От чукчи до БАМовца: народы Сибири в советской карикатуре

УДК 741.5

Гринько И.А. 

 Управление музейно-туристского развития ГАУК «МОСГОРТУР» (Москва, Россия)

Шевцова А.А.

Кафедра культурологии Московского педагогического государственного университета (Москва, Россиия)

 

Статья посвящена анализу образов представителей народов Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока в советской карикатуре. Базируясь на иллюстрациях, опубликованных в журнале «Крокодил» – ведущем сатирическом издании СССР, авторы показывают, как карикатура использовалась в качестве инструмента национальной политики, и пытаются проследить механику этого процесса.

 

Ключевые слова: сатира, советская история, карикатура, визуализация, этнические визиотипы, национальная политика, журнал «Крокодил», народы Севера, Сибири и Дальнего Востока

 

Grinko I.A.

Department for Museum and Tourism Development (SAIC “MOSGORTUR”), Moscow, Russia

Shevtsova A.A.

Department of Сultural Studies Moscow State Pedagogical University (MSPU) , Moscow, Russia

  

From the Chukchi to the BAM-builders: People of Siberia in the Soviet cartoon

The article is devoted to the analysis of images of the peoples of Siberia and the Far East in the Soviet cartoon. Based on an illustrative series from the archive of the leading satirical publication of the USSR, Crocodile magazine, the authors show how cartoons were used as an instrument of national policy and try to uncover the mechanism of this process.

 

Key words: satire, Soviet history, cartoon, visualization, ethnic visiotypes, national politics, magazine «Crocodile», indigenous people of peoples of the North Siberia and the Far East

 

 «Сатира — своеобразное зеркало, в котором каждый, кто смотрит в него, видит любое лицо, кроме собственного» 

(Джонатан Свифт)

Тема визуализации этнического в последнее время становится все более популярной в мировой и российской этнологии [5; 8]. При этом последствия визуализации этноконфессиональной тематики выходят далеко за пределы академических дискуссий, что показала трагедия с журналом Charlie Hebdo 7 января 2015 года и карикатурный скандал в Дании [15].

В связи с этим обращение к данной теме сегодня выглядит особенно актуально, особенно на отечественном материале. Имеется множество исследований, посвященных истории карикатуры в целом [1; 21] и в истории России, в частности [2; 4; 9; 18], однако мы бы хотели рассмотреть аспект, который практически не освещался в научных изданиях. По этой причине объектом своего исследования мы выбрали визуальные этнические образы народов Советского Союза, а в качестве источника обратились к карикатурам журнала «Крокодил» в период с 1950-е по 1980-е гг.

Одно из ведущих советских СМИ с тиражом, достигавшим 6,5 млн экземпляров, «Крокодил» успешно способствовал формированию у советских граждан этнических стереотипов, многие их которых существуют до сих пор. При этом, нельзя забывать, что, начиная с 1933 года, когда по решению Политбюро журнал был передан газете «Правда», он и по сути, и по содержанию являлся не столько сатирическим, сколько идеологическим и пропагандистским изданием всесоюзного масштаба [7].

Главный редактор «Крокодила» уже в 2000-е гг. Сергей Мостовщиков довольно точно описал стилистику и целевую аудиторию издания: «Выжил только «Крокодил». Во-первых, потому, что крокодил; во-вторых, потому, что шутка для рабочего класса. «Крокодил» выходит от имени работяг, беспредельщиков таких бесстрашных, потом – и от имени закомплексованных, злых и обиженных…» [17].

По меткому выражению писателя Дмитрия Петрова, «журнал «Крокодил» во всей его истории — это гибридное издание, это сочетание народности с антинародностью» [Там же]. Таким образом, на его страницах мы можем видеть, и как идеология формировала этнические образы, и как она же в этих карикатурах следовала массовым стереотипам.

В любом иллюстрированном издании ключевым элементом является изображение, а если человек, взявший в руки журнал, умеет читать, то первым делом он прочет подпись под рисунком. Своим обаянием и успехом у читателей «Крокодил», несомненно, обязан тому, что в нем работали лучшие иллюстраторы и карикатуристы своего времени: Кукрыниксы, Борис Ефимов [11], Виктор Чижиков, Генрих Вальк и множество других мгновенно узнаваемых мастеров. К сожалению, анализ их работы выходит за рамки данного исследования.

Поскольку далеко не всегда анализ этнических образов имеет достаточно объемную источниковую базу, мы исследовали 729 номеров журнала, изданных с 1950-ого по 1991 год. В них мы проанализировали 18 954 графических изображения (иллюстрации, карикатуры). Здесь необходимо сказать, что иллюстративный ряд в «Крокодиле» не исчерпывался сатирической карикатурой. Как правило, в каждом номере присутствовали совершенно разные жанры иллюстрации: изошутки, изорепортажи, иллюстрации к фельетонам и очеркам, шаржи, виньетки, плакаты, комиксы. Варьировал и эмоциональный градус: от мягкого покровительственного юмора до жёсткой сатиры.

Сразу необходимо отметить, что, несмотря на традиционную популярность юмористических сюжетов, основанных на этнической тематике [14], процент этнических карикатур в «Крокодиле» был невелик и в среднем не превышал 2–2,5% от общего числа иллюстраций (1950 – 3,6%; 1960-е – 2,1%, 1980-е – 2,3%; 1980-е – 1,3%). Эта диспропорция уже была замечена при исследовании текстов в официальных юмористических журналах [10]. Отчасти это можно объяснить тем, что все национальные республики имели свои юмористические журналы, аналогичные «Крокодилу» по функциям и стилистике: «Возни» («Ёжик») в Армянской ССР (1954), «Вожык» («Ёж») в Белорусской ССР  (1941), «Кипэруш» («Перчик») в Молдавской ССР (1958), «Кирпи» («Ёж») в Азербайджанской ССР (1952), «Муштум» («Кулак») в Узбекской ССР (1923), «Нианги» («Крокодил») в Грузинской ССР (1925), «Ара» («Шмель») в Казахской ССР (1956), «Šluota» («Метла») в Литовской ССР, «Dadzis» («Репейник») в Латвийской ССР (1957), «Pikker» («Громовержец») в Эстонской ССР (1943), «Перець» («Перец») в Украинской ССР (1927), «Токмак» («Колотушка») в Туркменской ССР (1925), «Хорпуштак» («Ёж») в Таджикской ССР (1926), «Чалкан» («Крапива») в Киргизской ССР (1955).

Даже некоторые автономные республики получили своего рода сатирически-пропагандисткую франшизу: аналоги выходили в шести автономных республиках РСФСР: «Чушканзi» («Оса») в Коми АССР, «Чаян» («Скорпион») в Татарской АССР, «Капкӑн» в Чувашской АССР, «Пачемыш» («Оса») в Марийской АССР, «Хэнэк» («Вилы») в Башкирской АССР, «Шекыч» («Шершень») в Удмуртской АССР. Достаточно большой процент этнических карикатур на страницах «Крокодила» экспортировался из этих национальных изданий.

Всего в подобной этнокарикатуре были отражены 28 этносов, этнических и этнорегиональных групп, хотя очевидно, что в большинстве случаев визуальный образ или визиотип имел легко узнаваемый обобщенный характер (Северный Кавказ, Средняя Азия, Дальний Восток), однако даже с учетом этого фактора разница между количеством представленных в Крокодиле этносов и их официальным числом будет практически порядковой!

Некоторые крупные этносы вообще ни разу не попали на страницы «Крокодила». Например, немцы, входившие в десятку самых крупных этносов РСФСР, полностью игнорировались художниками-сатириками и «темачами»-редакторами. Аналогичная ситуация сложилась и с евреями, которые если и возникали, то исключительно в образах израильских сионистов, причем эта тема по понятным причинам была очень популярна.

Примерно такая же картина была и с половиной титульных национальностей федеративных республик. Молдаване в общей сложности отмечены в указанном массиве семь раз, эстонцы и литовцы – по пять, латыши – десять. При этом иногда количество визуальных упоминаний в большей степени зависело от личностного фактора. Так, половина карикатур с молдавской тематикой опубликована в конце 1980-х годов, когда начал работать молодой молдавский иллюстратор Владимир Курту, активно использовавший близкие ему национальные образы.

При этом в целом национальные «квоты» были выдержаны довольно верно. В тройке лидеров по визуальным упоминаниям находятся русские (102), народы Северного Кавказа и Закавказья (96), и среднеазиатские этносы (88). Естественно, авторы не могли пройти мимо «культурно-исторической общности «советский народ», собирательный образ которой присутствует на 43 изображениях.

При этом, по меткому выражению Юрия Слёзкина, «Охотники и собиратели «северных окраин… в большинстве версий российского прошлого оставались невидимыми» [16, с. 15]. Крайне мало изображений коренных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока и в советской карикатуре.

В целом, статистика появления различных этнических образов очень сильно менялась в зависимости от этнополитического контекста, однако при этом стабильно оставались «белые пятна», то есть этносы, игнорировавшиеся художниками-карикатуристами. При этом в большинстве случаев при создании карикатур использовались базовые этнокультурные стереотипы.

Для систематизации данных нами были взяты десятилетние циклы, которые при всей своей хронологической условности показались вполне пригодными для анализа.

 

1950-е: «Сказание о земле Сибирской»

Утвердившийся в конце 1940-х в официальном дискурсе «приоритет русского» четко прослеживается и в образах «Крокодила». Русские изображаются «первыми среди равных» (30/52 – здесь и далее ссылка на иллюстрацию идет в формате №/год издания), чаще всего в центре (30/57) или на переднем плане композиции среди «республик-сестер» («за столом никто у нас не лишний» (04/57).

Подчеркивается созидательная и культуртрегерская функция русских: они побеждают силы природы, оборачивают вспять реки, строят Главный Туркменский канал (13/51), канал «Волга-Дон» (16/52), сеют саксаулы с самолетов в пустыне (07/52). Русский обозначен как «Первый из равных» (30/52) в развороте «Союз нерушимых» Г. Валька и В. Добровольского.

При этом в определенной степени присутствует и образ колониста/колонизатора, поскольку именно русские покоряют целину (04/56), осваивают Сибирь (21/55; 16/56) и т.д. Характерно, что и образ «патрона» Сибири Ермака, и образы его последователей также выведены в славяно-русском стиле (обложка номера 17/56 «Привет, молодым покорителям Сибири») – это крепкие, плакатные голубоглазые и русоволосые мужчины и женщины. В 1956-м с мягким юмором в рисунке В. Горяева «Попутчики» изображены молодой интеллигентный инженер, едущий в Сибирь, и его коллега, отправляющийся в Донбасс.

По сути, это визуальная риторика вдохновлена образами героических советских кинолент, таких, как фильмы режиссера Ивана Пырьева «Сказание о земле Сибирской» (1948) или «Испытание верности» (1954), герои которых уезжают в Сибирь и на Чукотку проектировать комбинаты и строить дороги, а их возлюбленные по-декабристски следуют за ними.

Алтайский каравай урожая 1954 года пополняет ряды «рижского», «минского», «украинского», «московского» хлебов, еще через два года алтайский зерновой урожай появляется на обложке октябрьского номера вместе с украинским, казахстанским, чкаловским и башкирским.

«Невидимость» Севера, Сибири и Дальнего Востока в официальной карикатуре определяется еще и тем, что значительный процент населения «сибиряков поневоле» составляли заключенные ГУЛАГа и ссыльные поселенцы. Их силами «за годы войны приполярные шахты ГУЛАГа выросли по значению и размерам; дорожная сеть на Колыме увеличилась в десять раз, а Норильск превратился в крупный центр добычи никеля. <…> к концу 1960-х традиционные охотничьи угодья и оленьи пастбища Дальнего Севера превратились в важнейший источник советских фосфатов, никеля, золото, олова, слюды, вольфрама и леса. Тем временем Северо-Западная Сибирь стала крупнейшим нефте- и газодобывающим регионом СССР и центром новой общегосударственной стратегии развития» [16, с. 382].

Показательно, что сами коренные малочисленные народы Севера (а не румяные русые колонизаторы) входят в визуальную повестку (07/58; 01/59) после выхода постановления ЦК КПСС и Совмина СССР от 16 марта 1957 г. «О мерах по дальнейшему развитию экономики и культуры народностей Севера», обязывавшее «вовлекать коренные народы в реализацию крупных промышленных и сельскохозяйственных проектов – по большей части с помощью системы льгот при найме на работу и продвижения по службе, но также через интенсификацию традиционного оленеводческого, охотничьего и рыболовного хозяйства» [16, с. 383].

В процентном отношении, именно 1950-е годы стали самыми плодотворными для этнической тематики – в среднем 3,6% от общего количества иллюстраций «Крокодила» этого десятилетия были так или иначе этнически окрашенными, в дальнейшем их количество будет только уменьшаться.

 

1960-е: «А олени лучше!»

Колониальная парадигма отображения этносов, характерная для представителей среднеазиатских республик, с их ярко выраженной экзотичностью, проявлялась еще и в попытке обозначить обширные территории к востоку от Уральского хребта через расовый тип – все без исключения коренные народы Сибири и Дальнего Востока изображаются одинаковыми условными монголоидами.

Появившиеся на страницах «Крокодила» образы народов Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока выглядели всегда позитивно, но абсолютно условно и одинаково – от чукчей до нанайцев («Симпозиум оленеводов» 20/69, 16/60, 04/63, 06/64).

При этом несмотря на огромный пласт анекдотов, связанных с чукчами, они не нашли прямого отражения в карикатуре. Его косвенным отражением стало именно такой обобщенный стереотипный – наивного и простодушного «туземца». Лыжи, олени, нарты, ездовые собачки, меховая малица или кухлянка с капюшоном, реже шаманский бубен, меховые унты и заснеженная тундра в качестве антуража, легкое недоумение или безмятежная улыбка на лице – вот его стандартный визиотип, закрепленный кинофильмом «Начальник Чукотки» (1966, реж. В. Мельников).

Например, в многофигурной композиции И. Семенова «Великое переселение народов» (22/64), сообщающей зрителю, что «За последние десять лет в Советском Союзе переехали в новые дома или улучшили свои жилищные условия сто восемь миллионов человек», среди множества разноэтничных новоселов только чукотское семейство воспользовалось для переезда (и перевоза холодильника «Север»!) гужевым транспортом – оленьей упряжкой.

На «Симпозиуме оленеводов» на Черном море (20/69) преобладают довольные славянские типажи и утомленные солнцем олени, а покоритель Сибири в образе Ермака внезапно обнаруживает отсутствие свободных мест в провинциальной сибирской гостинице (15/63).

То, что на иллюстрации к материалу спецкора из Амурска Р. Киреева «Город, которому десять лет» (29/68), изображен нанаец, становится понятным именно из текста, но не из самой иллюстрации. На ней – стандартный «представитель коренных малочисленных народов Севера» в меховой кухлянке и с топором (в тексте речь идет о строительстве целлюлозно-бумажного комбината).

Ирония над обложкой «Алитет уходит в горы» (20/60), наоборот, была довольно тонкой, а условный абстрактный «чукча» с оленями и в кухлянке – очевидный этномем, служит скорее для географической привязки и обозначения условного нигде (19/69), края земли, чем для чего-то еще.

 

1970-е: «Увезу тебя я в тундру»

В отображении национальной темы «Крокодила» в 1970-е годы произошли довольно существенные изменения, однако общие тренды сохранились. Лидирует «русская» тема (52 упоминания), на второе место вышла Средняя Азия (49), за ней следуют народы Кавказа (42), замыкают тройку лидеров коренные и малочисленные народы Сибири и Дальнего Востока (13).

По сравнению с 1960-ми, можно говорить об усилении коллективного образа советского народа на фоне его достижений (35/72). Множество сюжетов связано со строительством Байкало-Амурской магистрали (06/77), КАМАЗа («какая смесь одежд и лиц!», 10/72), строителями ГЭС (15/72), туннелей в горах по всему Союзу и прочими «покорителями слепых сил природы» (30/72).

С другой стороны, в отдельных случаях этнический колорит был необходим, для оживления стандартных официальных отчетов с комсомольских строек, в результате чего получались довольно живые образы.

Подзаголовками двух разделов этого доклада стали строки из песен Кола Бельды, популярного советского эстрадного певца, заслуженного артиста РСФСР. Несмотря на то, что Николай Иванович Бельды был нанайцем, его лирическими героями становились якуты, чукчи, ненцы и т.д. Выступая в стилизованных «северных» нарядах от имени этого условного «северного туземца» и позиционируя «на эстраде именно тот образ, который имел отношение не к этнографической, а к вполне воображаемой — «фольклорной» — действительности Советского Союза» [3], Кола Бельды закреплял одновременно и иконографический образ, и даже эмфатический – характерным словечком «однако». Его хит «Увезу тебя я в тундру» стал «Песней года» в 1972 г., и уже в 1973 г. крокодилец Б. Савков откликнулся едкой одноименной карикатурой (12/73), на которой человек с кавказским фенотипом срезает цветы на продажу. Это одновременно являлось отражением того факта, что миграция из республик Кавказа, особенно из Азербайджана в Сибирь была довольно заметной, что было в первую очередь связано с разработкой нефтегазовых месторождений. Дружеский шарж на самого Кола Бельды, разумеется, с оленями, в журнале появляется только в 1989 г.; двумя годами раньше был опубликован шарж на чукотского писателя Юрия Рытхэу.

Поскольку тема Кавказа и Средней Азии в значительной степени исчерпалась, в 1970-е происходит всплеск интереса к Крайнему Северу, Сибири и Дальнему Востоку. Это связано с общим повышением интереса к этой тематике в науке и культуре (Слёзкин, 2008). Характерно, что в отличие от двух названных выше этнорегиональных групп, изображение коренных и малочисленных народов Севера все время было подчеркнуто позитивным. Условный представитель народов Севера в расшитой кухлянке впервые появляется на обложке №35 за 1972 год – номер посвящен 50-летию СССР – среди прочих братьев-народов: «За столом никто у нас не лишний!» (всего за столом 24 гостя). Подчеркивается общность советской культуры – «единой по форме, национальной по содержанию», при сохранении этнического колорита.

Регулярно публикуются обширные изорепортажи, в которых этническая специфика уживается с социалистическим прогрессом: о Ямале (30/70) – школьников собирают вертолетами со стойбищ в интернаты, техники-вертолетчики, северные собаки, розыгрыш журналистов – сено для мамонтов), о Чукотке (01/70) – чукотская роза, «Крокодил» в кухлянке едет на нартах с собаками, чукча-китобой – «Бить или не бить?», с Чуйского тракта (32/77) – в гостях у алтайцев, современная перекочевка, молодежные посиделки, дружеские шаржи на алтайских деятелей культуры.

Весь редкий негатив был связан исключительно с внешним влиянием и экологическими проблемами северных регионов: залежи в чукотской тундре железных бочек из-под горюче-смазочных материалов (01/70), отношение к пространству как к чужому, толкач, добывающий нужные детали или топливо за изделия косторезов Уэлена. В исполнении И. Семенова «дары Сибири» в качестве взяток – кедровые орехи и омулевая икра, современный ясак – пушнина попадают даже на обложку № 2 за 1971 г.

В этом же году полярники надевают меховые малицы (02/71), иллюстрируется строительство завода в тяжелых субарктических условиях. В картине комплексного освоения Севера (30/72) местному населению вновь отведена роль экзотизмов, подчеркивающих место действия – чум, олени, отороченные мехом кухлянки, торбаса; на карте СССР работы В. Добровольского «Дружная весна» (10/70) на заднем плане едва различимы крошечные безликие фигурки, марширующие под знаменем на субботник вместе с оленями. По сути, подобная трактовка, вернула визуализацию этнического, по крайней мере, на массовом уровне, на состояние освоения географии до XVIII века – люди стали «локальным культурным типом» [5], придатком абстрактных территорий, экзотическим этническим стаффажем.

«БАМовцы» 1970-х практически копируют идеальных плакатных комсомольцев 1950-х («С корабля на БАМ», 06/1977; 30/77).

Тиражируемый «крокодилом» образ Севера и Сибири как чего-то бесконечно далекого («За тридевять земель», 07/75; 20/88; 32/90) закреплен и жив до сих пор в разговорной речи: выражение «добираться на оленях» означает долгую и сложную дорогу, транспортную недоступность. Изредка карикатуристы острили о перверсиях советской системы снабжения северных территорий (28/52; 03/67; 36/74). В конце 1980-х гг. к негативным явлениям, отображенных в карикатуре, добавились алкоголизм и дефицит оленины.

В дискурсе советской карикатуры Сибирь зачастую воспринималась и отображалась как отдаленное пространство, практически неподверженное влиянию человека, и образы местных народов лишь должны были символически его обозначить. Одновременно это было пространство перманентно колонизируемое и завоевываемое. Не случайно, в карикатурах регулярно возникает образ Ермака и военная лексика («Штурм «Зимних дворцов», 30/77). Сибиряки в Советской карикатуре (35/72) – это славяне, реализующие стройки социализма, а вовсе не местные жители.

Вся этнокультурная карта Сибири и Дальнего Востока в советском визуальном дискурсе, по сути, свелась к одному образу, который в публичном пространстве обозначал нанаец Кола Бельды. Абсолютно идентичный набор атрибутов (олени, собаки, сани, парки) лишь иногда разбавляемый реальными образами, например, охотника на морского зверя.

В отличие, от этнических образов Кавказа и Средней Азии, которые имели довольно важный функционал в идеологической работе, роль народов Сибири была куда скромнее. Народы Севера, Сибири и Дальнего Востока (внешне визуально неразличимые) в советском визуальном дискурсе, продолжали оставаться экзотическими дикими туземцами на низшей ступени этнической иерархии, не включенными в поступательный процесс социалистического строительства – «с отдельным прошлым и отдельным настоящим» [20].

Подводя итоги анализа визуального отражения этнического в советской карикатуре, в первую очередь следует признать, что данный источник представляет значительную ценность для понимания этнокультурной ситуации в СССР. До конца XX века в советской карикатуре практиковалась, по сути, колониальная схема визуализации этносов, где ключевую роль играл «ласковый расизм» – мягкое, но постоянно подчеркивание морфологических особенностей жителей отдельных регионов с фиксированным фольклорно-мифологическим репертуаром и выстраивание четкой иерархии, где первенство отдавалось русскому этносу.

 

Литература:

1. Артемова Е.А. Карикатура как жанр политического дискурса: дис. … канд. филол. наук: 10.02.19. Волгоград, 2002. 237 с.
2. Березовая Л.Г. «Знай из роду в род каков русский народ»: карикатура двенадцатого года // Родина. 2012. № 6. С. 100–103.
3. Богданов К.А. Чудак, чувак и чукча. Историко-филологический комментарий к одному анекдоту // Русский политический фольклор: исследования и публикации / Ин-т рус. лит. (Пушкинский Дом) РАН, Центр теорет.-литер. и междисциплинар. исслед. М.: Новое издательство, 2013. URL: https://culture.wikireading.ru/27517 (дата обращения 07.11.2019)
4. Брукс Д. Лев и медведь: юмор в войне и мире /Джефри Брукс // Новое литературное обозрение. 2011. № 109. C. 151–171.
5. Вишленкова Е.А. Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому». М.: Новое литературное обозрение, 2011. 384 с.
6. Голубев А.В. «Европы мрачен горизонт»: образ Запада в советской карикатуре 1920-х годов // Преподавание истории в школе. 2008. № 1. С. 27–33.
7. Гринько И.А., Шевцова А.А. Иконография национального вопроса в журнале «Крокодил» (1960–1970-е гг.) // Вестник БИСТ (Башкирского института социальных технологий). Серия «Регионалистика и этнополитика». 2017. № 3 (36). С. 52–63.
8. Гусейнов Г.Ч. Карта нашей Родины: идеологема между словом и телом. М.: ОГИ, 2005. 216 с.
9. Евангулова О.С. Карикатура и отношение к ней в России в эпоху Екатерины II // Вестник Московского университета. Сер. 8, История. 2004. № 6. С. 42–53.
10. Еремеева Е.А. Изучение советского юмористического дискурса с помощью технологий баз данных: на материалах журнала «Перец» и советских политических анекдотов // Историческая информатика. 2013. № 4. С. 14–23.
11. Ефимов Б.Е. Основы понимания карикатуры. М.: Изд-во Акад. художеств СССР, 1961. 71 с.
12. История глазами Крокодила. ХХ век. Люди, События, Слова. 12 т. Под ред. Мостовщиков С., Яблоков А. М., 2014.
13. Кротков А.П. Карикатура. Непридуманная история. М.,2015.
14. Мельниченко М.А. Советский анекдот (Указатель сюжетов). М.: Новое литературное обозрение, 2014. 1104 с.
15. Росе Ф. Дело о «карикатурах на пророка Мухаммеда». СПб.: БХВ-Петербург, 2012. 512 с.
16. Слёзкин Ю. Арктические зеркала. Россия и малые народы Севера. М.: Новое литературное обозрение, 2008. 512 с.
17. Старая злоба и свежая падаль // Радио Свобода. Метод доступа: http://www.svoboda.org/a/27414439.html (дата обращения 20.09.2019)
18. Стернин Т.Ю. Очерки русской сатирической графики. М., Искусство, 1964. 335 с.
19. Стыкалин С., Кременская И. Советская сатирическая печать 1917–1963 гг. М.: Госполитиздат, 1963. 484 с.
20. Between heaven and hell: the rnyth of Siberia in Russian culture / edited by Galya Dirnent and Yuri Slezkine. Palgrave Macmillan, 1993. 282 p.
21. Navasky V.S. The Art of Controversy: Political Cartoons and Their Enduring Power. NY, 2013.

 

Сведения об авторах:

Гринько Иван Александрович, кандидат исторических наук, начальник Управления музейно-туристского развития ГАУК «МОСГОРТУР» (Москва, Россиия)

Шевцова Анна Александровна, доктор исторических наук, профессор кафедры культурологии Московского педагогического государственного университета (Москва, Россиия)

 

Ivan A. Grinko, PhD in History, Head of the Department for Museum and Tourism Development (SAIC “MOSGORTUR”), Moscow, Russia

Anna Shevtsova, Doctor of History, Professor at the Department of Сultural Studies Moscow State Pedagogical University (MSPU), Moscow, Russia