других аспектов политического дискурса.

 

Библиографический список

  1. Ворошилова М.Б. Пятая ветвь власти: функции политического юмора / М.Б. Ворошилова // Образование и наука : материалы 4-й рег.науч-практ. конференции (Новоуральск, 2010). – с.113-116.
  2. Руженцева Н.Б. Массмедийный политический дискурс: давление контекста и давление контента в свете украинских событий / Н.Б. Руженцева // Имплицитные и эксплицитные стратегии в восточноевропейском политическом дискурсе : материалы рос.секции междунар.конференции. – Екатеринбург : Урал. гос. пед.ун-т ; Цюрих : Цюрихский ун-т, 2014. – с.119-132.
  3. Чудинов А.П. Метафорическая мозаика в современной политической коммуникации / А.П. Чудинов ; Урал.гос.пед.ун-т. – Екатеринбург, 2005.
  4. Шустрова Е.В. Дискурс Барака Обамы: приемы и образы / Е.В. Шустрова // Политическая лингвистика. – 2010. — №2 (32). – с.77-91. 

 

REFERENCES

  1. Voroshilova M. B. Fifth branch of the power: functions of political humour / M. B. Voroshilova//Science and education: materials of the 4th reg.nauch-prakt. conferences (Novouralsk, 2010). – page 113-116.
  2. Ruzhentseva N. B. Mass media political discourse: pressure of a context and pressure of content in the light of the Ukrainian events / N. B. Ruzhentseva//Implicit and explicit strategy in the East European political discourse: mezhdunar.konferention ros.sektion materials. – Yekaterinburg: Urals. state. ped.un-t; Zurich: Zurich un-t, 2014. – page 119-132.
  3. Chudinov A. P. A metaphorical mosaic in modern political communication / A.P. Chudinov; Ural.gos.ped.Un-t. – Yekaterinburg, 2005.
  4. Shustrova E. V. Barack Obama’s discourse: receptions and images / E.V. Shustrova//Political linguistics. – 2010. — No. 2 (32). – page 77-91.

Юмор как средство коммуникации политических лидеров 

УДК 316.6

 Д.В. Тупикина 

Магнитогорский государственный технический университет им. Г.И. Носова, Институт гуманитарного образования. г. Магнитогорск, Россия

Аннотация: В данной статье рассматривается важность использования юмора в политической сфере общества на примере современных российских политических лидеров. Проводится анализ функций юмора в политическом смехе современной России и выявляются приемы остроумия в высказываниях некоторых современных политических лидеров. 

Ключевые слова: Юмор, комическое, коммуникация политических лидеров, тонкий юмор, ирония, сарказм, приемы остроумия.

Abstract: This article discusses the importance of humor in the political sphere of society on the example of modern Russian political leaders. The analysis functions in the political humor laughter modern Russia and identify techniques of wit in the statements of some of the current political leaders. 

Keywords: humor, comic, communication of political leaders, subtle humor, irony, sarcasm, wit techniques.

 

Смех, юмор, комическое занимают важное место в духовной жизни индивида и социальных слоёв любого уровня. Эти явления пронизывают все сферы жизни, в том числе и политическую культуру общества. Данная тема актуальна, так как юмор, комическое в исполнении политиков выполняют такие важные функции, как:

— привлекают внимание аудитории,

— создают атмосферу дружелюбия,

— отстаивание своих позиций говорящим и вопрошающим,

— дискуссия с оппозицией,

— оживляют выступление и пр. [1]

В сфере политики юмор играет важную роль. Разуваев В.В. исследовал важность политического смеха в книге «Политический смех в современной России» [2] 

Вербальная смеховая культура русского народа имеет давние традиции. В этом плане представляет значительный интерес монография Гневэк О.В., в которой обозначается, что смеховая культура русского народа существует и в политической реальности народа и его лидеров.[3] Иванюшкин А.А. указывал на то, что юмор является фактором взаимодействия общества и власти.[4] 

Мусийчук М.В. пишет следующее: «Юмор в значительной степени оптимизирует процесс воздействия политических лидеров на электорат, особенно в процессе организации и проведении информационной части избирательных кампаний, PR-воздействия на аудиторию». [5] Важную роль в политическом юморе играет ирония в виде халеазма, иногда перерастающего в сарказм. В данной статье анализируется политический «тонкий юмор». 

Преподнесение информации с положительными эмоциями на основе юмора – одна из важных задач современных политиков. Отметим интересную работу Фурсова А.Л. «Собеседование с юмором: игровые формы профессионального отбора молодых специалистов в медиа-сфере». В своей работе он пишет, что главным оружием современного мира можно считать информацию. [6] В настоящее время в международных политических дискуссиях и бриффингах можно отметить проявление умения политических ораторов в использовании юмора. Юмор в речи политиков может быть оценён как профессионально значимое качество личности политического лидера.

Одним из ярких мастеров «тонкого юмора» хочется назвать российского министра иностранных дел Сергея Лаврова Викторовича. Этого политического лидера американская газета «The Washington Post» удостоила высокого звания «геополитического тролля». Российский министр иностранных дел после подписания шестью странами (США, Великобритания, Германия, Франция, Россия) соглашения по ядерной программе Ирана, тонко подметил, что теперь Америке не придется создавать систему ПРО по всей Европе. 

Во время недавних событий на Украине европейский комиссар Кэтрин Эштон, при посещении делегации НАТО Майдана, вместе с коллегами устроила благотворительную акцию и кормила оппозиционеров печеньем. Впоследствии, при встрече глав МИД России и Евросоюза, Сергей Лавров предложил ей чаю с печеньем со словами «Не такое как на Майдане, но тем не менее».[7] Сергей Лавров искусно использует тонкий юмор в дипломатии, что позволяет ему вежливо и без излишней агрессии отстаивать свою точку зрения, при этом показывая слабые стороны и несостоятельность доводов оппонентов. 

Несомненно, в умении политического «тонкого юмора» необходимо выделить официального представителя МИД Марию Владимировну Захарову. Марию Захарову называют «Русской супер-женщиной». Несмотря на все, она продолжает иронично отвечать на вопросы журналистов во время конференций. Еще одним подтверждением значения юмора в политике можно выделить тот факт, что в данный момент ее активность в социальной сети Facebook отслеживают многие политические фигуры и журналисты. Не так давно в одном из постов Захарова на своей странице в Facebook прокомментировала сообщения о том, что суд в Киеве выдал ордер на арест министра обороны России Сергея Шойгу. Она отметила, что « Это сильнейшая история: воевать с Россией (именно в этом состоянии находится Украина, по заявлению ее руководства) путем вызова министра обороны в районный суд». Мария Захарова поинтересовалась, почему Шойгу вызвали в суд «одного, без танкистов, которые, также по заявлению киевского руководства, «бороздят украинские просторы». «Получается, или танкисты не виноваты и пускай себе воюют. Или районный суд испугался, что ребята, будучи людьми вежливыми, на самом деле могут подъехать в Печерский район Киева, если вызовут», — отметила Захарова.[8]

В совместной работе Мусийчук М.В. и Гневэк О.В. отмечается, что одним из основных механизмов юмора является механизм смещения оценок (обесценивания и повышенной оценки).[9] В другой общей работе раскрывается когнитивно-аффективная сущность юмора в форме и содержании символов юмора, таких, как улыбка, зубы, солнце и других. [10]

Во время брифинга (12.04.2016) Мария Захарова, с позволения журналистов, рассказала анекдот про президента Украины Порошенко Петра Алексеевича и Крым. «Я позволю себе рассказать анекдот, который мне кажется очень уместным в данном случае. Когда небезызвестный руководитель Украины обращается в молитвах к Всевышнему: «Помоги вернуть Крым». А ему отвечают: «Крым вы уже вернули, теперь пора вернуть деньги», — сказала Захарова, комментируя резолюцию Европарламента по Крыму. В данном примере реализован такой прием остроумия, как игра слов в варианте двойного истолкования. «Игра слов», или французский аналог – каламбур, связан с многозначностью, то есть с преобразованием значения слова (слов) в ходе сообщения [11].

И, конечно же, «Русская супер-женщина» не могла не осмыслить через юмор ин-цидент с внешним видом Михаила Саакашвили на антикоррупционном форуме в Днепропетровске. На ситуацию, когда президент Грузии во время интервью с журналистами отвлекся на телефонный разговор, забыв о включенных камерах, и начал жевать свой галстук Мария Захарова не отреагировала. Но в марте экзотический вид одесского губернатора тут же был иронически оценен Марией Захаровой. Михаил Саакашвили вышел на выступление на антикоррупционном форуме в Днепропетровске с заправленной в носки штаниной. «После того как Кондолиза Райс послала украинцев в Либерию, чтобы радовались тому, что у них есть, меня трудно было чем-то удивить. Но, между прочим, вот это американское протеже «на лабутенах и в … штанах» имеет амбициозные политические планы на Украине», — разразилась остротами в социальной сети дипломат. [12]

Главам МИД Германии, России и Великобритании – Франку-Вальтеру Штайнмайеру, Сергею Лаврову и Филипу Хэммонду — было предложено оценить в процентах перспективы прекращения насилия в Сирии. 

«Штайнмайер лаконично ответил 51%. Лавров начал объяснять, что необходимо всем выполнять взятые на себя обязательства, ответственно подходить к принятым решениям, коллективно взаимодействовать по вопросу урегулирования, а так как в этом есть сомнения, дал 49%. Хэммонд сказал, что во всем виноват Кремль», — отметила Захарова в Facebook. Мария Захарова высказалась, что ситуация напоминает «анекдот, основанный на реальных событиях».[13] В данном примере используется намек как прием остроумия. А именно, намек в форме аллюзии, то есть указание на что-то всем известное. 

Мария Захарова – сильный политический лидер, владеющий великолепным юмором и остротой ума, не оставляющая равнодушным электорат. 

Ряд высказываний Путина Владимира Владимировича – президента Российской федерации – можно назвать самыми обсуждаемыми и акцентированными в СМИ, благодаря сатирической концепции. На многих выступлениях Владимир Владимирович не упускает возможности сострить, рассказать анекдот, разрядить обстановку. Так на вопрос немецкого журналиста: «Считаете ли вы правильным негативное отношение Германии к атомной энергетике?» Путин В.В. ответил: «Почему-то немецкой общественности не нравится атомная энергетика. Я хочу на это ответить комментарием. Вот, но…я вообще не понимаю, а чем вы будете топить? Газа не хотите, атомную энергетику вы не развиваете. А чем вы будете, дровами топить? Но за дровами тоже в Сибирь надо ехать». На данное замечание зал рассмеялся. В примере была использована ирония в форме сарказма. При использовании иронии в форме сарказма происходит не только усиление контраста выражаемого и подразумеваемого, но и немедленное обнажение подразумеваемого. 

После слов Медведева Д.А., выступавшего в Оренбурге на заседании президиума совета при Путине по развитию местного самоуправления, о том, что: «Такие вещи, как мздоимство, чиновничий произвол, — хроническая болезнь нашей страны, и в царское время, и в советское время — одно и то же», — президент России в подтверждение этого тезиса рассказал анекдот про американского разведчика: «Приходит шпион на Лубянку сдаваться, а у него спрашивают: «Из какой страны?» — «Из США». — «Тогда вам в пятый кабинет». Там интересуются: «Оружие есть?» — «Есть». — «Тогда вам в седьмой». Там спрашивают: «А средства связи есть?» — «Есть». — «Тогда вам в десятый». — «Ну а задание у вас есть?» — «Разумеется, есть». — «Тогда идите и выполняйте его и не мешайте работать». [14] Анекдот, рассказанный президентом, вызвал позитивную реакцию, тем самым не утратив истинного смысла обсуждаемой проблемы. Также в данном примере использовался прием остроумия ложное усиление, которое характеризуется перемещением смыслового центра на алогичное уточнение.

В Ялте были проведены переговоры Путина и Тимошенко, во время которых Россия и Украина договорились скорректировать договоренности в газовой сфере, в том числе о новых объемах. Об этом премьер-министр РФ Владимир Путин и премьер Украины Юлия Тимошенко заявили в Ялте на пресс-конференции. В то же время в Киеве проходила встреча президента Украины В.А. Ющенко и Грузии М.Н. Саакашвили.
На просьбу одного из журналистов прокомментировать данный факт Путин ответил следующее: «Двум президентам есть о чем поговорить, что обсудить. Бойцы вспоминают прошедшие дни … о том, как продули битвы». И посоветовал двум президентам идти на ужин без галстуков, «которые сейчас в цене. Неровен час… вы меня понимаете. Слопает гость Ющенко галстук …» [15] В примере использовался прием остроумия ирония в виде сарказма, жесткой насмешки. 

Юмор, комическое являются составляющими не только повседневности, обыденности, но и политики. Юмор «в руках» умелого оратора и политического лидера может привести к поддержке со стороны общественной массы или к неудобству оппозиционера. Но политика – дело тонкое. Неудачная шутка политического лидера может привести к конфликтным ситуациям. Именно поэтому политический лидер должен обладать такими качествами как остроумие и чувство юмора.

 

Библиографический список

  1. Зелезинская Л.А. Юмор как средство политического влияния. №3 (20), Год: 2012, Страницы: 73-77.
  2. Разуваев В.В. Политический смех в современной России. М.: Теис, 2002. – 262с.;
  3. Гневэк О.В. Специфика вербальной смеховой культуры русского народа, Монография. Магнитогорск: изд-во «МаГУ», 2011. — 297с.
  4. Иванюшкин, А. А. Политический юмор как фактор взаимодействия общества и власти : автореф. дис. … канд. полит. наук / А. А. Иванюшкин; Московский пед. гос. ун-т. – М., 2006. – 21 с.; 
  5. Мусийчук М.В. Коммуникативный механизм юмора как средство эффективного воздействия политического лидера // Мир науки. 2015. № 3. С. 35. 
  6. Фурсов А.Л. Собеседование с юмором: игровые формы профессионального отбора молодых специалистов в медиа-сфере» / Хумор и сатира в координатите на XXI век: сборник от научни статии / Редактор-сост. М.Н. Капрусова. – Варна: ЦНИИ «Парадигма», 2016. – 92 с.; 
  7. Горобец Д. Геополитический тролль Сергей Лавров [Электронный ресурс] // Русское Агентство Новостей. 2015. URL: http://xn—-ctbsbazhbctieai.ru-an.info (дата обращения: 25.09.2016);
  8. Одиноков Е. Захарова поиронизировала над решением киевского суда об аресте Шойгу [Электронный ресурс] // РИА Новости. М. 2016. URL: https://ria.ru/world; (дата обращения: 25. 09. 2016);
  9. Gnevek O.V., Musiichuk M.V. Multifunctionality of humor as a mechanism for probabilistic forecasting // Harvard Journal of Fundamental and Applied Studies. 2015. № 1 (7). С. 266-272.
  10. Мусийчук М.В., Гневэк О.В. Когнитивно-аффективная сущность юмора в форме и содержании символов юмора // В сборнике: Ананьевские чтения — 2006 Материалы научно-практической конференции. Под редакцией Л.А. Цветковой, А.А. Крылова. 2006. С. 203-205. 
  11. Мусийчук М.В. Развитие креативности или дюжина приемов остроумия. Магнитогорск, 2008. 
  12. Маткин Е. «Русская суперженщина»: 10 громких высказываний Марии Захаровой [Электронный ресурс] // ТВЦ. М. 2016. URL: http://www.tvc.ru/news; (дата обращения: 25. 09. 2016);
  13. Астапкович В. Захарова рассказала анекдот про русского, англичанина и немца [Электронный ресурс] // РИА Новости. М. 2016. URL: https://ria.ru/world/; (дата обращения: 25. 09. 2016);
  14. Гамов А. Путин рассказал анекдот: «Приходит шпион сдаваться…» [Электронный ресурс] // Комсомольская Правда. М. 2011. URL: http://www.kp.ru/; (дата обращения: 25. 09. 2016);
  15. Веббер А. Путин посоветовал Ющенко на встречу с Саакашвили идти без галстука, оба президента обиделись [Электронный ресурс] // Журнал курьёзов. М. 2009. URL: http://perly.ru; (дата обращения: 25. 09. 2016).

Комическое в архитектуре 

УДК 18

А.А. Шипицына

Санкт-Петербургский государственный академический институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина, г. Санкт-Петербург, Россия

Аннотация. Статья посвящена эстетике комического в архитектуре. На основе теории Ч. Дженкса автор описывает возможности архитектуры в создании, передаче комического. 

Ключевые слова: Комическое, архитектура, постмодернизм, пародия.

Abstract. The article is devoted to aesthetics of comic in architecture. The author describes the possibilities of architecture in the creation, transmission of comic. The theory is based on the Charles Jenks’s investigations..

Keywords: Comic, architecture, postmodernism, parody.

Ю. Борев пишет: «Единственный вид искусства, неспособный отразить комическое, – архитектура. Комическое здание или сооружение было бы бедой и для зрителя, и для жителя, и для посетителя. Архитектура, прямо выражая идеалы общества, не может в силу своей специфики что-либо непосредственно критиковать, отрицать, а, следовательно, и осмеивать» [c. 86]. 

Прежде чем оспорить данное утверждение, представляется необходимым вкратце разобрать сущность комического. Комическое является интеллектуальной эмоцией, потому что требует предварительного осознания ситуации и, возможно, этико-эстетической оценки. Общий смысл комического раскрыл ещё М.М. Бахтин при рассмотрении средневековой карнавальной культуры. В своей работе он описал две основные архаические формы комического: пародия (преднамеренное снижение официального, серьезного) и гротеск (совмещение в одном образе двух противоположных начал). На основе исследования Бахтина можно сделать вывод: комическое возникает на уровне эстетического сознания при столкновении двух семантико-аксиологических пластов: высокое и низкое, официальное и народное, всеобщее и единичное, новое и старое, рождающее и умирающее и т.п., в этом и состоит амбивалентность комического. Когда Ю. Борев пишет об отрицании, он подразумевает отрицание одного из элементов этой пары. Но неужели для архитектуры неприменимы данные описательные характеристики, хотя бы такие, как старое и новое, традиционное и новаторское или правильное (с точки зрения стиля, идеологии) и неправильное/ошибочное? В том случае, если эти два смысловых пласта соединятся в элементе здания, его внешнем виде, функции, идее, мы, несомненно, сможем вести речь о комическом. Лучшей эмпирической почвой для проверки данной гипотезы выступит т.н. «новая архитектура». В качестве основы предполагаемой теории комического в архитектуре мы воспользуемся исследованием Ч. Дженкса о семиотике архитектуре.

Впервые Дженкс заговорил об архитектуре как о «говорящем» виде искусства. Согласно его представлениям, архитектура ориентирована на коммуникацию со зрителями: существует «язык» общения, состоящий из знаков-слов и предложений, а также язык образов (метафорический) и смыслов (семантический). Данные коммуникативные единицы мы возьмём за основу теории комического в архитектуре, подведя под них эмпирическую базу. 

Архитектурная метафора строится путём образного восприятия архитектурной формы и конструируется нашим воображением. Архитектурная форма провоцирует творческий потенциал зрителя и во многих случаях вдохновляет на создание действительно занимательных образов. Например, отель Кисё Курокава, создаёт метафорические образы кусков сахара, стиральных машин (Иллюстрация 1). Сам автор отмечал: «Это не стиральные машины, это клетки для птиц. Видите ли, в Японии мы делаем домики для птиц – скворечники в виде бетонных ящиков с круглыми отверстиями и вешаем их на дерево. Я построил эти птичьи гнёзда для путешествующих бизнесменов, которые приезжают в Токио, для холостяков, залетающих сюда так часто со своими птичками» [2, с. 43]. 

Иллюстрация 1. Отель Кисё Курокава.
Иллюстрация 1. Отель Кисё Курокава.

Следующий шедевр архитектуры – оперный театр в Сиднее, также спровоцировал множество метафорических трактовок по всему миру: оболочки его вызывают образы то ли раскрывающихся цветов, то ли парусников в бухте, то ли рыб, заглатывающих друг друга. Наиболее комичная из трактовок была создана студентами-архитекторами, представившими элементы строения как панцири черепах, стоящих друг на друге (Иллюстрации 2). 

Иллюстрации 2. Оперный театр в Сиднее и метфорическое толкование формы.
Иллюстрации 2. Оперный театр в Сиднее и метафорическое толкование формы.
Иллюстрации 2. Оперный театр в Сиднее и метфорическое толкование формы.
Иллюстрации 2. Оперный театр в Сиднее и метафорическое толкование формы.

Метафорический комизм возникает в результате прорыва реальности, в которой архитектурный камень как бы укоренён в среде в своей неподвижности и фундаментальности, и раскрытия этой видимой однозначности в сфере воображаемого, в которой возможно всё. Комизм архитектуры состоит в контрасте между неподвижностью, заданностью формы и творческой свободой в процессе её интепретации.

Иллюстрация 3. Иллюзия «заяц-утка».
Иллюстрация 3. Иллюзия «заяц-утка».

Метафорический комизм в архитектуре подобен средневековой радости вследствие освобождения от официальной серьезности и косности. Действительно, налицо образная амбивалентность знака (формы), который может стать одновременно и «зайцем», и «уткой» (Иллюстрация 3).

 

 

Также можно найти множество комических форм в архитектуре самих по себе. Например, функционализм Р. Вентури обогатил XX век домами-утками и домами-пончиками и хот-догами.

Иллюстрация 4.1 Здание птицефабрики Вентури
Иллюстрация 4.1 Здание птицефабрики Вентури

Согласно концепции Вентури форма здания должна быть архитектонична и говорить о его функции. Первое здание-утка, спроектированное им, однозначно указывало на то, что это птицеферма. Яркими примерами «банального» символизма являются киоски по продаже пончиков и хот-догов в США, лавка древностей в форме динозавра в Лос-Анджелесе (1973 г.), коровник Н. Леду (XVII в.), здание выставочного центра в Хабаровске в форме бутылки (1913 г!).

Иллюстрации 4. Г. Дж. Гудвин Большой Въездной пончик.
Иллюстрации 4. Г. Дж. Гудвин Большой Въездной пончик.

Разве в этом направлении архитектурной мысли нет комизма по отношению к тем искусствоведам, которые каждую вещь пытаются трактовать с точки зрения её глубочайшего смысла? Говорящая архитектура не нуждается в герменевтах, она самостоятельно рассказывает о своей сущности и значении. Большой Въездной Пончик Лос-Анджелеса встречает всех проезжающих и однозначно символизирует о зонах отдыха и потребления (Иллюстрация 4). 

Следующий уровень коммуникации архитектуры – уровень слов, т.е. лексический уровень. Архитектура, безусловно, разговаривает с нами на своём языке, и чем глубже этот язык познаёшь, тем отчётливее становится её речь. Дженкс в своей книге разбирает понятие архитектурного слова. Например, слово «колонна» по-разному звучит в архитектуре. В античных храмах и европейских соборах колонна – часть портика и обозначает вход. Колонна может присутствовать и как скульптурная форма, например, колонна Нельсона на Трафальгарской площади, и в этом случае приобретает историко-культурный смысл. Если же мы внимательно посмотрим на дымовые трубы электростанции Баттерси, то и в них увидим структурные элементы «колонны»: каннелюры, а нижняя часть – капитель с антаблементом. Если раскрыть идею «переворачивания» до конца, то перед нами перевёрнутый храм, а это иронический символ эпохи: XX век – век науки и технологий сделал ещё один шаг в сторону от религиозной культуры (Иллюстрация 5). 

Иллюстрация 5. Баттерси. Паровая электростанция.
Иллюстрация 5. Баттерси. Паровая электростанция.

Словесные цитаты также распространены в архитектуре. Вспомним Музей Аллена Р. Вентури, в одном из переходов которого мы обнаруживаем гротескную «колонну»: гипертрофированная колонна и короткий и толстый ствол (Иллюстрация 6). 

Иллюстрация 6. Музей Аллена Колонна.
Иллюстрация 6. Музей Аллена Колонна.

 Колонна является излюбленным приёмом «игры» у Вентури: центральный вход конторы медицинских сестёр декорирован портиком с нетипичными колоннами. Кроме того, сам внешний вид портика напоминает трафарет, вырезанный из бумаги. Портик призван решить только функциональную задачу – обозначить вход, это «цитата» ордера, а не сам ордер с его метафизическими смыслами, как это было бы в античности (Иллюстрация 7). 

Иллюстрация 7. Вентури. Контора медицинских сестер.
Иллюстрация 7. Вентури. Контора медицинских сестер.

Чистый функционализм Р. Вентури вне сомнения комичен. Тот же самый приём использует архитектор Любеткин в проекте дома в Хай-Понте, где на входе неожиданно ставит кариатиду Эрехтейона. Эта дословная цитата, вырванная из истории архитектуры и вставленная в современность, звучит крайне неожиданно. И еще один архитектурный пример: историки архитектуры отмечают сходство архитектуры Кносского дворца и небезызвестного музея Гетти в Лос-Анжелесе: крытая колоннада является важным конструктивно-декоративным элементом обоих сооружений. Кто-то воспринимает данное цитирование как подражание, либо пародию. Пародия заключается в воспроизведении старых форм в искажённом виде, любая «подражательная игра» невозможна без мастерского владения клише или условности» [2, с. 93]. 

Следующий приём создания комического в архитектуре связан с архитектурным «синтаксисом» — «правилами комбинации различных слоёв, типа двери, окна, стены и т.п.» [2, с. 66]. Синтаксическое поле обширно и включает множество трактовок-нарушений упомянутых выше соотношений, что рождает комический эффект. Примером может послужить дом на Крестовском острове: правда, соотношение крыши, стен и окон вполне обычное, но синтаксис всё равно изменён, потому что дом перевёрнут и двускатная крыша выполняет роль основания – пола (Иллюстрация 8). 

Иллюстрация 8. Перевёрнутый дом.
Иллюстрация 8. Перевёрнутый дом.

 

Очередной пример — дома Эйзенмана №№ 3,4: многочисленные линии выступов стен, лестниц, потолочных перекрытий создают ощущение многомерности пространства, лабиринта, в котором множество входов и выходов. Дополнительные возможности зрительного и физического движения и перемещения – на этом основывается «игра» с нашим воображением. Создаются условия преодоления стереотипной бытовой однонаправленности, что и рождает чувство комического. с другой стороны, эта игра может быть опасной, потому что реальное отсутствие «выхода» сделает дом ловушкой, а не пристанищем для человека (Иллюстрация 9). 

Иллюстрация 9. Дом Эйзенмана.
Иллюстрация 9. Дом Эйзенмана.

Проект Векснер-Центра, по мнению одного из критиков, вообще разрушает мифологему архитектуры как Дома, Космоса, Центра [3, с.39] (в данном случае, домом искусства).

На самом высоком уровне комизм в архитектуре носит семантический характер. За каждым стилем в истории искусств закрепилось определённое понимание и прочтение. Классицизм можно охарактеризовать как сдержанный и одновременно величественный стиль, готика придает постройке таинственный и непостижимый вид, барокко и рококо создают ощущение игривой мечтательности и т.п. Ф. Л. Райт и В. Гропиус говорили, что стиль должен одушевлять постройку. В том случае, если наши ожидания от характера здания не соотносятся с его внешним видом, происходит семантический сдвиг, который может повлиять на восприятие здания как комического (если же пресловутая «мера» нарушена, то и безобразного). Например, одно из зданий братьев Пасарелли в Риме длительное время критиковали пуристы за его раздвоенность. Нижнюю и верхнюю часть здания сложно было содержательно и фигуративно соотнести друг с другом. Сложилась даже шутка, что братья не общались друг с другом во время проектирования этого объекта. Критики архитектуры того времени жестко восприняли его появление: «эклектизм – ловкий ход и отсутствие убеждений» [2, с. 76]. Но я бы сказала, что эклектизм ироничен. Проект братьев Пасарелли, хоть и лишён стилистического единства, но не лишён единства эстетического, потому что воспринимается как целое: мы видим объединение статичности нижнего объема и динамичности верхнего, который, как бы раскручиваясь, устремляется ввысь. Эта игра позволяет «снять» ощущение тяжеловесности конструкции. С другой стороны, создаётся ощущение, что кто-то своей сильной, но неловкой рукой просто не смог с первого раза установить верхний объём правильно, и решил просто не устранять этот сдвиг. Несмотря на все трактовки, данная особенность конструкции продиктована функциональным различием верхнего и нижнего объёмов: верхняя часть – бетонные конструкции со свисающими лозами винограда – жилая зона; нижняя часть из стекла и черной стали – офисная зона (Иллюстрация 10).  

Иллюстрация 10. Братья Пассарелли. Многофункциональный дом.
Иллюстрация 10. Братья Пассарелли. Многофункциональный дом.

 Резюмируя, стоит отметить, что архитектура имеет массу способов выражения комического, чему мы привели подтверждения. Р. Дженкс соврешенно точно отметил, что «постмодернизм инклюзивен» [2, с. 12], т.е. он включает в себя традиционное и новое, – именно на стыке противоположных начал, выраженных как вступающих между собой в диалог формосодержаний, и возникает комизм архитектуры постмодернизма. Итак, коммуникативный подход к исследованию архитектуры, который впервые озвучил и разработал Р. Дженкс, оказался весьма продуктивным в рассмотрении указанной нами проблематики.

 

Библиографический список

 

  1. Бахтин М.М. Творчество Ф. Рабле и народная культура средневековья (1965)/ М. Бахтин// Бахтин М.М. Собрание сочинений: в 7 т. – М. 2010. – Т.4(2). – С. 7-517.
  2. Борев Ю. Эстетика. – М. 2002. — 511 с.
  3. Дженкс Ч. Язык архитектуры постмодернизма – М. 1985. – 136 с.
  4. Добрицына И.А. От постмодернизма к нелинейной архитектуре: Архитектура в контексте современной философии и науки. – М. 2004. – 416 с. 

 

О понятийном аппарате гелотологии

УДК 81-13

О.В. Гневэк

Магнитогорский государственный технический университет им. Г.И. Носова, Институт гуманитарного образования. г. Магнитогорск, Россия

Аннотация. В статье анализируется философско-эстетическое понятие «комическое», проявляющееся в форме осмеяния исторически обусловленного (полного или частичного) несоответствия данного социального явления, деятельности, поведения людей, их нравов и обычаев объективному ходу вещей и эстетическому идеалу прогрессивных человеческих сил. 

Размышляя о характере взаимоотношений центральных понятийных единиц гелотологии, автор приходит к следующим выводам. Комическое, являясь философско-эстетической категорией, связано с выявлением специфики объекта осмеяния. Способы осмеяния создаются субъектом, специфика которых раскрывается в дефинициях «юмор», «ирония», «сатира». Каждый из способов смеховой деятельности субъекта имеет свои особенности, обусловленные скрытостью или открытостью насмешки, содержанием проецируемых отношений к объекту осмеяния, различной долей участия интеллекта и аффекта. Очевидно, что каждое из понятий – юмор, ирония, сатира – служит для обозначения способности, специфики деятельности, особенностей полученного результата смеховой деятельности, т.е. выступает самостоятельной научной категорией. Категория комического вступает во взаимодействие с категориями юмора, иронии, сатиры для определения содержания субъектно-объектных отношений. Очевидно, что подобные отношения не могут быть родовидовыми, они могут быть только паритетными, равнозначными, категориальными. 

При признании паритетности отношений между означенными категориями целесообразно категорию комического квалифицировать как выработанный смеховой культурой особый способ получения новых знаний о мире посредством выявления противоречивости идей, смыслов, понятий, воспринимаемых носителями конкретных языков как общепризнанные и непротиворечивые. При таком понимании ирония, юмор, сатира будут выступать приемами комического, сущность которого отражает порождаемый им смех.

Ключевые слова: гелотология, юмор, ирония, сатира, комическое, осмеяние.

Abstract: the article analyzes the philosophical and esteticheskie the concept of «comic», manifested in the form of derision has historically caused (full or partial) mismatch of the social phenomena, activity, behavior of people, their manners and customs, the objective course of things and the aesthetic ideal of progressive human forces. 

Reflecting on the nature of the relationship of the Central conceptual units gelotology, the author comes to the following conclusions. Comic, as a philosophical and aesthetic category associated with the identification of the specificity of the object of derision. Methods of derision created by the subject, the specifics of which are revealed in the definitions of «humor», «irony», «satire». Each of the methods humorous activities of the subject has its own peculiarities due to the secrecy or openness of ridicule, the content of the projected relations to the object of derision, various shares intelligence and passion. It is obvious that each of the notions of humor, irony, satire – is used to denote ability, specific activity, characteristics of the result humorous activities, i.e. acting as an independent scientific category. Category comic interacts with the categories of humor, irony, and satire to the determination of subject-object relations. It is obvious that such relations cannot be rodbegbie, they can only be equal, equal, categorical. The recognition of the parity of relations between the aforesaid categories appropriate category comic.

The recognition of the parity of relations between the aforesaid categories, the category appropriate to qualify the comic as humorous culture developed a special way of acquiring new knowledge about the world by identifying contradictory ideas, meanings, concepts, perceived by speakers of specific languages as recognized and consistent. With this understanding irony, humor, satire will be performing the techniques of the comic, the essence of which reflects they generated laughter.

Key words: gelotology, humor, irony, satire, comic, ridicule.

 

Выделение гелотологии не только как науки о роли смеха в сохранении здоровья человека, но и в широком понимании науки о смехе заставляет задуматься о содержании используемого понятийного аппарата. 

Философско-эстетическое осмысление смеховой культуры привело к формированию довольно мощного понятийного аппарата, компрессирующего достижения в данном направлении. Сущность смеха раскрывается в целом комплексе научных категорий и понятий: комическое, юмор, ирония, сатира, сарказм, сардонический смех, гомерический смех, насмешка и т.п. При этом сами термины употребляются обычно в родовидовом соотношении. 

Так, в большинстве исследований утверждается, что к разряду философско-эстетических категорий относится понятие «комическое», проявляющееся в форме осмеяния исторически обусловленного (полного или частичного) несоответствия данного социального явления, деятельности, поведения людей, их нравов и обычаев объективному ходу вещей и эстетическому идеалу прогрессивных человеческих сил. Комическое по своему происхождению, сущности и эстетической функции носит социальный характер. Его истоки коренятся в объективных противоречиях общественной жизни. Комическое может проявляться по-разному: в несоответствии нового и старого, содержания и формы, цели и средства, действий и обстоятельств, реальной сущности человека и его мнения о себе. Формами проявления комического признаются юмор, ирония, сатира, фарс, бурлеск, гротеск и т.п.

В данном определении в снятом виде содержится понимание природы комического, заложенное в популярных в науке теориях: 

— теории отрицательного свойства объекта осмеяния, согласно которой смех возникает при осознании превосходства субъекта над комическим объектом (Аристотель, Гоббс, Уберхорст); 

— теории деградации, рассматривающей смех как нравственную оценку косного, отжившего (Бен, Стерн, Бергсон); 

— теории контраста, где смех трактуется как реакция на контраст, диссонанс явлений одного порядка (Локк, Кант, Липпс, Жан-Поль Рихтер);

— теории противоречия, согласно которой комическое есть объединение противоречивых сущностей (Шопенгауэр, Гегель, Фишер, Чернышевский); и, наконец, 

— теории отклонения от нормы, выразившей наиболее общую идею эстетических теорий комического о том, что смешное возникает при восприятии явления, не соответствующего норме (Обуэ, Кросс, Дземидок).

Общепринятая трактовка комического, на первый взгляд, действительно устанавливает субординационные отношения между понятиями, раскрывающими сущность смеховой культуры. Однако более пристальное изучение обнаруживает, что смех может вызываться собственно физиологическими причинами: испытываемым удовольствием, ощущением комфорта, уюта, — а значит, лишен того социального своеобразия, которое описывается как главная отличительная черта комического. Кроме того, категория комического ориентирует исследователя на изучение объекта осмеяния, сам же «насмешник» выведен из зоны научного анализа. Это обстоятельство, наверное, особенно остро ощущали такие исследователи смеховой культуры, как В.Я. Пропп, М.М. Бахтин, Л.В. Карасев, намеренно отказавшиеся от понятия «комическое» и заменившие его понятием «смех».

Согласно В.Я. Проппу, всё, что связано с жизнью – солнце, свет, плодородие, растения, животные, рождение – связано в мифологическом мышлении со смехом, магическим средством создания жизни. По В.Я. Проппу, древнейший смех как проявление полноты жизни, как радостное ощущение облегчения, радость торжества даже при переходе от смерти к жизни («новое рождение») двойственен по своей природе, где ритуальное легко переходит в психофизиологическое и наоборот [1].

Для М.М. Бахтина «смех – форма крупного плана, он необычайно приближает предмет, разрушает всякую созданную пиететом или страхом дистанцию и даль (высоту) предмета; в далевом образе мир не может быть смешон. Поэтому смех – предпосылка реализма: он втягивает предмет в зону современности и фамильярности, где его можно ощупать руками, разложить, проникнуть в его нутро, исследовать» [2; 514].

М.М. Бахтин рассматривает ритуальный смех с онтологической точки зрения («непереработанная и не рационализированная официальным сознанием основа мира» [2; 519]), в котором возможно всё: любые изменения и преобразования, поскольку смех лишен оглядки на авторитеты, равно как стремления к законченности или трафаретности, устойчивости. Включенный в «бытие — в- мире», «жизненный мир» (М. Хайдегерр), он может быть только универсальным («он направлен на все и на всех» [2; 303] и амбивалентным («он веселый, ликующий и – одновременно – насмешливый, высмеивающий, он отрицает и утверждает, и хоронит, и возрождает» [2; 303]. 

Определив онтологический статус смеха, М.М. Бахтин определяет и его гносеологические основы. Выявление противоречий в окружающей действительности или в способах присвоения этой действительности в смеховой культуре – это процесс формирования нового подхода к мировоззренческим основам человеческой жизни, это рождение новых горизонтов познания; причем высокая аффектация самого процесса выявления противоречивости бытия является гарантом, условием рождения нового отношения, нового уровня осознавания конкретных явлений. Именно в этом смысле амбивалентный смех, отрицая, возрождает и обновляет. Таким образом, по логике ученого, смех является способом преодоления противоречий в процессе присвоения и понимания окружающего мира, способом преодоления противоречий между общественным способом познания мира и индивидуальной формой присвоения получаемых знаний.

Свое понимание сущности смеховой культуры М.М. Бахтин формулирует в концепции гротескного реализма. По мнению ученого, именно гротеск как первоначальная форма смеховой народной культуры выработал в первом приближении все свойства комического: универсальность как метод познания мира, амбивалентность как фиксацию противоречивого устройства бытия, утопичность как веру в преодоление противоречивости познания и бытия, миросозерцательность как направленность познания средствами комического на всю окружающую действительность, глубину как наличие многообразных способов осмысления мира средствами комического. Это открытие он делает на основе творческого переосмысления положений Конрада Бурдаха, сформулированных в книге «Реформация, Ренессанс, Гуманизм». В изложении самого Бахтина К. Бурдах в своей книге показывает, «как …идея – образ возрождения (в самых разных вариациях), зародившаяся первоначально в древнейшем мифологическом мышлении восточных и античных народов, продолжала жить и развиваться на протяжении всего средневековья. Сохранялась она и в церковном культе (в литургии, в обряде крещения и др.), но здесь она находилась в состоянии догматического окостенения. Со времени религиозного подъема XII века (Иоахим из Фиора, Франциск из Ассизи, спиритуалы) эта образная идея оживает, проникает в более широкие круги народа, окрашивается чисто человеческими эмоциями, пробуждает поэтическое и художественное воображение, становится выражением нарастающей жажды возрождения и обновления в чисто земной, мирской сфере, то есть сфере политической, социальной и художественной жизни» [2; 350]. 

По подобной модели, по мнению М.М. Бахтина, осуществлялось зарождение и развитие смеховой народной культуры (в частности, гротеска), изначально возникшей как эмоционально окрашенная и амбивалентная, а затем, по мере «взросления» — превращающейся в утопическую, миросозерцательную, глубинную. 

Основные положения теории формирования и развития смеховой культуры М.М. Бахтина подтверждаются данными современных философских исследований. Именно в ряде философских работ доказывается (Я.Э. Голосовкер, А.Ф. Косарев, А.Ф. Лосев и др.), что способом фиксации идеи бессмертия и становится гротеск.

Идея бессмертия стала основой не только тотемистического мировосприятия. Она стала основой формирования и развития смеховой культуры как специальной лаборатории человечества, осваивающей нестандартные способы познания мира и его присвоения. Смех над бедой, невзгодами, смертью по своей сути является признанием бессмертности человеческого духа, связанного со всеми сторонами человеческого бытия. Смех над окружающим миром – это осознание его противоречивости и поиск новых способов ее преодоления. Смех над собой — это попытка самосовершенствования наличного интеллектуально-чувственного опыта, обогащающая в конечном итоге все человечество. Смех – это параллельно существующий мир, постоянно проверяющий на прочность мир реальный, преобразующий в нем всё, что с точки зрения смеющегося представляется неправильным, недолжным. Именно в подобном ключе природу смеха исследует Л.В.Карасев, отказавшийся от общепринятого отождествления понятий «комическое» и «смех».

Само отождествление, по Л.В. Карасеву, существенно сужает рамки изучения смеховой культуры, поскольку заставляет любого ученого замыкаться в строго определенных оппозициях: комическое –трагическое, комическое – прекрасное, комическое – злое, комическое – доброе, комическое – сакральное и т.п. По мнению ученого, все сложившиеся оппозиции лишают смех его гносеологической уникальности: «Смех требует себе в оппоненты чего-то столь же многозначного, умственного, парадоксального, как и он сам» [3; 14]. Онтологическая значимость смеха по Л.В. Карасеву заключается в том, что смех «переворачивает привычные отношения человека и мира. …Алогичный, противоречивый, способный соединиться с любым движением души, смех нацелен на будущее и немыслим без него. … Смех не только предполагает будущее, смех пред-вещает его» [4; 71].

В ментальной культуре русского народа смех в значении «веселье» не только характеризуется как праздное времяпрепровождение, но и рассматривается как заслуженная конкретным человеком эмоционально комфортная возможность пересмотреть наличный жизненный опыт с точки зрения новых для него возможностей осмысления бытия.

Итак, понятие «смех», используемое для фиксации состояния психологически комфортного осмысления жизни, шире понятия «комическое».

Общепринятое понимание философско-эстетической категории комическое связано с определением специфики объекта насмешки и абсолютно не связано с выявлением особенностей субъекта осмеяния. В этой связи довольно сложно рассматривать понятие комического как родовое по отношению к другим терминологическим единицам, используемым в различных теориях смеха. С разнообразными характеристиками субъекта насмешки тесно связаны понятия юмор, остроумие, ирония, сатира.

В современной философии и эстетике под юмором понимается особый способ переживания противоречивости явлений, соединяющий серьезное и смешное и характеризующийся преобладанием позитивного момента в смешном [5]. Логику формирования предлагаемого понимания в определенной степени позволяют восстановить данные филологических словарей.

В «Историко-этимологическом словаре современного русского языка» П.Я. Черных сообщается, что слово юмор и однокоренные ему лексемы юморист, юмористический появляются в широком употреблении носителей русского языка во второй половине XIX в. (Сорокин, Кюхельбекер, позже – Рахманинов, Ушаков). В XVIII в. лексема юмор также использовалась в русском языке, но не в значении «чувство смешного, умение чувствовать и подмечать смешное, добродушно-насмешливое отношение к чему-либо; изображение каких-либо сторон и явлений жизни в комическом, смешном виде», а в значении «настроение, расположение духа». Во всех известных значениях данное слово заимствовано из английского языка в XVII в. В свою очередь, английская лексема заимствована из французского, где использовалась не только в значении «нрав, настроение», но и в значении «жидкость, влага». Установление ассоциативной связи между значениями «настроение» и «влага» осуществлялось через метафорический лексико-семантический вариант: жизненные соки в организме, с которыми в Средние века усматривались прямые отношения с характером, темпераментом человека. На английской почве французское слово получило значение «склонность к насмешке, осмеянию» и в такой трактовке перекочевало в русский язык [6; 459]. 

Близкое понимание значения понятия юмор предлагается в «Толковом словаре» В.И. Даля [7; 667]. Здесь юмор определяется как «веселая, острая, шутливая складка ума, умеющая подмечать и резко, но безобидно выставлять странности нравов и обычаев». Под складкой ума ученый подразумевает «образ, род, вид, ход мыслей, или способ разуметь и объяснять» [7; т.2; 147]. Юмор охарактеризован как «умение заметить и передать то, что смешно» в «Комплексном словаре русского языка» [9; 1224], в «Новом словаре русского языка. Толково-словообразовательном» под юмором понимается «1.Добродушный смех, незлобливая насмешка, отношение к чему-либо, проникнутому таким настроением. 2. Прием произведения литературы и искусства, основанный на изображении чего-либо в комическом, смешном виде, совокупность художественных произведений, проникнутых таким отношением к действительности» [9; 1071].

Анализ имеющихся определений юмора позволяет утверждать, что различные авторы, квалифицируя субъект осмеяния, выявляют либо особенности осмеяния как процесса, либо особенности субъекта, обладающего способностями к осмеянию, либо характеризуют специфику продукта, возникающего в результате осмеяния. Другими словами, в рамках различных дефиниций о юморе рассуждают и как о способности, и как о процессе, и как о продукте.

Ряд определений юмора направлен на выявление специфических проявлений способности субъекта к осмеянию. Так в «Словаре русского языка» С.И. Ожегова содержание анализируемого понятия сводится «к беззлобно — насмешливому отношению к чему-либо [10; 838]. Любое отношение или оценка, находясь в зоне осознанных ценностных ориентаций конкретной личности, составляет и часть ментальной культуры человека, и часть его интеллектуально-чувственных способностей, лежащих в основе познания и освоения окружающей действительности и себя самого. В этой связи беззлобно-насмешливое отношение связывается с оценкой юмора как способности субъекта осмеяния. 

В «Большом толковом словаре» обозначенная способность характеризуется не только как «проникнутое шутливым, добродушно-насмешливым настроением отношение к кому- или чему-либо», но и более определенно: «Умение подметить смешную сторону кого- чего-либо и представить, показать ее в незлобливо-насмешливом виде» [11; 1529]. 

Особое внимание юмору как специфической человеческой способности уделяет С.Л. Рубинштейн, устанавливающий тесную взаимосвязь между объектом и субъектом осмеяния: «Юмор предполагает, что за смешным, за вызывающими смех недостатками чувствуется что-то положительное, привлекательное» [12; 577]. 

Из определений юмора и иронии, предложенных А. Шопенгауэром, также логически прозрачно выводятся особенности этих феноменов как человеческой способности. По мнению ученого, юмор и ирония являются самыми сложными формами смешного: «Если шутка прячется за серьезное, то получается ирония», а юмор – это «серьезное, спрятанное за шуткой» [13; т.2; 96]. На практике это означает, что человек, владеющий чувством юмора, обладает достаточно большим и глубоким опытом интеллектуально-чувственного осмысления мира и основными способами его применения в историческом настоящем. С этих позиций становится понятным, почему ирония и юмор признаются Шопенгауэром самым «высоким» смешным: по природе своей они связаны с возвышенным и глубоким пониманием жизни.

Чувство юмора как одно из разновидностей чувства прекрасного, в котором насмешка сплетается с уважением и любовью, характеризует Т. Липпс [14]. Правда, ученый выделяет три разновидности юмора как способности. «Оптимистический» юмор связан с любовью и уважением, сопровождающим насмешку, в отличие от двух других его видов: сатиры и иронии. Сатира отличается тем, что ней великое и хорошее побеждает смешное и отвратительное, срывая с них маски. Ирония, в которой смешное в своем развитии приводит самое себя к абсурду, показывает тем самым, что она, порождаемая рассудком, преклоняется перед разумом.

Очевидно, что Т. Липпс расширяет рамки юмора как способности, полагая, что в нем незлобливо-насмешливое отношение может меняться на презрительно-оценочное при условии, если объект насмешки обладает противоречиями, объективно и общественно признанными. При этом границы между понятиями юмор, сатира, ирония практически размываются.

В целом, юмор в статусе способности оценивается как творчество, в основе которого лежит богатый интеллектуальный и чувственный опыт, помноженный на высокий нравственный потенциал личности.

Более основательно изучены особенности юмора как процесса, на базе которых становится возможным выявить общий механизм его протекания.

По мнению В.Я. Проппа, юмор — процесс протекает как вербальное снятие осознаваемого противоречия, лежащего не в объекте смеха и не в субъекте его, а в некотором их взаимоотношении: «Противоречие, вызывающее смех, есть противоречие между чем-то, что, с одной стороны, кроется в смеющемся субъекте, в человеке, который смеется, и, с другой стороны, тем, что ему противостоит, открывается в окружающем его мире, предметом его смеха [1; 164-165]. Осознание и выявление противоречия происходит при двух условиях: «…первое условие комизма и вызываемого им смеха будет состоять в том, что у смеющегося имеются некоторые представления о должном, моральном, правильном…Второе условие для возникновения смеха есть наблюдение, что в окружающем нас мире есть нечто, что противоречит этому заложенному в нас инстинкту должного, не соответствует ему» [1; 165]. 

Ученый явно признает в юморе как процессе (деятельности) наличие двух составляющих: когнитивного начала, представленного как опыт и знания личности о мироустройстве окружающей действительности, и аффективного начала, сопровождающего осознание противоречия между имеющимся «должным» и тем, что этому должному не соответствует. Другими словами, юмор как процесс квалифицируется как когнитивно-аффективная деятельность сознания личности, направленная на фиксацию и снятие выявленного противоречия. Под аффектом в данном исследовании подразумевается проявление в смеховой деятельности эмоционально-чувственного опыта личности.

Близкое понимание содержания и механизма смеховой деятельности предлагает Жан- Поль (Рихтер) [15]. По его мнению, в смеховой деятельности присутствуют три основных момента: 

1) безболезненность и безвредность самого удовольствия для окружающего мира, обусловленная аффективной составляющей; 

2) анализ и эксплуатация многосторонних отношений вещей в окружающем мире, обусловленная рассудочной составляющей; 

3) «щекочущее душу колебание между мнимо приятным (ничтожеством чувственного рассудка) и приятным (правильностью взгляда)» [15; 147], связанное и с интеллектом и областью чувств и эмоций. 

Жан-Поль характеризует смеховую деятельность как универсальный способ познания мира, имеющий свою область применения, а конкретными приемами ее реализации называет и юмор, и иронию, и бурлеск, и каприз, и комедию, и комическую драму, и сатиру. В своей сути юмор, по Жан-Полю, глубоко серьезен, поскольку он вызывает смех, «в котором есть величие и боль» [15; 152]. За рамки смеховой деятельности философ неправомерно выводит остроумие, полагая, что с ней его роднит только необходимость устанавливать отношения сходства там, где обычно другие видят контраст. Другими словами, остроумие рассматривается как способ познания мира, основанный исключительно на деятельности разума.

Не все ученые, исследующие юмор как процесс, признают за последним наличие двух составляющих. Так, И. Кант в «Критике способности суждения» предлагает свое понимание особенностей протекания смеховой деятельности: «Во всем, что вызывает веселый неудержимый смех, должно быть нечто нелепое (в чем, следовательно, рассудок сам по себе не может находить никакого удовольствия). Смех есть аффект от внезапного превращения напряженного ожидания в ничто. Именно это превращение, которое для рассудка явно и радостно, все же косвенно вызывает на мгновение живую радость» [16; 352). По мнению философа, только аффект управляет и направляет смеховую деятельность, при этом рассудок, по И. Канту, не участвует в распознавании нелепости, хотя и предназначен непосредственно для этого, а только живо реагирует на этот процесс. Тем не менее, смеховая деятельность в частности и смеховая культура в целом характеризуется ученым как «полезное для здоровья движение» и даже как дар богов, преподнесенный в противовес тяготам жизни. Воззрения И. Канта близки воззрениям А. Бергсона [17], полагающего, что смех теснее всего связан с аффектом: областью чувств и эмоций.

Очень близкое понимание юмора как процесса предлагает Фридрих Шлегель в созданной им теории иронии. Сразу следует оговориться, что ученый не различает остроумие, остроту, шутку, иронию, юмор: эти понятия он употребляет как синонимичные, взаимозаменяемые. В этой связи его теорию иронии можно с успехом назвать теорией юмора в частности и теорией смеха в целом.

  Свои взгляды Ф. Шлегель излагает в «Критических фрагментах» [18]. Философ рассматривает историю развития культуры как историю развития духа, сущность которого составляет ирония как «форма парадоксального»: «Парадоксально все хорошее и великое одновременно» [18; 283]. Для определения сущности иронии предлагается одна из самых ярких научных метафор: «Идея – это понятие, доведенное до иронии в своей завершенности, абсолютный синтез абсолютных антитез, постоянно воспроизводящая себя смена двух борющихся мыслей» [18; 296]. Ирония «содержит и пробуждает чувство противоречия между безусловным и обусловленным, между невозможностью и необходимостью исчерпывающей полноты высказывания» [18; 287], превращаясь таким образом в универсальный принцип познания: «Философия – это подлинная родина иронии, которую можно назвать логической красотой» [18; 282].

Теории И. Канта и Ф. Шлегеля объединяет одно важное обстоятельство. Оба ученых не связывают смеховую деятельность исключительно с когнитивным, рассудочным началом. У Ф. Шлегеля ирония как универсальный способ познания мира противопоставляется рассудку (логическому парадоксу), не способному охватить мир в его целостности. Ирония же, выступая «нелогическим парадоксом», способна сталкивать противоположности в обнажающем его противоречии и тем самым намекает на более глубокую связь, кроющуюся в синтезе этих противоречий.

Точку зрения ученых, обосновывающих аффективную природу юмора, поддерживает модель протекания смеховой деятельности, предложенная З. Фрейдом. «Удовольствие от остроумия вытекает для нас из сэкономленных издержек на торможение, комизм – из сэкономленных издержек на представление (фиксацию), а удовольствие от юмора – из сэкономленных эмоциональных издержек. Во всех трех способах деятельности нашего психического аппарата удовольствие происходит из экономии: все три сходятся в том, что представляют собой методы воссоздания удовольствия от психической деятельности, утраченные лишь в результате развития этой деятельности» [19; 128]. На ведущую роль аффекта во фрейдовской теории прямо указывает и Л.С. Выготский: «…анализ этот вполне отвечает найденной нами формуле катарсиса, как основе эстетической реакции. Остроумие для него – двуликий Янус, который ведет мысль одновременно в двух направлениях. Такое же расхождение наших чувств, восприятий отмечает он при юморе и при комизме; и смех, возникающий в результате подобной деятельности, является лучшим доказательством того разрешающего действия, которое остроумие оказывает на нас» [20; 297].

А. Шопенгауэр, напротив, связывает смеховую деятельность с проявлением деятельности интеллекта: «Смех всегда возникает не из чего иного, как из неожиданного сознания несовпадения между известным понятием и реальными объектами, которые в каком-либо отношении мыслились в этом понятии – и сам он служит лишь выражением такого несовпадения» [13; 61]. Продуктами смеховой деятельности ученый считает остроту, ее «незаконную» разновидность – каламбур (двусмысленность, игру слов), шутку, пародию. 

Если большинство ученых характеризуют юмор как процесс с точки зрения порождающего его субъекта, то К. Гроос изучает смеховую деятельность с точки зрения воспринимающей стороны [21]. Психологический процесс восприятия юмора по Гроосу протекает в три этапа. Содержание первого этапа составляет смущение, рожденное первым впечатлением от комической нелепости, которая озадачивает слушателя. Второй этап «просветления» наступает в том момент, когда нелепость осознана. Смущение и просветление рождают напряжение, которое внезапно лопается, знаменуя собой протекание третьей стадии – наслаждения. С точки зрения ученого, на первом этапе восприятия смеховой деятельности объект отталкивается от нашего «я» (порождающего юмор), на третьем этапе – наше «я» со смехом отталкивается от объекта. И только на втором этапе наше «я» переносит себя на объект: «Если желаем овладеть нелепостью, мы должны хоть на короткое время поддаться ей» [21; 311].

Предложенное понимание процесса восприятия юмора ценно тем, что он обнаруживает поэтапность «открытия» замысла автора, намеренно скрытого от слушателя. Умственные усилия слушателя, потраченные на раскрытие замысла, с лихвой окупаются наслаждением (ярким положительным аффектом) от сделанного открытия.

Обобщение опыта изучения юмора как процесса обнаруживает наличие трех точек зрения на содержательную природу феномена. Одни ученые полагают, что смеховая деятельность регулируется исключительно эмоционально-чувственной сферой, другие связывают порождение юмора с деятельностью интеллекта. Но наиболее убедительной выглядит позиция, обосновывающая когнитивно-аффективную природу юмора как процесса, поскольку без взаимоподдерживающего участия названных составляющих юмор лишается творческой сущности. Сам факт невозможности алгоритмизации юмористической деятельности, когда алгоритм предполагает исключительную опору на интеллект, свидетельствует об ее интегративной сущности.

В философии и эстетике весьма скромно изучены особенности юмора как продукта смеховой деятельности, вероятно, потому, что это явление находится в сфере интересов филологии. В этой связи характеристика юмора-продукта выглядит чрезвычайно обобщенной и расплывчатой.

Под юмором – продуктом смеховой деятельности – понимается «художественный прием в искусстве; изображение чего-либо в смешном, комическом виде» [11; 1529]. Продукты вербальной смеховой культуры высоко оценивали братья Фридрих и Август Шлегели, полагая (на основе анализа комедий Аристофана), что остроумие и шутка не исключают серьезности в силу неограниченной свободы юмора, в силу представления мира и общественной жизни в виде одной грандиозной шутки.

В строгом смысле слова продуктами вербальной смеховой деятельности являются тексты, содержащие все свойства смеховой культуры, выявленные нами в предшествующем изложении, и представляющие разнообразие языкоречевых способов создания комического. Характеристика продуктов смеха в современной эстетике и философии ограничивается делением на жанры (сатира, юмор, ирония, пародия) или виды комического: каламбур, бурлеск, фарс, острота и т.п. Продукты смеховой деятельности традиционно наделяются теми специфическими особенностями, которые присущи жанрам и видам комического. Попытки более глубокого предъявления характеристик продуктов смеховой деятельности сводятся к введению атрибутивных характеристик комических текстов: «чистый» юмор (С.Л. Рубинштейн), «добродушный» юмор, «веселый», «тонкий», «мрачный» юмор (А.Н. Тихонов), «злой», «дикарский», «примитивный» юмор (А. Аверченко), «плоский» юмор (Г.Гегель), «низкопробный» юмор (К. Маркс), «черный» юмор и т.п.

В целом же, с большей или меньшей мерой успешности современная наука располагает представлениями о юморе как о способности, как о процессе и как о результате.

Попытка объединения трех составляющих юмора содержится в психологических исследованиях Р. Мартина. Он рассматривает юмор как поведенческий паттерн (склонность часто смеяться, рассказывать шутки и смешить других); способность (запоминать шутки, рассказывать их, создавать, понимать); черту характера (веселость); эстетическую реакцию (смех над определенного рода вещами); отношение (позитивное отношение к миру или смешным людям); взгляд на мир; стратегию преодоления трудностей (склонность преодолевать невзгоды через призму юмора)» [15; 18]. 

На основе проведенного анализа мы можем сделать ряд предварительных выводов.

Юмор, или чувство юмора, представляет собой способность, реализуемую на основе механизма речемышления, которая проявляется в распознавании способов создания комического и (или) в самостоятельном создании или использовании таких способов в процессе осмеяния. Поскольку способности формируются и развиваются, постольку в фило- и онтогенезе чувство юмора конкретной личности, степень его развитости будет отражать психолого-возрастные, социальные, культурно-нравственные особенности этой личности.

  Юмор как процесс представляет когнитивно-аффективную деятельность сознания личности, направленную на анализ выявленного противоречия (комического) и протекающую как поиск, обнаружение и создание ярких нестандартных форм и способов его вербального предъявления. Очевидно, что в данной дефиниции комическое понимается как явление действительности, воспринимаемое личностью, социумом как противоречивое, требующее обнаружения его сущности. В психологической науке комическое характеризуется как семиотический контрзнак, отличающийся от других вербальных знаков тем, что в творимом контексте он не выполняет характерной «функции обозначения, но является средством деформации уже существующих знаков, разрушая определенность их означаемых, «размывая» их смыслы… Свойственная обычному знаку утвердительность содержания утрачивается в контрзнаке, …перед нами не «пустой» знак, а знак, означающий «равноправие», равновозможность сменяющих друг друга содержаний» [22; 8-9]. 

Анализ юмористического высказывания адресатом и адресантом протекает и как поиск и обнаружение контрзнака (противоречия, воспринимаемого как комическое), и как «любование» способом представления выявленного противоречия и языковыми средствами выражения отношения к нему автора (или же как неприятие перечисленных факторов в процессе расшифровки сообщения). В любом случае реализуется именно та двунаправленность мысли в порождении и восприятии юмора, на которую указывали в свое время Л.С. Выготский и З. Фрейд. Сам факт двунаправленности свидетельствует о наличии подлинно творческого начала у порождающего юмористические тексты, равно как и о наличии качественно сформированных аналитических приемов и чувственно-эмоционального опыта у воспринимающего комические тексты.

И, наконец, юмор как продукт вербальной смеховой деятельности представляет собой тексты, в языковых средствах и способах создания которых представлены все сущностные свойства смеховой культуры. Поскольку анализу языкоречевых способов воплощения комического будут посвящены отдельные главы, на данном этапе исследования мы ограничимся предложенной характеристикой.

Анализ работ, посвященных изучению юмора, обнаружил ряд моментов, существенных для содержательного наполнения целого ряда понятийных единиц теории смеха. 

  1. Так, большинство ученых, характеризуя юмор в деятельностном аспекте, выявили универсальность его механизма как основы любого процесса осмеяния, результатом которого может быть и ирония, и сатира, и пародия, и гротеск, и т.п.
  2. Различие результатов смеховой деятельности определяет установка, которой руководствуется автор насмешливого текста. Под установкой понимается регулируемая говорящим направленность смеховой деятельности на выполнение вполне конкретной функции общения. В процессе реализации контактоустанавливающей функции говорящий будет демонстрировать беззлобно-насмешливое отношение к объекту осмеяния, создавая юмористические тексты в буквальном смысле слова или реализуя несатирический, неиронический юмор. Реализация функции конфликта предполагает демонстрацию довольно широкого спектра отрицательных отношений к объекту осмеяния: от фамильярного, неуважительного до презрительного, уничижительного и злобного. Реализация рекреативной (развлекательной) функции предполагает демонстрацию в комических текстах той широты отношений, которая дозволяется ценностными ориентациями говорящих, коммуникантов.

Демонстрируя зависимость выбора направленности смеховой деятельности от реализуемых функций общения, мы, конечно же, упростили механизм отбора форм комического. На практике в смеховой деятельности реализуется сразу несколько функций, и о конечной форме проявления комического можно судить только по ведущим отношениям, реализуемым в процессе осмеянии.

И все же мы можем утверждать, что юмор, ирония и сатира различаются демонстрируемым в процессе осмеяния отношением к объекту насмешки. Но прежде чем разобраться в имеющихся отличиях, необходимо определиться с объемом понятия «остроумие», в котором содержание демонстрируемого отношения оказывается затемненным.

Остроумием принято называть «изобретательность в нахождении ярких, острых, смешных выражений» [7; 735]. Квалифицируя остроумие как яркую творческую способность личности, ученые по-разному характеризуют ее нравственный потенциал.

Аристотель довольно настороженно относится к остроумию, полагая, что «это дерзость, получившая образование» [23; 19]. Не восхищается остроумием и М.В. Ломоносов, хотя признает, что оно предполагает довольно сложное «сопряжение далековатых понятий», т.е. является способностью, возникшей на основе довольно развитого интеллекта. Весьма прохладно относится к остроумию Жан-Поль, полагая, что подобная способность направлена на выявление противоречий там, где обыденное сознание ощущает гармонию. Сравнение характеристик юмора и остроумия, предложенных Жан-Полем, обнаруживает, что первый рассматривается как «возвышенное наоборот», а второе – разрушает любую гармонию, поскольку направлено не на разрешение обнаруженных противоречий, а на самолюбование субъекта осмеяния наличием возможности находить противоречия во всех сферах бытия.

Другие ученые (Б. Грассиан, О.С. Борисов, Н.В. Чурмаева) демонстрируют восторженное отношение к данной творческой способности, отмечая, что никакая другая форма комического не обнаруживает во всей полноте и яркости красоты человеческой мысли.

Так, по Б. Грасиану, суть остроумия заключается в «изящном сочетании, в гармоничном сопоставлении двух или трех далеких понятий, связанных единым актом разума» [23; 21]. О.С. Борисов полагает, что отличительной особенностью остроумия является настолько удачный отбор языковой формы, в которой истина не декларируется, а проявляется сама по себе [23; 21].

Довольно детальное изучение остроумия проводит З. Фрейд, создавший классификацию острот на основе критерия целевых установок говорящего. Общей чертой остроумия как процесса он считает установку говорящих на выражение логически верной мысли логически неверными способами. Подобное понимание объединяет точку зрения З. Фрейда с общепринятой квалификацией остроумия. Однако, в отличие от других исследователей, психолог убежден в том, что остроумие в большей мере, чем другие формы проявления комического, задействует аффективную составляющую смеховой деятельности. На правомерность сделанного вывода указывает содержание классификации острот, предложенной психологом.

Он выделяет 1) безобидную остроту, в которой процесс выражения мысли нетрадиционными языкоречевыми способами является самоцелью, 2) тенденциозную остроту, включающую в себя и враждебную остроту, в которых процесс формулирования мысли сопровождается выражением отношений агрессии, обличения, обороны, 3) близкие к тенденциозной остроте скабрезную, циничную, скептическую. Скабрезную остроту отличает установка на подавление и торможение агрессивных половых влечений, циничная (или циническая) острота являет собой критику отношения святости авторитетов в обществе; скептическая острота, по З.Фрейду, выражает сомнение в надежности нашего познания.

Ученый предлагает довольно глубокий анализ техник создания различных видов острот, ведущими среди которых признает двусмысленность, сгущение мысли, передвигание смыслов, намеренные ошибки мышления, бессмыслицы, непрямое изображение, изображение при помощи противоположности и др. В классификации техник создания острот нет единого основания, но сами приемы нарушения смысловых, семантических отношений, языковых норм выделены довольно верно.

В итоге мы располагаем двумя взаимоисключающими точками зрения на природу остроумия. По логике одной из них остроумие не предполагает опору на эмоционально-чувственный опыт личности. С учетом классификации З. Фрейда данная характеристика применима только к безобидным остротам.

Но, вероятно, носители различных языков воспринимают подобное отсутствие аффективной составляющей либо как отсутствие позиции в оценке анализируемых явлений, либо как демонстрацию пренебрежения, с одной стороны, и самолюбования – с другой. Отсутствие аффективного начала до конца не компенсируется высоким когнитивным потенциалом остроты, поэтому остроумие воспринимается как пограничное явление в ряде теорий смеха. Думается, что сокрытие отношения к объекту осмеяния в остротах не только является демонстрацией скрытого превосходства говорящего, но и обеспечивает простор для эмоционально-чувственной фантазии участников общения, что немаловажно для развития чувства юмора носителей любого языка.

Если учесть приведенные выше соображения, то можно утверждать, что остроумие во всем своем многообразии, описанном З. Фрейдом, несомненно, опирается на эмоционально-чувственный опыт личности в той же мере, в какой оно эксплуатирует интеллектуальный опыт.

Итак, проведенный анализ позволяет думать, что конкретными формами проявления комического являются остроумие, юмор, ирония, сатира, различающиеся содержанием демонстрируемого отношения к объекту осмеяния.

Подобное упрощение, несомненно, вызовет возражения, потому что исследователи смеховой культуры обнаруживают и другие различия в явлениях, обозначаемых перечисленными понятиями.

Так, Жан-Поль полагает, что юмор отличает определенное равновесие когнитивного и аффективного начала (в его терминологии: объективного и субъективного). На практике это означает, что процесс осмеяния имеет открытый характер, поскольку само осмеяние безобидно и безболезненно для объекта насмешки. Усиление когнитивной составляющей приводит к рождению иронии, когда насмешка имплицируется, становится скрытой, за счет чего демонстрируемое отношение воспринимается даже при учтивой форме выражения как критическое. Перевес в сторону чувственности, по Жан-Полю, приводит к рождению бурлеска, каприза, сатиры. Эксплицитность или имплицитность осмеяния нивелируется по мере усиления уровня критичности демонстрируемого отношения.

Близкой точки зрения придерживается А. Шопенгауэр. Он также полагает, что ирония объективна, а юмор субъективен [13; т.2; 96] в силу сокрытия насмешки в первой и открытого ее выражения во втором. Однако подобная точка зрения господствовала в философии не всегда. В древнегреческой науке, где термин «ирония» и появился, он первоначально означал обман, издевательское притворство с целью высмеять кого-либо. Очевидно, что основой насмешки, квалифицируемой как скрытая, выступает все же эмоционально-чувственное отношение, а не интеллект. В этой связи представляется целесообразным хотя бы реферативно рассмотреть историю развития понятия «ирония».

Платон, анализируя жизненную позицию Сократа как ироничную, обозначает термином «ирония» своеобразное, лицемерное по сути и учтивое по форме отношение одной личности к другой, которое провоцирует у последней стремление к познанию. Сократовская ирония в понимании Платона обладает внутренней диалектикой отрицания: мнимо утверждая отжившие духовные ценности, на практике она разоблачает их пустоту. Ни Платон, ни Аристотель впоследствии, характеризуя иронию как стиль поведения, не связывали иронию со смеховой культурой.

В послеантичный период понятие «ирония» почти исчезает из эстетических и философских исследований, а в Средние века употребляется для характеристики отрицательного способа познания мира или стиля жизни. В эстетике эпохи Возрождения теория иронии также не получила широкого распространения. Только в науке XVII в. заметно возрос интерес к иронии в связи с исследованием проблемы остроумия, занимавшей важное место в эстетической системе барокко. Было подмечено важное свойство иронии – выбирать любое печальное, серьезное или возвышенное явление, по — своему осмысливать его и превращать в шутку [24; 6]. Иначе говоря, именно в научной и литературной практике XVII в. ирония стала характеризоваться как конкретный вид смеховой культуры, репрезентирующий позицию личности, которая осознает фальшь того мира, в котором живет. Новым в иронии становится обращение к сфере ценностных ориентаций личности и их оценки, и это новое потребовало уравновешивания в этом способе познания мира интеллектуального и эмоционально-чувственного начал.

  Впервые положительную оценку иронии дает И.В. Гете, полагавший, что иронический взгляд на жизнь ведет к объективному и трезвому осмыслению человеком своих поступков [24; 7]. В практике использования иронии усиливается рефлексирующее начало, что благотворно сказалось на развитии различных разновидностей иронии. Иронией называют и тонкую учтивую насмешку, и тайное осмеяние, скрытое за велеречивостью. Ядовитая, злая, язвительная насмешка практически становится основой рождения сарказма. «В сарказме сохраняется двуплановость иронии, но, поскольку подразумеваемое находится рядом с выражаемым, иносказание значительно ослабляется. Тон гневного обличения, свойственный сарказму, не дает ему, подобно иронии, подняться над предметом изображения. По силе и страстности сарказм ближе к сатирическому обличению» [24; 8]. Образно говоря, в иронии сохраняется уважение или видимость уважения к отрицаемому, сарказм же и сатира отрицают изображаемое явление целиком, обличают его как недолжное, порочное. Отрицание иронии тоньше и созидательней, поскольку она оставляет и предполагает возможность существования явления в его противоречивом единстве. Видимость уважения к отрицаемому или порицаемому реализуется благодаря тому, что насмешка сохраняет свой имплицитный характер, свойство скрытости. В целом же, логика рождения сарказма из недр иронии обнаруживает, что в самой иронии как процессе начинает проявляться контроль эмоционально-чувственной сферы над интеллектуальной.

Предромантическая практическая ирония, таким образом, обогащаясь рефлексирующим началом, сохраняя свойство скрытости насмешки, не только выступает основой для появления новых форм комического, но и превращается в критерий оценки мира.

Конец XVIII – начало XIX веков является важным этапом в развитии понятия «ирония». Романтический тип сознания, сформированный литературой, предполагает полную независимость человека от условий его жизни, а значит, признает « абсолютную самоценность человеческой личности и ее неограниченных возможностей» [24; 16]. Идея о том, что человек способен возвыситься над собой, нашла отражение в новом понимании иронии. Романтической иронии присущ подчеркнутый субъективизм, возведенная в абсолют рефлексия обособленной от общества личности, оглядывающей с высоты все, не только внешний мир, но и сферу собственного самовыражения – свое творчество [24; 11]. Новые качества иронии приводят к утрате многообразия оценки объекта осмеяния, ведущим становится сдержанно-отстраненное отношение к нему. При этом ирония мыслится как способность и деятельность субъекта по осмыслению противоречивости окружающего мира, в которых эмоционально-чувственная сфера строго контролируется разумом.

Подобное понимание сущности иронии подвергается критике со стороны многих философов. Возвышение ироника над действительностью и самим собой на практике приводило к отрицанию всего сущего, при котором ирония выступает фактором разрушения, а не созидания. Не случайно, датский философ С. Кьеркегор приравнивает иронию к законченному нигилизму, Г. Гегель видит в ней признак кризиса искусства, Ф. Ницше считает выражением меланхолии, усталости и пессимизма общества. Закономерным итогом становится отрицательная характеристика иронии в философии и эстетике экзистенциализма в ХХ веке – ирония квалифицируется как утонченная рефлексия вечного поиска противоречий, бесцельная эстетическая игра.

Сопоставление сущностных характеристик иронии, предложенных в романтической эстетике и последующих за ней изысканиях, обнаруживает, что исключительно все ученые признают превалирование интеллектуальной составляющей над эмоционально-чувственной в процессе порождения иронических текстов. Различие составляет признание разной степени участия эмоционально-чувственной сферы в процессе создания иронических текстов. Эмоционально-чувственная сфера личности, отвечающая за выбор позиции, с которой проводится отрицание, отвечает за формирование и формулирование отношения. Вывод этой сферы из процесса осмеяния чреват воспроизводством отношений высокой степени критичности как реакции эмоций и чувств на их угнетение. Вероятно, ставшая тенденцией практика угнетения эмоционально-чувственной сферы, сопровождающей процесс иронического осмеяния, привела к превалированию скептического, циничного, чопорно пренебрежительного отношения, демонстрируемого в романтической и постромантической иронии. Косность и однотипность демонстрируемых в иронии отношений вероятнее всего стала причиной отрицательной оценки как формы насмешливого смеха.

Размышления о роли иронии в предложенном контексте заставляют поставить вопрос о существовании разновидностей иронии.

Попытки классификации разновидностей иронии делались с момента зарождения понятия. Это и сократовская ирония, и горькая ирония, самоирония, ирония истории. С точки зрения хронологии изучения иронии, можно выделить романтическую иронию, модернистскую, постмодернистскую и т.п. Однако первая группа не имеет единого основания выделения, вторая – не обладает объяснительным потенциалом. Поэтому сложная задача создания «работающей» классификации разновидностей иронии остается пока не решенной. В данном исследовании мы предлагаем собственное видение решения проблемы.

На учет отношения, заложенного в обозначении, ориентировано только понятие «горькая ирония», выражающее отношение сожаления по поводу отсутствия каких-либо качеств в объекте осмеяния.

По аналогии с фрейдовской классификацией острот можно говорить о скептической, циничной, сдержанной, безоценочной, или беспристрастной, иронии. В предлагаемом понимании три разновидности иронии не обесценивают, а объективно оценивают или безоценочно представляют объект насмешки: горькая, сдержанная, беспристрастная (безоценочная). Две другие разновидности иронии – скептическая и самоирония, — при наличии у создателя иронического текста трезвого взгляда на окружающую действительность, могут также использоваться для объективной оценки объекта осмеяния. Наверное, не требует специального доказательства положение о том, что самоирония может быть и объективной, и субъективной.

В контексте сущностных свойств смеховой культуры только три разновидности иронии соответствуют логике ее развития, использование двух предполагает соблюдение писаных и неписаных морально-нравственных законов, выработанных человечеством. На практике это означает, что ирония в современном понимании является не только философско-эстетической, но и морально-нравственной категорией. За пределами остается только циничная ирония, сущность которой составляет нигилистическое отрицание всего и вся.

С другой стороны, без пограничных разновидностей иронии, вероятно, не сложились бы условия для действия закона перехода количества в качество, а, следовательно, из недр иронии не вышли бы сарказм и сатира как относительно самостоятельные формы осмеяния.

Предложенная классификация разновидностей отражает логику усиления влияния эмоционально-чувственной сферы на процесс создания скрытой насмешки. При этом доминирование интеллекта во всех разновидностях иронии сохраняется, но руководит деятельностью разума эмоционально-чувственная сфера. Задаваемое эмоционально-чувственной сферой отношение заставляет интеллект искать и находить соответствующие целеустановке автора приемы осмеяния.

Возвращаясь к истории развития понятия ирония, хочется отметить, что из современного его понимания исчезли отрицательные оценки явления по ряду причин.

Во-первых, философская разработка теория игры в целом, и теории языковой игры в частности обнаружила, что ирония как особая металогическая фигура речи служит образцом текстопорождения хотя бы потому, « что для существования языка необходим прием, одновременно утверждающий и отрицающий реальность существования того, что создано языковыми средствами» [25; 18].

Во-вторых, исследование иронии Рорти, проведенное в контексте понятия игра, обнаружили, что на данном историческом отрезке времени «игра, являясь механизмом осуществления иронии, выступает как та форма отношения к миру, которая позволяет избежать абсолютизации одной из версий возможного опыта и задает реальное пространство свободы» [25; 19].

В-третьих, по наблюдениям Ортеги-и-Гассета, ирония стала знамением временем, когда информация, не несущая иронической рефлексии, просто не воспринимается в качестве таковой. Вероятно, установочная критичность восприятия любой информации стала тем защитным механизмом, который позволяет современнику просто не захлебнуться в ее объеме. На интуитивном уровне современники вырабатывают убеждение в том, что ирония и юмор связаны с глубоким и возвышенным пониманием мира, поскольку (доказано Шопенгауэром) предполагают наличие довольно основательного интеллектуально-чувственного опыта.

И последнее. Осознаваемое ощущение наличия различных разновидностей иронии с преимущественно высоким нравственным потенциалом не позволяет человечеству отказаться от иронии как важной формы осмеяния, важной составляющей смеховой культуры.

В свете изложенного представляется полноценным и достаточно точным следующее определение иронии. Ирония – металогическая фигура скрытого смысла текста, построенная на основании расхождения смысла как объективно наличного и смысла как замысла. Фигура иронии является семантически амбивалентной: с одной стороны, она есть высмеивание и в этом отношении профанация некой реальности, основанная на сомнении в ее истинности или даже предполагающей неистинность этой реальности, с другой же – ирония есть проба этой реальности на прочность, оставляющая надежду на ее возможность или – при уверенности в обратном – основанная на сожалении об отсутствии таковой [26;19].

Сравнение юмора и иронии обнаруживает два важных отличительных признака: 1. открытость насмешки в первом и скрытость ее во второй; 2. отсутствие отрицательного отношения к объекту осмеяния и демонстрация эмоционально окрашенного отношения или оценки в иронии.

Меньше всего различий между остроумием и иронией. Точнее сказать, изысканная ирония и выступает образцом изящной остроты.

Сарказм, выросший из иронии, сохранил с последней тесную сущностную связь и может быть квалифицирован и как разновидность иронии – язвительная, едкая ирония — и как обретающая самостоятельность форма проявления комического. Отличительной чертой сарказма является высшая степень критичности, проявляемой к объекту осмеяния, которая нивелирует свойство скрытости.

Более существенны различия сатиры и иронии. Сатира, представляющая собой уничтожающее осмеяние явлений окружающего мира, является явной насмешкой, сопровождаемой резко отрицательным отношением к объекту осмеяния.

Особняком к рассмотренным формам осмеяния стоит пародия. По содержанию она является имитацией индивидуального стиля, манеры, жанра, направления, осуществляемой в юмористических, иронических, сатирических целях. Это намеренное искажение изображаемых предметов и явлений, в ходе которого, в зависимости от целевой установки автора пародии, обнажаются такие свойства предметов и явлений, которые воспринимаются как сущностные и противоречивые одновременно.

Если пародирование осуществляется в юмористических целях, то предметом гиперболизированной имитации до искажения выступают сущностные свойства объекта, обеспечивающие его узнавание. Гиперболизированность имитации в данном случае становится гарантом узнавания, с одной стороны, а возникающее искажение ставит под сомнение обязательность наличия имитируемых свойств у объекта осмеяния.

Если пародирование осуществляется в иронических целях, то имитируемые сущностные свойства объекта осмеяния репрезентируются как противоречивые, требующие неоднозначной критической оценки. При реализации сатирических целей имитация предполагает довольно открытое и резкое осмеяние сущностных свойств объекта как однозначно отрицательных.

Но в любом случае пародирование будет осуществляться по законам того жанра, того способа осмеяния, который выбрал в качестве ведущего автор пародии. Это значит, как форма осмеяния пародия не самостоятельна, а является более частным специфическим приемом либо юмора, либо иронии, либо сатиры.

В конечном итоге каждый вид осмеяния представляет собой когнитивно-аффективную деятельность сознания человека, отражающую противоречивость окружающего мира в логически, лингвистически, ментально противоречивой языковой форме или противоречивом использовании способов формирования и формулирования мысли в творимом тексте. Не санкционированное узуальным употреблением использование конкретного языкового знака является сигналом к началу смеховой деятельности, протекающей в несколько этапов: фиксация контрзнака, включение опыта построения ассоциативных полей, содержание которых направляется содержанием контрзнака, с одной стороны, и содержанием остального контекста, — с другой; наложение рядов ассоциативных полей осуществляется как протекающее во времени выявление подлинного содержания контекста, не предвосхищаемого начальной разверткой создаваемого или воспринимаемого высказывания.

Смеховая деятельность реализуется как создание текстов юмористической, иронической, сатирической направленности. Содержание смеховой деятельности едино при реализации юмора, иронии и сатиры как основных способов ее осуществления. Существенное и принципиальное различие составляет различная степень участия в каждом из них двух основных составляющих: интеллекта и эмоционально-чувственной сферы.

Смеховая деятельность является органичной частью речевой деятельности и функционирует на базе единого механизма речепорождения. Чувство юмора – это одновременно и чувство языка, развитие которых невозможно без беспрестанного накопления интеллектуального, эмоционально-чувственного и нравственного опыта.

Завершить разговор о понятийном аппарате теории смеха хотелось бы размышлениями о характере взаимоотношений центральных понятийных единиц.

Комическое, являясь философско-эстетической категорией, связано с выявлением специфики объекта осмеяния. Способы осмеяния создаются субъектом, специфика которых раскрывается в дефинициях «юмор», «ирония», «сатира». Каждый из способов смеховой деятельности субъекта имеет свои особенности, обусловленные скрытостью или открытостью насмешки, содержанием проецируемых отношений к объекту осмеяния, различной долей участия интеллекта и аффекта. Очевидно, что каждое из понятий – юмор, ирония, сатира – служит для обозначения способности, специфики деятельности, особенностей полученного результата смеховой деятельности, т.е. выступает самостоятельной научной категорией. Категория комического вступает во взаимодействие с категориями юмора, иронии, сатиры для определения содержания субъектно-объектных отношений. Очевидно, что подобные отношения не могут быть родовидовыми, они могут быть только паритетными, равнозначными, категориальными.

При признании паритетности отношений между означенными категориями целесообразно категорию комического квалифицировать как выработанный смеховой культурой особый способ получения новых знаний о мире посредством выявления противоречивости идей, смыслов, понятий, воспринимаемых носителями конкретных языков как общепризнанные и непротиворечивые. При таком понимании ирония, юмор, сатира будут выступать приемами комического, сущность которого отражает порождаемый им смех.

 

Библиографический список

  1. Пропп В.Я. Проблема комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре.- М.: «Лабиринт-МП» — 251 с.
  2. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. /Сост. С. Бочаров и В. Кожинов. – М.: Художественная литература, 1986. – 543с.
  3. Карасев Л.В. Антитеза смеха //Человек. – 1993. — № 2.- С. 12 – 31.
  4. Карасев Л.В. Мифология смеха // Вопросы философии. – 1991. — № 7. – С. 68 – 86.
  5. Гольденшрихт С.С. Юмор. // Большой философский словарь /Под ред. И.Т. Фролова. 7 изд. перераб и доп. – М.: Республика, 2001. – 719с.
  6. Черных П.Я. Историко-этимологическом словаре современного русского языка в 2т.т. / П.Я. Черных. – М.: Русский язык, 1999. – т.1.
  7. Даль В.И. Толковый словарь русского языка в 4 т.т. /В.И. Даль. – М.: Русский язык, 1991. – т.2. 
  8. Комплексный словарь русского языка /Под ред. А.Н. Тихонова – М.: Русский язык, 2001 в 2тт. – т.2. 
  9. Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный / Т.Ф. Ефремова. – М.: в 2 т.т. – т.2.
  10. Ожегов С.И. Словарь русского языка. _изд 9-ое, испр. и доп. — М.: изд-во «Советская энциклопедия», 1972.- 846 с.
  11. Большой толковый словарь русского языка / Гл. ред. С. А. Кузнецов. – СПб.: «Норинт», 2002. -1536 с.
  12. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии – СПб, 1996 – 720 с.
  13. Шопенгауэр Мир как воля и представление – ПСС в 4 т.т. – т. 1 – М., 1901 — 1910.
  14. Липпс Т. Эстетика / Философия в систематическом изложении В. Дильтея, А. Риля, В. Освальда, В. Вундта, г. Эббингаузена, р. Эйкена, Ф. Паульсена, В. Мюнха, Т. Липпса – СПб., 1909.
  15. Жан-Поль Приготовительная школа эстетики – М., 1981.
  16. Кант И. Критика способности суждения / Сочинения в 6 т.т.- М., 1966. — Т.5
  17. Бергсон А. Смех. – ПСС в 5 т.т. – т.5 – СПб, 1914.
  18. Шлегель Ф. Критические фрагменты /Эстетика, философия, критика. – в 2 т.т. –т. 1 – М., 1983.
  19. Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному // Художник и фантазирование. – М., 1995.
  20. Выготский Л.С. Психология искусства – М., 1968.
  21. Гроос К. Введение в эстетику – Харьков-Киев, 1899.
  22. Бороденко М.В. Комическое в системе установочной регуляции поведения. /М.В. Бороденко. – Автореф. дис. канд. псих. наук. – М.: МГУ, 1995 – 24с.
  23. Мусийчук М. Юмор как основа развития интеллектуальной активности: Монография. – Магнитогорск: МаГУ, 2005. -236 с.
  24. Болдина Л.И. Ирония как вид комического. –Автореф. канд дисс. филол. н. – М.: изд-во МГУ, 1982. – 23 с.
  25. Кемеров В.Е. Ирония. /Новейший философский словарь / Сост. А.А. Грицанов. — Мн.: Изд. В.М. Скакун, 1998. — 896 с.
  26. Можейко М.А. Языковые игры /Постмодернизм. Энциклопедия/Сост. А.А. Грицанов. – М.: Интерсервис; Книжный дом, 2001. – с.1023-1025.
  27.  Gnevek O.V., Musiichuk M.V. Multifunctionalityof humor as a mechanism of probabilistic forecasting // Harvard Journal of Fundamental and Applied Studies. 2015. № 1 (7). С. 266-272.

 

Собеседование с юмором: игровые формы профессионального отбора молодых специалистов  в медиа-сфере

УДК 331.546

А.Л. Фурсов

Поволжский институт управления – филиал РАНХиГС, г. Саратов, Россия

Аннотация. В статье рассматриваются примеры организации профессионального отбора в медиа-сфере (журналисты, специалисты по рекламе и связям с общественностью). Очевидно, что выпускники вузов, не имеющие опыта практической работы, в большинстве случаев не могут продемонстрировать свои компетенции на примере уже реализованных проектов. Однако к моменту трудоустройства они уже должны обладать определенными общекультурными и профессиональными компетенциями, полученными в вузе. Предлагается проводить проверку степени овладения соискателем одной из основных общекультурных компетенций бакалавра журналистики — использовать знания в области общегуманитарных социальных наук в контексте своей социальной и профессиональной деятельности – через обыгрывание сюжетов литературных произведений в иронической форме.

Ключевые слова: комическое, юмор, ирония, профессиональная ориентация, профессиональный отбор, управление персоналом.

Abstract. The article considers the examples of the organization of professional selection in the media sector (journalists, specialists in advertising and public relations). Obviously, University graduates with no practical experience, in most cases, are not able to demonstrate their competence on the example of already implemented projects. However, by the time of employment, they must already possess certain General cultural and professional competences acquired in higher education institution. Check the degree of mastery of the applicant one of the key cultural competences of the bachelor of journalism — to use the knowledge in the field of social-humanitarian Sciences in the context of their social and professional activities is encouraged to play through the plots of literary works in an ironic form.

Keywords: comic, humor, professional orientation, professional selection.

 

Главным оружием современного мира можно с уверенностью считать информацию. Информационные вбросы – такое же оружие массового поражения, как ядерное. Неверная информация приводит к неправильным решениям. Манипулирование информацией может нанести вред обществу. Производят информацию журналисты. Вот почему проблема качества кадров в сфере журналистики далеко не частное дело представителей определенных профессиональных групп. 

В процессе профессионального отбора журналистов в СМИ и пресс-службы перед специалистами кадровых подразделений стоит задача определить, в какой мере компетенции соискателя соответствует требованиям профессионального стандарта, насколько успешно выполнены при его обучения требования ФГОС. Представляется одной из важнейших общекультурных компетенций, утвержденных Приказом Минобрнауки России от 07.08.2014 N 951 в федеральном государственном образовательном стандарте высшего образования по направлению подготовки 42.03.02 Журналистика (уровень бакалавриата), «способность использовать знания в области общегуманитарных социальных наук (социология, психология, культурология и других) в контексте своей социальной и профессиональной деятельности» (ОК-3). В обиходе эта компетенция называется короче – общая эрудированность. 

Отсутствие у выпускников вузов знаний в области общегуманитарных социальных наук – проблема не столько высшего, но в большей степени среднего образования. Школа не ориентирует учеников на приобретение конкретных профессий. Традиционная профориентация сменилась на «вузориентацию», о чем пишут, например, Н.С. Землянухина и П.С. Кузнецов: «Вузоориентация сводится к выбору бюджетных мест, а при их отсутствии или недоступности – стоимости обучения. Понятно, что наибольшей привлекательностью и спросом обладают именно бюджетные места, прием на которые определяется показателями баллов ЕГЭ, что и определяет, во многих случаях, итоговый выбор конкретного вуза и специальности» [1, с. 37]. Таким образом, «90-балльник» по ЕГЭ вполне может поступить на факультет журналистики, не имея к тому ни соответствующих способностей, ни требуемого кругозора, успешно закончить вуз и предъявить работодателю на собеседовании «красный диплом». 

Очевидно, что работодателю нужен не набор оценок в приложении к диплому, а способности выпускников компетентно выполнять функции специалиста в области СМИ, разрешать профессиональные проблемы и задачи, овладевать целостной профессиональной деятельностью. Такой подход к профессиональному отбору соответствует современным вызовам управления персоналом [2], способствует формированию качественного кадрового резерва [3]. Кроме того, именно на имеющихся у работника общекультурных и профессиональных компетенциях основано дальнейшее обучение персонала [4]. 

Представляется целесообразным использование в практике профессионального тестирования такой формы контекстного обучения, как деловая игра. В.И. Загвязинский определяет контекстное обучение как имитационную модель обучения, где задачи профессионального обучения решаются в учебно-игровых ситуациях, имитирующих реальные условия в ситуации профессиональной деятельности [5]. Одной из базовых форм контекстного обучения является деловая игра, которую А.А. Вербицкий определяет как форму «воссоздания в образовательном процессе предметного и социального содержания профессиональной деятельности, моделирования систем отношений, характерных для данного вида труда» [6, с. 3].

 Перенося методику разработки и проведения деловых игр в рамках контекстного обучения на процесс собеседования в ходе профессионального отбора соискателей на вакансию журналиста, представим пример деловой игры, проведение которой позволяет определить степень владения соискателем вышеупомянутой компетенции, в обиходе называемой общей эрудицией.

Следует отметить, что подобные примеры игровых заданий специалист кадровой службы может найти в социальных сетях и иных ресурсах Интернета (там их немало) [7]. 

Итак, мы исходим из того, что журналистика тесно связана с филологией, литературой, литературоведением. Следовательно, нужно проверить, насколько соискатель знаком с произведениями литературы, откуда он в ходе своей профессиональной деятельности будет черпать цитаты и примеры. 

Первый этап – проверка эрудиции через ироничный пересказ сюжетов классики с поставленной перед соискателем задачей определить название зашифрованного произведения и его автора.

Соискателю предлагается к ознакомлению отчет представителя инопланетной цивилизации, который делится с начальством наблюдениями о человечестве. 

Фрагмент 1: «В процесс подбора землянами пары для воспроизводства включается субъективный фактор, называемый любовью. Это часто вносит сумятицу. Например, некая представительница женской половины, не имея так называемого состояния, начинает что-то подобное испытывать к мужчине. Он же останавливает свой выбор на другой. Тогда дама без состояния даёт согласие на вступление в брак первому попавшемуся. В последний момент её возлюбленный методом хитроумной игры склоняет её к ошибочному пониманию его слов. Ею нарушается общепринятый стереотип женского поведения.

Не поддаётся разумному пониманию реакция на данный факт других мужчин, относящихся к рейтинговым: они начинают делать ей предложения, выходящие за рамки приличий, считая, что тем самым не пачкаются сами, а возвышаются.

Неадекватным является также и поведение жениха, который ради защиты любимой убивает не обидчиков, а именно её, говоря: «Так не доставайся же ты никому!».

В этом фрагменте ключевым элементом, разумеется, является последняя фраза. В процессе обучения в школе соискатели  «проходили» пьесу А.Н. Островского «Бесприданница» или, во всяком случае, смотрели рязановский фильм. Интересно, что в практике реальных собеседований фильм называется соискателями чаще, чем пьеса. 

Фрагмент 2: «Со скрипом, но развивается на Земле наука. Например, ими разрабатывается тема трансплантации. Но иногда после операции не пересаженный орган адаптируется, а сам организм становится его частью. Особенно интересны опыты, в которых участвуют представители разных семейств живых существ, населяющих планету. Например, опыты по пересадке отдельных органов собак человеку и наоборот. В результате опытов на свет появляются довольно креативные индивидуумы. Организм получившегося существа меняется, он как бы становится придатком пересаженного органа. Сама же особь действует в рамках нажитого дотрансплантационного опыта, унаследовав, по словам профессора, «примитивизм, хамство, агрессивность, алкоголизм Клима Чугункина». В частности, она неадекватно реагирует на котов, справляет нужду по углам, рычит. Кроме того, новое существо активно пробивает себе дорогу в жизни, ставя под угрозу карьеру самого экспериментатора. В результате профессор, производивший данный опыт, решается на ре-операцию, возвращая существо в его прежнее состояние».

При разборе данного фрагмента мало просить «угадать произведение». Для того, чтобы убедиться, что в будущем журналист, особенно пишущий на политические темы, не будет допускать ляпов в цитировании не к месту реплик персонажей «Собачьего сердца» М.А. Булгакова, целесообразно спросить соискателя: что же все-таки и кому пересадил профессор Преображенский. Нетрудно догадаться, что ответ «сердце от собаки человеку» был на реальных собеседованиях наиболее популярным…

Следующий фрагмент так же, как и предыдущий, ставит своей целью проверку эрудиции будущего журналиста-автора статей, так или иначе связанных с общественно-политическими проблемами.

Фрагмент 3: «Земляне любят фантазировать. Один из землян предложил сопланетникам записки якобы очевидца, который имел возможность пообщаться с людьми очень маленькими и гигантами, высокоразвитыми существами, имеющими внешность коней, а также побывать на летающем острове-диске. Вероятнее всего, такие записки являются чистой воды выдумкой, хотя в них очень много правдивости, как-то: описание институтов, производящих абсолютно никому не нужные исследования, в которые вкладываются огромные финансы, войн, происходящих по той лишь причине, что жители, завтракая, разбивают яйцо не с того конца, и другие нелепости земной жизни, которые имеют место быть».

Как показывает практика тестирования, заподозрив при прочтении фрагмента, что речь идет о «Путешествиях Гулливера» Джонатана Свифта, соискатели далее отказываются от своей версии, поскольку ни про третье, ни про четвертое путешествия Гулливера не читали.

Печальный опыт некоторых редакций СМИ показывает, что игнорирование работодателем низкой эрудированности журналистов приводит к потере доверия к изданию со стороны читателей, что, в свою очередь, влияет на интерес рекламодателей: немалая часть лиц, принимающих решение о выборе рекламоносителя, училась еще в советской школе и способна уличить молодых журналистов в невежестве. Вряд ли здравомыслящий рекламодатель станет размещать свои материалы рядом с публикациями, которые вызовут негативную реакцию читателей, более эрудированных, чем автор опусов.

Второй этап проверки на эрудицию одновременно служит для проверки другой компетенции журналиста – умения связно излагать свои мысли, работать в разных жанрах. Более того, написание соискателем изложения дает представление о его грамотности. 

Тестируемым предлагается изложить в форме короткой информации сюжет известного литературного произведения, изучаемого в рамках программы общего (полного) образования. Дополнительные баллы тестируемый может получить за иронический стиль пересказа. 

Выбор произведения может проводиться как соискателями, так и проводящим тестирование представителем работодателя. Как правило, тестируемые «пересказывают» такие книги, как «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского, «Ревизор» и «Мертвые души» Н.В. Гоголя, «Золотой теленок» И.А. Ильфа и Е.П. Петрова, «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова. В числе «вариантов по выбору» были «детективы» «Метель» и «Дубровский» А.С. Пушкина. 

Приведем наиболее яркие примеры ответов.

«Не стал дожидаться коллекторов

ГУВД г. Санкт-Петербурга возбуждено уголовное дело по статье 105, ч.2 УК РФ «Убийство двух и более лиц». Подозреваемый – студент одного из петербургских вузов Родион Р. – не захотел отдавать гражданке А. взятые в долг деньги, убил ее и случайного свидетеля, после чего явился в полицию с повинной».

«Управдома поздравили всем городом

Полвека на службе жильцам – таков трудовой стаж управляющего домом №322б по улице Бульвар молодых дарований О.И. Бендера. Остапу Ибрагимовичу далеко за восемьдесят, но его энергии могут позавидовать многие молодые арбатовцы. Коммунальная система дома работает идеально, двор в чистоте, детская площадка, на которую приходят играть дети со всего микрорайона. На встрече в Клубе ветеранов 85-летнего юбиляра поздравили всем городом, зачитали поздравительную телеграмму от бывшего главы администрации Арбатова А.И. Корейко, послушали рассказ ветерана о его трудовой биографии. Остапу Ибрагимовичу в молодости довелось разоблачить подпольного советского миллионера, содействовать профессиональному росту известного автоконструктора А.Козлевича и артиста-гастролера А. Балаганова, после чего он посвятил себя служению людям в скромной должности управдома. Юные жители дома вручили ветерану труда цветы, после чего он бодро заявил: «Заседание продолжается!» и пригласил гостей в близрасположенное кафе «Рио», открытое на сбережения товарища Бендера».

Авторы этих текстов получили искомую должность, очень скоро начали стремительный профессиональный рост в журналистике и покинули работодателя. Увы, 99% остальных текстов в лучшем случае продемонстрировали знание авторами школьного курса литературы в общих чертах. Тем не менее представляется целесообразным для СМИ регулярно проводить подобное тестирование – таким образом вакансии журналистов в редакциях займут если не кандидаты в клуб знатоков «Что? Где? Когда?», то, по крайней мере, специалисты с ненулевой компетенцией. В условиях нынешних реформ системы образования и это – хороший результат профессионального отбора.

 

Библиографический список

 

  1. Землянухина Н.С., Кузнецов П.С. Влияние изменений ЕГЭ на профориентацию школьников // Профессиональная ориентация. – 2015. – №2. – С. 36-42.
  2. Моисеенко Н.В. Управление персоналом: вызовы и ответы / Т.П. Фокина, Н.Н. Слонов, Н.В. Моисеенко // Приборы и системы разведочной геофизики. – 2009. – Т. 27. № 1. – С. 7-8.
  3. Березина Е.С. Роль и значение кадрового резерва в системе развития персонала современной организации // Экономика и современный менеджмент: теория и практика. – 2014. – № 43. – С. 121-129.
  4. Борщева Ю.А. Обучение персонала как ключевое направление кадровой политики предприятий / Е.Р. Грязнова, Ю.А. Борщева // Современные проблемы и тенденции развития экономики и управления в XXI веке: сб. материалов V-й международной научно-практической конференции. – Липецк, 2014. – С. 75-81.
  5. Педагогический словарь: учебное пособие для студентов высших учебных заведений / под ред. В.И. Загвязинского, А.Ф. Закировой. – М.: Изд. центр «Академия», 2008. – 352 с. 
  6. Вербицкий А.А. Педагогические технологии контекстного обучения: научно-методическое пособие. – М.: РИЦ МГГУ им. М. А. Шолохова, 2010. – 55 с.
  7. Федоров П.М. Социальные сети и Интернет в реализации междисциплинарного подхода к подготовке специалистов по управлению персоналом: социокультурный аспект // Экономическая психология: прошлое, настоящее, будущее. – 2014. – № 2. – С. 213-220.

Нарушения норм речевого общения как способ создания юмористического эффекта (на материале рассказов М. Зощенко)

УДК 81

И.Р. Игнатченко

ФГБОУ ВО Государственный институт русского языка им. А.С. Пушкина,  г. Москва, Россия

Аннотация. В статье рассматриваются способы создания юмористического эффекта в произведениях М. Зощенко, основанные на намеренном нарушении норм общения. Учитываются нарушения правил кооперативного общения, в том числе девиации по степени этикетности ситуации, ненормативное использование этикетных формул и т.п.

Abstract. This paper considered the ways of creation humorous effect in the stories of M. Zoschenko that based on the violations of verbal communication. This study takes into account the violations of cooperative communication, including the deviations in the evaluation of the situation etiquette, deviant use of verbal etiquette formulas and so on.

Ключевые слова: отклонение от нормы, нормы речевого общения, речевой этикет, комизм, комический эффект, степень этикетности ситуации, максимы общения, этикетная формула.

Keywords: aberration, violations of verbal communication, verbal etiquette, comic, comic effect, assessment of the situation etiquette, maxims of communication, etiquette formula.

 

Нарушение норм речевого общения, в том числе речевого этикета, как намеренное отклонение от нормы может участвовать в создании юмористического дискурса. Под речевым этикетом Н.И. Формановская понимает «социально заданные и национально специфичные регулирующие правила речевого / коммуникативного поведения в ситуациях установления, поддержания и размыкания контакта коммуникантов в соответствии с их статусно-ролевыми и личностными отношениями в официальной и неофициальной обстановке общения» [2, с. 390]. Рассмотрим, каким образом обыгрывание правил использования речевого этикета может служить одним из средств создания комического эффекта в произведениях М. Зощенко.

Отклонение от этикетной нормы может быть связано со смещением ситуации в другую, аномальную для нее зону с точки зрения общепринятых договоренностей (конвенциональности). Зона этикетности определяется степенью этикетности ситуации, которая может быть различной: от «антиэтикетности», где этикетные формулы употребляются только во вторичной функции (конфликтное общение), до прототипической этикетной ситуации, где использование этикетных формул определяется законами прагматики. Неохарактеризованными с точки зрения этикетности, то есть нейтральными, являются все ситуация, которые находятся в зоне кооперативного общения, но не требуют использования этикетных формул, так как в этих ситуациях этикетно значимые параметры коммуникантов («статусно-ролевые и личные отношения») нивелируются. Таким образом, на «шкале этикетности» можно выделить 3 основные зоны: со знаком «–» (конфликтное общение, этикетные формулы только во вторичной функции), со знаком «0» (кооперативное общение, не требующее этикетных формул) и со знаком «+» (кооперативное общение с использованием этикетных формул). Между этими тремя группами возможны переходные случаи. Намеренное перемещение ситуации в несвойственную ей зону этикетности в рассказах М. Зощенко выполняет двоякую функцию: 1) создает комизм ситуации и 2) формирует речевой портрет героя, как правило, человека малообразованного, грубого, не владеющего культурой общения.

Понижение степени этикетности до отрицательной (исходной может быть нулевая и положительная степени этикетности) – достаточно распространенный прием в рассказах М. Зощенко. Чем резче разница между исходной и девиантной степенью, тем выше комизм ситуации. Переход в зону брани, ругани, инвективы представлен в рассказах «Нервные люди», «Поминки», «Больные», «Не надо иметь родственников», «Веселенькая история», «В трамвае», «Людоед», «Стакан» и др. Рассказ «Валя» интересен тем, что контраст как сюжетообразующий композиционный прием здесь строится на противопоставлении повторяющейся этикетной ситуации – разговор кондуктора с пассажирами в автобусе (зона «+») – сначала в пределах исходной зоны, а затем с резким смещением в зону «–», что и создает комизм ситуации. (Напомним кратко содержание рассказа. Пассажиры автобуса, очарованные вежливым обхождением кондуктора Вали, желают отметить ее работу в печати. Для этого они обращаются к ней с просьбой назвать фамилию, маршрут и служебный номер. Неправильно истолковав цель вопроса и решив, что на нее хотят жаловаться, Валя разразилась бранью: «Ты что, старая кикимора, не в свое дело нос суешь?… А тебе еще чего надо? Ты-то еще что, арап, суешься? Много вас тут, кровопийц, едет и чуть что – придираются и жалобы строчат….каждый норовит за пятку укусить»). Лицемерное поведение героини, не основанное на этических принципах, и создает прецедент для создания комической ситуации в рассказе.

Комизм усиливается при смещении в сторону конфликтного общения в тех ситуациях, где подчеркнутая этикетность является стилеобразующей нормой, например, в официально-деловом общении: «Куда, – говорит, – идешь, козлиная твоя голова? – Так что, – говорю, – по делам иду. – А ежли, – говорит, – по делам, то прежде может быть, пропуск надо взять. Потом наверх соваться. Это, – говорит, – тут тебе не Андреевский рынок. Пора бы на одиннадцатый год понимать. Несознательность какая» («Закорючка»).

Смещение в зону конфликтного общения в рассказах М. Зощенко происходит не только в коммуникативном, но и в нарративном режиме: «…старикан был на редкость задиристый, немного скандалист, грубиян и брехун…. Он моментально во дворе дома схлестнулся с дворником и отодрал за уши одного подростка…. И сколько дней он тут прожил, столько скандалов имело место. Были крики, сцены грубости и так далее» («Огни большого города»).

В некоторых рассказах отмечаются случаи смещения зоны этикетности в сторону ее повышения. Комизм в этом случае достигается несоответствием между конвенционально принятой степенью этикетности ситуации, обычно нейтральной, и тем, как ее оценивает говорящий. Такая «гипервежливость» часто связана с неоправданным использованием этикетной формулы «Извините» в ситуациях, которые не требуют признания ошибки и просьбы снять вину. Это достаточно распространенный прием у М. Зощенко: «Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение» («Аристократка»); «На что, — говорю, — мне дамские часики, если я мужчина? Смешно – говорю. Извините за выражение» («Жертва революции»).

Понижение степени этикетности возможно без перехода в зону конфликтного общения. На «шкале этикетности» такие ситуации занимают промежуточное положение между зонами со знаком «0» и «». Их показателями является использование грубых, бранных, просторечных слов в пределах кооперативного общения в этикетных ситуациях: «А народу многонько скопившись. И все у дверей мнутся. Вдруг открывается дверь, и барышня говорит: «Валяйте» («Кинодрама»); « Проходите, — говорит, — помянуть дорогого покойника чем бог послал. Курей и жареных утей у нас не будет. Но чаю хлебайте, сколько угодно вволю и даже можете с собой домой брать…» («Стакан»).

Таким образом, одним из источников создания комизма в рассказах М. Зощенко является обыгрывание степени этикетности ситуации, основанное на различного рода девиациях относительно ее конвенциональной оценки. Нами были отмечены четыре подобного типа девиаций с комическим эффектом:

  • этикетная ситуация с использованием этикетных формул 🡺 конфликтное общение («Валя»);
  • нейтральная ситуация 🡺 конфликтное общение («Нервные люди»);
  • нейтральная ситуация 🡺 этикетная ситуация с использованием этикетных формул («Аристократка», «Жертва революции»);
  • этикетная ситуация с использованием этикетных формул 🡺 неэтикетная ситуация, граничащая с конфликтным общением («Кинодрама», «Стакан»).

Комизм многих рассказов строится на обыгрывании нарушения законов, правил и постулатов общения. Часто эти нарушения связаны с намеренным отклонением от общепринятых правил речевого и неречевого поведения в типовых ситуациях: «В транспорте», «В гостях», «В больнице», «В театре», «Разговор по телефону» и т.д. Так, комический эффект рассказов «Хозрасчет», «Стакан», «Поминки» основывается на намеренном нарушении правил беседы за столом: в рассказе «Хозрасчет» нарушается правило «нельзя говорить за столом о стоимости продуктов, блюд, напитков», в рассказе «Стакан» «не следует замечать и тем более подчеркивать допущенные гостями оплошности», в рассказе «Поминки» «говорить нужно о чем-либо спокойном». Нарушения этих простых житейских правил влечет за собой нарушение принципов и постулатов прагматики, в частности, максим такта и великодушия. В рассказе «Больные» (беседа больных в очереди на прием к врачу) комизм, замешанный на нарушении максимы скромности (которое само по себе не создает юмористического эффекта), вызван предметом хвастовства – болезнями и желанием в ходе взаимных оскорблений доказать, что его болезнь самая серьезная.

В отдельных рассказах нарушение максим общения как способ создания комического эффекта не носит сюжетообразующего характера. Так, в рассказе «Грустные глаза» герой в ответ на восторженные слова друга о грустных глазках своей невесты, не умея правильно оценить границы данной ситуации, делает замечания о том, что «раз у нее грустные глаза, значит, у нее в организме чего-нибудь не в порядке – либо она истеричка, либо почками страдает, либо вообще чахоточная. Ты, – говорю, – возьми да порасспроси ее хорошенько. Или поведи к врачу, посоветуйся», нарушая максимы такта и великодушия. Однако данное нарушение создает кратковременный комический эффект и не связано с развитием сюжетной линии рассказа.

Примером факультативного нарушения норм общения с комическим эффектом является нарушение максимы такта в рассказе «Любовь», где герой после вечеринки боится выходить на мороз, чтобы проводить девушку, и просит ее не спешить: «А то и вы, например, вспотевши, и я вспотевши…». 

 В некоторых рассказах комизм основан на нарушении принципа П. Грайса. Так, в рассказе «Родные люди» (мать пришла на свидание к сыну в тюрьму) комический эффект формируется благодаря не только названию рассказа, но и иронической авторской оценке ситуации («Встреча была сердечная. Мамаша радостно плакала»), которая совершенно противоположна реальному положению вещей. Это несоответствие обнаруживается как раз в нарушении максимы количества, когда «родные люди», давно не видевшие друг друга, в течение 20 минут не могут найти общую тему для разговора и обмениваются незначительными банальными фразами типа: «Ну так, – сказал сын. – Пришла, значит. – Пришла, Васенька, – сказала мать. – Так, –- повторил сын… – Так, – в третий раз сказал сын и вздохнул. Оба после этого сидели молча минуты три». И далее: «Я так думаю, Васенька, что нам очень даже мало – двадцать минут-то. Не поговорить с родным человеком, ничего такого…». Этот же прием использован в рассказе «Не надо иметь родственников» (дядя встречает в трамвае своего племянника-кондуктора, которого он разыскивал несколько дней, а тот, не зная, о чем говорить, требует оплатить проезд), где герой, обрадованный встречей, повторяет очевидные, избыточные в данной ситуации фразы: «А я тебя, Серега, друг ситный, два дня ищу…. А ты вон где! Кондуктором…. А я по адресу ходил…. А ты вон где – кондуктором, что ли? – Кондуктором, – тихо ответил племянник…. – Так, – снова сказал дядя, – кондуктором, значит. На трамвайной линии? – Кондуктором».

 Комизм ситуации в рассказе «Пациентка» (сельская жительница Анисья едет за тридцать верст к фельдшеру, чтобы рассказать ему о своих семейных проблемах) связан с нарушением максимы релевантности темы, которая в ситуации «У врача» определяется конвенционально, и отклонение от заданной ситуацией темы в этом случае отличается особой степенью комичности.

Юмористический эффект в рассказах М. Зощенко часто связан с заведомо не соответствующим ситуации общения выбором темы разговора, как, например, в рассказе «Аристократка», где герой рассказа, сантехник, желая завести в театре светскую беседу с дамой, задает ей вопрос: «Интересно – действует ли тут водопровод? – Не знаю». Юмористический эффект, связанный с несоответствием темы разговора и ее характера ситуации, в частности фатического общения, может выражаться в нарративном авторском тексте и основываться на эффекте «обманутого ожидания» [1, c. 28]: «… и у нас с ним завязался разговор на самые легкие темы: куда едете, почем капуста и есть ли у вас жилищный кризис на сегодняшний день» («Приятная встреча», разговор в поезде).

Нарушение норм общения, в частности речевого этикета, как способа создания комического эффекта, в рассказах М.Зощенко может также выражаться в неправильном использовании этикетных формул. Это, например, может касаться: 1) неправильной оценки ситуации и соответственно неуместности использования того или иного этикетного знака; 2) отсутствия в опыте говорящего этикетных формул, соответствующих ситуации, и средств выражения данного этикетного значения. В рассказе «Аристократка» малообразованный герой, слесарь-сантехник, не умея найти подходящую тему для разговора с дамой, которую он привел в театр, и не зная, с чего начать разговор, в антракте повторно приветствует ее («Здравствуйте, – говорю. – Здравствуйте»), что выглядит достаточно комично, так как по правилам русского этикета должна учитываться периодичность приветствий, которая равна смене суток.

Комизм создается констрастным использованием этикетных формул и обращений в сочетании с грубыми, просторечными словами за пределами этикетных ситуаций: «Ежик-то, уважаемая Мария Васильевна, промежду прочим, назад положьте…. – Пожалуйста, – отвечает, – подавитесь, Дарья Петровна, своим ежиком. Мне до вашего ежика дотронуться противно, не то, что его в руку взять» («Нервные люди»), «Здравствуйте, – говорю. – Перестаньте, – говорю, – чесать ногу – дело есть» («Жених»).

В рассказе «Телефон» комическое возникает в результате отсутствия у героев навыков нормативного речевого общения в такой этикетной ситуации, как телефонные переговоры: «Алло, – говорю, откуда это мне звонят? – Это, – говорят, звонят вам по телефону. – А что, говорю, – такое стряслось и кто, извиняюсь, будет у аппарата? – Это, – отвечают, – у аппарата будет одно знакомое вам лицо» («Телефон»). Незнание правил ведения разговора по телефону создает условия для нарушения максимы количества («это… звонят вам по телефону», «… одно знакомое вам лицо…»). Комизм усиливается в конце рассказа, когда выясняется, что неэтикетное поведение и уход от прямого ответа был вызван преступными целями звонивших.

Элементы комизма вносит достаточно частое использование этикетных формул во вторичной, неэтикетной функции в пределах некооперативного общения: «Никакой уплаты со стороны я не разрешаю. – То есть, говорю, как же вы можете не разрешить? Вот тебе здравствуйте!» («В трамвае»), «А я, говорит, плюю на таких мужчин, как вы. – Вот тебе, – говорю, – здравствуйте. Как, говорю, понимать ваши слова?» («Опасные связи»).

Другим источником комического эффекта, основанного на обыгрывании отклонений от норм речевого общения, является отличная от конвенциональной и прямо противоположная ей оценка характера речевого общения, выраженная в нарративном режиме. Так, в рассказе «Кузница здоровья», название которого носит иронический характер, добропорядочному повседневному поведению героя дается критическая оценка («А этот мракобес с работы, например, вернется, ляжет брюхом на свой подоконник и в книгу уткнется. Погулять даже не пойдет. И уж, конечно, не пьет, не курит, женским персоналом не интересуется. Одним словом, лежит на своем окне и догнивает. Вот такой это был нездоровый человек!») и, напротив, изменения в характере и поведении героя, связанные с агрессией, после поездки на курорт, оцениваются как выздоровление («Раньше, бывало, этот человек мухи не тронет. А тут не успел приехать, в первый же день дворнику Федору морду набил. Управдома тоже хотел за какую-то мелочь застрелить из нагана. Жильцов всех раскидал, которые заступались. Ну, видим, не узнать парня. Совершенно поправился. Починили человека. Пить даже начал от полноты здоровья. Скандалов сколько с ним было – не сосчитать. Великая вещь это здоровье!»). В последнем случае комический эффект связан с не столько с нарушением норм общения, сколько с нарушением норм самой оценки общения.

Таким образом, все средства комического обыгрывания норм речевого общения в рассказах М. Зощенко можно свести к следующим основным группам:

  • девиации по степени этикетности ситуации;
  • нарушения принципов прагматики (постулатов, максим);
  • несоответствующее использование этикетных формул;
  • отличная от конвенциональной оценка речевого поведения героя.

 

Библиографический список

  1. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Языки славянской культуры, 2002. – 552с.
  2.  Формановская Н.И. Речевое взаимодействие: коммуникация и прагматика. – М.: Икар, 2007. – 480с.
  3. http://www/ostrovok/de/old/classics/zoshchenko (дата обращения 08.01.2016)

Проблема одинаковости в русской литературе 10-30-х годов XX века: от трагического к комическому  и обратно

УДК 821.161.1

М.Н. Капрусова

Борисоглебский филиал ФГБОУ ВО «Воронежский государственный университет», г. Борисоглебск, Россия

Аннотация. В статье рассматриваются проблема одинаковости в пьесе Л. Андреева «Реквием», романе Е. Замятина «Мы» и романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» и средства ее решения.

Abstract. This article investigates the problem of similarity in the play L. Andreev’s «Requiem», E. Zamyatin’s novel «We» and M. Bulgakov’s novel «Master and Margarita» and the means of solving it.

Ключевые слова: комическое, трагическое, сатира, юмор, ирония, проблема одинаковости.

Keywords: comic, tragic, satire, humor, irony, similarity problem.

Объектом исследования в данной статье являются проблема одинаковости (обезличенности) в пьесе Л. Андреева «Реквием», романе Е. Замятина «Мы» и романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» и средства ее решения. 

Пьеса «Реквием» впервые была поставлена 17 декабря 1916 г. в Московском драматическом театре им. В.Ф. Комиссаржевской [1, с. 547]. Действие пьесы происходит в театре, но необыкновенном. Первое, что удивляет читателя, это зрители – «плоские деревянные фигуры, вырезанные плотником из тонких досок и раскрашенные маляром» [2, с. 472]. Они заменяют живых людей, которые, по мнению Его светлости (дьявола) и Директора (его слуги), всего лишь толпа, несущая «шум и неприличие» [2, с. 473]. Таким образом, людям априори отказано в индивидуальности, интеллекте, душевных порывах. Художник восхищается гением Его светлости и говорит Режиссеру: «Гениальный каприз! Гениальная прихоть! Только в голове, осененной короной, могло зародиться такое очаровательное безумие. Театр полон – и нет никого. Нет никого – и театр полон! Очаровательно! <…> На вашем месте я бы прыгал от восторга. Ведь они так живы – вы понимаете, так живы, что сам господь бог может обмануться и почесть их за свое творение. А вдруг он действительно обманется? Нет, вы подумайте, дорогой мой: вдруг, обманутый, он зовет их на страшный суд и впервые – подумайте, впервые! – в недоумении останавливается перед вопросом: кто они – грешники или праведники? Они из дерева – кто они: грешники или праведники?» [2, с. 473]. 

При обращении к проблематике произведения становится ясно, что в центре пьесы лежит проблема нравственного выбора. Как узнает читатель из диалога Его светлости и Директора, они своим диковинным представлением «решили посмеяться» [2, с. 477]. И Директор, желая угодить Его светлости и получив от него деньги, потревожил сон мертвецов, сделал их марионетками, актерами, выставил на обозрение их страдание. Его светлость и Директор действительно изредка «тихо смеются» [2, с. 477] и даже «шутят» [2, с. 478, 480, 482], но читатель или зритель не способен разделить их веселье. В этом произведении торжествует трагедия.

Последними из представленных Его светлости Директором актеров были статисты. Директор почтительно говорит Его светлости: «Позвольте остальных актеров представить вам завтра, а сейчас я ограничусь тем, что составляет мою гордость. Это – мои статисты. После долгих усилий мне удалось-таки добиться, что они стали похожи друг на друга, как яйца из одной корзины. Это очень смешное зрелище. Дать статистов!

Один за другим проходят через сцену десяток совершенно одинаковых, до смешного похожих людей с серыми, лишенными выражения лицами.

Маскированный. Я не могу решить, кто мне больше нравится: наши зрители или эти. Браво, господин директор! <…> 

Директор (кланяется). Не правда ли, как искусно? Теперь все, ваша светлость» [2, с. 482].

Итак, статисты – это существа, лишенные индивидуальности, в них абсолютно отсутствует творческое начало (недаром они статисты), они гениальное и ужасное творение Директора. 

Он поступает цинично, но это не мучает его, ведь тот, кто его нанял, хорошо платит. Кульминационный момент – торжество справедливости, наказание: среди марионеток, потревоженная, мучимая непокоем, обреченная на вторую смерть, появляется женщина, которую когда-то любил Директор. Истина, которую он корысти ради заставлял себя забыть, вновь встает перед героем, и он молит о милосердии для себя, актеров, мира. Крик: «Милосердия! Милосердия!» – последняя реплика героя [2, с. 486]. Это его прозрение и неуслышанная мольба. Итак, в пьесе Л. Андреева подчеркивается трагизм происходящего: то, что герои пьесы называют смешным, ужасает и печалит читателей и зрителей, уловивших авторское отношение к происходящему.

Несколько лет спустя после появления пьесы Л. Андреева, в 1920 году, будет написан роман «Мы» Е. Замятина, где изображено общество «нумеров» («статистов», говоря словами Л. Андреева). Вначале кажется, что изображается доведенный до логического конца эксперимент Директора из пьесы Л. Андреева: «Как всегда, Музыкальный Завод всеми своими трубами пел Марш Единого Государства. Мерными рядами, по четыре, восторженно отбивая такт, шли нумера – сотни, тысячи нумеров, в голубоватых юнифах, с золотыми бляхами на груди – государственный нумер каждого и каждой. И я – мы, четверо, – одна из бесчисленных волн в этом могучем потоке» [3, с. 206]. Однако у Замятина абсолютная похожесть – все-таки дело будущего: чтобы стали одинаковыми не только движения, желания, взгляды, но и носы, должны смениться поколения. Очевидно, что Директор из пьесы «Реквием» проводил свою селекцию не без помощи мистики, по всей видимости, он продал душу дьяволу, тот ему и помогает (вспомним, что Его светлость (Маскированный) заранее щедро заплатил Директору). Замятин остается в русле научной фантастики: в его романе унификация людей происходит посредством введения нефтяной пищи, материнской и отцовской норм и т.п. Да, и полной идентичности мировоззрения и мирочувствования у нумеров Единого Государства все-таки нет: так не похожи, например, О-90, I-330 и Ю. Однако сатирическое изображение тоталитарного государства в романе Е. Замятина налицо. 

Как жертвы люди изображаются и в пьесе Л. Андреева, и в романе Е. Замятина. Однако, если в первом случае сознание и души людей искажает инфернальная личность, хотя и с вполне человеческим пороком – любовью к деньгам, то во втором – обычный человек, но облеченный неограниченной властью и создавший четко организованную систему подавления инакомыслия.

Роман Е. Замятина – антиутопия, роман-предупреждение, в нем сильна сатирическая струя, присутствует авторская ирония.

Уже название «Мы» является знаком нивелирования личности и индивидуальности в романе. Слово «мы» – одно из самых частотных в тексте (недаром оно стало названием). Если автор записей – Д-503 – и говорит «я», то почти сразу исправляется – «мы». Ирония автора чувствуется уже в начале романа, когда приводится цитата из дневника главного героя: «Я люблю – уверен, не ошибусь, если скажу: мы любим только такое вот, стерильное, безукоризненное небо» [3, с. 205]. Д-503 считает, что слова «уверен» и «не ошибусь» должны вселить эту уверенность и в будущего читателя его дневника. Но читатели романа Замятина сразу ощущают иронию автора: выражение «стерильное, безукоризненное небо» недвусмысленно характеризует героя. Обратим внимание и на еще одну важную сцену – диалог I-330 и Д-503. Он говорит о «непроходимой пропасти между сегодняшним и тогдашним». I-330 возражает, вспоминая «барабан, батальоны, шеренги». «− Ну да: ясно! – крикнула (это было поразительное пересечение мыслей: она – почти моими же словами – то, что я записывал перед прогулкой). – Понимаете: даже мысли. Это потому что никто не «один», но «один из». Мы так одинаковы…

Она: Вы уверены?» [3, с. 208]. I-330 дразнит Д-503. Она понимает, как мыслит правоверный нумер, даже употребляет любимое слово Д-503 – «ясно» (ему все ясно, потому что привык мыслить штампами). Д-503 усмешку не улавливает и восторгается тем, что, по его мнению, даже мысли у людей в Едином Государстве похожи.

Авторская ирония отчетливо ощущается и в описании восторженного состояния Д-503 на прогулке: «Блаженно-синее небо, крошечные детские солнца в каждой из блях, неомраченные безумием мыслей лица…» [3, с. 207]. Героя пока радуют абсолюты и примитив: небо без облаков, бляха с буквенным и цифровым шифром на одежде, которая облегчает слежку за каждым, лица без мысли, а также «божественные параллелепипеды прозрачных жилищ» (выделено нами – М.К.), «квадратная гармония серо-голубых шеренг» [3, с. 207]. До тех пор, пока Д-503 способен только на такие штампованные мысли и штампованное поведение, авторская ирония звучит отчетливо.

Но следует заметить, что Д-503 – все же не среднее арифметическое, что-то ницшеанское ощущается в его мироощущении: «<…> будто не целые поколения, а я – именно я – победил старого Бога и старую жизнь, именно я создал все это <…>» [3, с. 207].

Когда Д-503, обращаясь к своим гипотетическим читателям, объясняет им устройство Единого Государства, он часто употребляет слово «смешно», еще одно любимое слово [3, с. 210, 212]. Но, как и в случае с Л. Андреевым, читателю совсем не смешно, а скорее страшно. Впрочем, Д-503 сам признает: «<…> я не способен на шутки – во всякую шутку неявной функцией входит ложь» [3, с. 212]. Однако смеяться он умеет, но и здесь читатель не может разделить его веселость, ведь смеется Д-503 над музыкой Скрябина [3, с. 214]. Как видим, и у Л. Андреева, и у Е. Замятина понятия «смех», «шутка» и подобные не являются родственными понятию «комическое».

Чем больше меняется Д-503, чем отчетливее в нем пробуждаются индивидуальность, душа и способность любить, тем трагичнее делается повествование. Ирония, направленная на бывшего «статиста», уходит, но сатира, направленная против Единого Государства, остается.

Произведение Замятина в определенном смысле закольцовано. Оно начинается с сатирического описания людей, очень похожих друг на друга, по крайней мере, в основополагающих вещах. А заканчивается трагической картиной движения биологических роботов – нумеров после Великой Операции: «На углу, в аудиториуме – широко разинута дверь, и оттуда – медленная, грузная колонна, человек пятьдесят. Впрочем, «человек» – это не то: не ноги – а какие-то тяжелые, скованные, ворочающиеся от невидимого привода колеса; не люди – а какие-то человекообразные тракторы» [3, с. 318-319].

Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита» (работу над ним автора прервет смерть в 1940 году) имеет переклички с пьесой Л. Андреева «Реквием» [4]. Исследователи считают, что с большой долей вероятности можно утверждать, что Булгакову был известен и роман Замятина «Мы», ведь писатели были друзьями [5, с. 20]. Роднит названные три произведения и заявленная в них проблема одинаковости. Булгаков тоже показывает группу людей, потерявших индивидуальность, ставших частью идеологически выдержанного «мы». В романе «Мастер и Маргарита» появление «статистов» (если пользоваться наименованием Андреева) связано с Весенним балом полнолуния. Эта сцена выполнена в ироническом ключе:

«Когда, неся под мышкой щетку и рапиру, спутники проходили подворотню, Маргарита заметила томящегося в ней человека в кепке и высоких сапогах, кого-то, вероятно, поджидавшего. Как ни были легки шаги Азазелло и Маргариты, одинокий человек их услыхал и беспокойно дернулся, не понимая, кто их производит.

Второго, до удивительности похожего на первого, человека встретили у шестого подъезда. И опять повторилась та же история. Шаги… Человек беспокойно обернулся и нахмурился. Когда же дверь открылась и закрылась, кинулся вслед за невидимыми входящими, заглянул в подъезд, но ничего, конечно, не увидел.

Третий, точная копия второго, а стало быть, и первого, дежурил на площадке третьего этажа. Он курил крепкие папиросы, и Маргарита раскашлялась, проходя мимо него. Курящий, как будто его кольнули, вскочил со скамейки, на которой сидел, начал беспокойно оглядываться, подошел к перилам, глянул вниз» [6, с. 241].

Действующие лица этой сцены – рядовые работники НКВД, по сути «статисты». Они лишены инициативы, делают то, чему их учили, потому-то их действия столь похожи. «Булгаков намеренно создает эффект мультипликации: агенты похожи внешне и ведут себя абсолютно одинаково («беспокойно дернулся», «беспокойно оглянулся и нахмурился», «беспокойно оглядывался» <…>). Здесь мы сталкиваемся с примечательной особенностью булгаковского подхода к теме: деятельность органов представлена в откровенно пародийном плане» [7, с. 301-302].

И Сталин, и Берия безусловно гордились, что им удалось создать экземпляры, которые «похожи друг на друга, как яйца из одной корзины», говоря словами Андреева. Казалось, вот еще чуть-чуть и вся страна станет такой, еще немного и воплотятся в жизнь фантазии Л. Андреева и Е. Замятина. Причем, как оказалось, для этого не нужны ни мистика, ни научные методы, достаточно установить тоталитарную форму правления, вести массированное идеологическое воздействие, поселить в душах людей страх, подозрительность и уверенность, что так и должно быть. И вот уже появляются уменьшенные, примитивные копии с «железного Феликса» или Павлика Морозова. Эту опасность чутко уловил Булгаков, показав, как легко Шариков перенял классовые установки Швондера, с какой готовностью И. Бездомный внимает Берлиозу, а НКВД оплетает сетью всю страну, бесконечно множа, копируя своих примитивных, но идеологически выдержанных секретных сотрудников. Однако, не каждого человека можно перековать в чью-то копию, и на фоне копий виднее личность. Наряду со многим другим роман Булгакова и об этом. 

Сам писатель старался быть внутренне свободным человеком: как и все, он знал страх и приступы слабости, но в творчестве преодолевал их. Таким преодолением явились, в частности, сцены романа, связанные с изображением сотрудников НКВД. В годы сталинского правления работники этой организации вызывали у населения страх, иногда смешанный с восхищением. У Булгакова же эти похожие друг на друга люди не страшны, а вызывают лишь снисходительную усмешку. На фоне обладающих яркой индивидуальностью Воланда, его свиты и даже гостей бала – мертвецов, нежити – личности сотрудников НКВД нивелированы. В романе сотрудники НКВД предстают не просто похожими друг на друга людьми, но и смешными неудачниками. Им не удалось проследить за квартирой № 50 в ночь Весеннего бала полнолуния, невыполнимой задачей оказался и арест Воланда и компании. Сцена попытки ареста предваряется ироничным диалогом:

«– А что это за шаги такие на лестнице? – спросил Коровьев, поигрывая ложечкой в чашке с черным кофе.

– А это нас арестовывать идут, – ответил Азазелло и выпил стопочку коньяку.

– А-а, ну-ну, – ответил на это Коровьев [6, с. 332].

На фоне полного спокойствия и игривого настроения «жертв» описание подготовки «операции» выглядит утрированно серьезно: «Около четырех часов жаркого дня большая компания мужчин, одетых в штатское, высадилась из трех машин, несколько не доезжая до дома № 302-бис по Садовой улице» [6, с. 332]. И далее: 

«Шедшие обменялись с водопроводчиками выразительным взглядом.

– Все дома, – шепнул один из водопроводчиков, постукивая молотком по трубе.

Тогда шедший впереди откровенно вынул из-под пальто черный маузер, а другой, рядом с ним, – отмычки. Вообще, шедшие в квартиру № 50 были снаряжены как следует. У двух из них в карманах были тонкие, легко разворачивающиеся шелковые сети. Еще у одного – аркан, еще у одного – марлевые маски и ампулы с хлороформом» [6, с. 332].

Откровенно комичной ситуация делается чуть позже. Кот с примусом в лапах вызывает у сотрудников НКВД оцепенение: «В полном молчании вошедшие в гостиную созерцали этого кота в течение довольно долгого времени» [6, с. 333]. И.З. Белобровцева и С. К. Кульюс отмечают, что «<…> ГПУ посрамлено самым недвусмысленным образом: издевками кота, его демагогическими речами о своей неприкосновенности, рыданиями и прощанием с жизнью, «свинским притворством» и абсолютной неуязвимостью, «бешенной», но безрезультатной пальбой» [7, с. 348]. Дальнейшие события только подтверждают полную беспомощность сотрудников НКВД: «Развернулась и взвилась шелковая сеть, но бросавший ее, к полному удивлению всех, промахнулся и захватил ею только кувшин, который со звоном тут же и разбился». «– Сеть, сеть, сеть, – беспокойно зашептали вокруг кота. Но сеть, черт знает почему, зацепилась у кого-то в кармане и не полезла наружу» [6, с. 333]. «Сделали еще одну попытку добыть кота. Был брошен аркан, он зацепился за одну из свечей, люстра сорвалась» [6, с. 335]. Конечно, можно предположить, что это «коровьевские штуки» [6, с. 93], но более вероятно, что это была своеобразная месть писателя всесильной организации, погубившей многих его знакомых и представляющей для него самого реальную опасность.

Отметим, что и здесь повествователь снова создает обобщенный образ сотрудников: «большая компания мужчин, одетых в штатское», «один», «другой», «двое», «шедшие» и пр. [6, с. 332].

Обращаясь к проблеме одинаковости в связи с изображением сотрудников НКВД, М. Булгаков трагический аспект прячет глубоко в подтекст. В основном он пользуется комическими средствами, причем отдает предпочтение не сатире, а иронии и юмору. Он словно считает, что «статисты» из НКВД не заслуживают серьезного отношения.

Подведем итоги. Тема противостояния Бога и дьявола (Добра и Зла), мотив создания нового человека присутствуют во всех трех произведениях. Эти тема и мотив связаны с проблемой одинаковости, но решаются они по-разному. У Л. Андреева Его светлость и Директор решили посмеяться над Богом и бессмертием души. Его светлость (дьявол) ставит себя выше Бога. Своим цинизмом он заражает и Директора, и Режиссера, и Художника, который весело рассуждает о том, может ли обмануться Бог, приняв на Страшном суде созданных им (Художником) деревянных зрителей за людей, имеющих душу. Директор тоже мнит себя Творцом, ведь он создал «статистов». Его не волнует, что Бог создал одухотворенные существа, а он – неодухотворенные. Директор считает, что у него получилось не хуже. Андреев прибегает к сатире только при изображении Художника, откровенного глупца. В пьесе трагическое побеждает комическое.

В романе «Мы» тоже намечено противостояние между Богом и дьяволом, но Бог в произведении – это символ неизменного порядка, а дьявол – революционного начала. Благодетель у Е. Замятина скорее играет роль Бога. В романе он символизирует неограниченную человеческую власть. Воплощая свой план по порабощению мира и человека, он создает идеологию тоталитарного государства и новый машинизированный мир, а затем и машинизированного человека. Но сатира Замятина обращена не на Благодетеля, а на человека, который позволил превратить его в нумер, который потерял свободу и индивидуальность и рад этому. Полюса трагическое – комическое в романе по мере развития сюжета смещаются: сатира сменяется грустью.

В романе «Мастер и Маргарита» (в отличие от взятых нами для анализа произведений Л. Андреева и Е. Замятина) противопоставляются не Бог и дьявол, а Добро и Зло, а также истинная и мнимая сила. Первый раз соотнесение истинной и мнимой силы показано на примере Иешуа и Понтия Пилата. Ситуация повторяется, когда перед читателем предстает истинная сила – Воланд и его свита – и те, кто возомнили себя силой – сотрудники НКВД – новые «статисты». Иешуа – воплощение Милосердия, Воланд – Справедливости [8], следовательно, он-то мог бы ответить злом на зло. Но Воланд и его свита превращают ситуацию с попыткой их ареста в игру и пародию. Так Булгаков еще раз утверждает силу личности и слабость штампованного мышления и штампованных действий. Булгаков развенчивает всесилие сотрудников НКВД, прибегнув к средствам комического – иронии, юмору и пародии. 

 

Библиографический список

  1. Чирва Ю.Н. Примечания // Андреев Л.Н. Драматические произведения: в 2 т. – Л.: Искусство, 1989. – Т. 2. – С. 487-549. 
  2. Андреев Л.Н. Реквием // Андреев Л.Н. Драматические произведения: в 2 т. – Л.: Искусство, 1989. – Т. 2. – С. 471-486.
  3. Замятин Е. Мы // Замятин Е. Мы: Роман. Повести. Рассказы. Сказки / сост. И.О. Шайтанов. – М.: Современник, 1989. – С. 203-346. 
  4. Капрусова М.Н. Влияние пьесы «Реквием» Л. Андреева на роман «Мастер и Маргарита» М. Булгакова: параллели и диалог // Поэтика художественного текста: Материалы Международной заочной научной конференции: в 2 томах. Т. 2: Русская филология: вчера и сегодня. – Борисоглебск, 2008. – С. 72-82.
  5. Скороспелова Е.Б. Замятин и его роман «Мы». – М., 1999. – 79 с.
  6. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита // Булгаков М.А. Собр. соч.: в 5 т. – М.: Художественная литература, 1989-1990. – Т. 5. – С. 7-386.
  7. Белобровцева И., Кульюс С. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита»: Комментарий. – Таллинн: Арго, 2006. – 420 с.
  8. Андреевская М.И. О «Мастере и Маргарите» // Литературное обозрение. – 1991. – №5. – С. 59-63.