Малоформатные комические тексты в преподавании иностранных языков (английский, немецкий)

УДК 372.881.111.1 / 372.881.111.22

Н.Г. Кузнецова

Томский государственный архитектурно-строительный университет, Россия, г. Томск

Аннотация. Использование малоформатных комических текстов в преподавании иностранных языков требует от преподавателей лингвистических знаний о структуре данных текстов, а также их типовых формах. Может быть полезна с точки зрения дидактики и классификации малоформатных комических текстов, исходя из языковых средств (лексических, грамматических, фонографических), с помощью которых достигается комический эффект.

Abstract. Using of small-format comic texts in teaching of foreign languages requires from teachers linguistic knowledge about the structure of these texts, as well as their typical forms. It can be also useful in terms of didactics the classification of the small-format comic texts, based on the language tools (lexical, grammatical, phonographic), by means of which a comic effect is achieved.

Ключевые слова: преподавание иностранных языков, малоформатные комические тексты, структура, типовые формы, классификация, Teaching of foreign languages, small-format comic texts, structure, typical forms, classification

Существует множество видов комических текстов, однако до сих пор не создано их четкой классификации, позволяющей употреблять обозначения этих видов терминологически. При сравнении текстов комического содержания в разных языках и культурах, что имеет место в преподавании иностранных языков, возникают дополнительные сложности в виде неполного соответствия в объемах значений терминов, описывающих различные виды комических текстов, например, в английском, немецком и русском языках. Прежде всего, это касается использования в английском и немецком языках более широкого, родового понятия анг. joke, нем. Witz для обозначения целого ряда комических текстов, в то время как в русском языке шутка (перевод данных слов) имеет более узкое значение [1, c. 87]. В данной работе для снятия терминологических сложностей и неоднозначностей тексты, соответствующие анг. joke и нем. Witz, называются малоформатными комическими текстами (МКТ). 

Использование MKT в преподавании иностранных языков предполагает знание структуры данных текстов, а также их типичных форм. Полезна может быть в дидактическом плане и классификация MKT, исходя из языковых средств (лексических, формально-грамматических, фонографических), с помощью которых достигается комический эффект.

Структура MKT является воплощением комического: смешное содержится в самой форме текста [3, c. 147]. Исследователи выделяют в структуре МКТ от двух до четырёх частей. Описание структуры MKT как четырёхчастной (Exordium-Expositio-Complikatio-Pointe) мы находим у немецких исследователей [15]. Описание структуры MKT как трехчастной перекликается с европейской художественной традицией (завязка-кульминация-развязка), присваивающей каждой из частей свои функции. Первая – начало, экспозиция – задает локальные и темпоральные координаты ситуации. Вторая – cередина, развертывание действия с неясным его завершением – создает интерпретационные опоры для прогнозирования реципиентом возможного варианта развития сюжета. Tретья концовка, развязка – ориентирована на разрушение прогнозируемых событий и возникновение ситуации когнитивной неоднозначности, которая способствует возникновению смеха [6, c. 6; 2, c. 16; 1, c. 92]. Такое описание структуры MKT мы находим у английских и российских исследователей. Сторонники двухчастной структуры MKT в русском языке исходят из того, что комизм предполагает наличие контраста, противопоставления, а противопоставленные элементы существуют парами, поэтому и в MKT выделяют две неравные по объему и резко противопоставленные друг другу части [7, c. 21; 8, c. 122; 10, c. 131]. Расхождения в определении структуры MKT имеют своё объяснение: под влиянием тенденции к лаконичности, характерной для таких текстов, первые три или две части нередко трудноотделимы друг от друга, образуя фактически одну составляющую [1, c. 93]. 

С позиций когнитивной лингвистики сюжет МКТ должен ввести реципиента в мир конвенционального фрейма – объёмного концепта, представляющего собой пакет информации о стереотипной ситуации. Задача сюжета МКТ состоит в том, чтобы создать и поддержать скрытую амбивалентность текста (имплицитный контраст) вплоть до наступления пуанты, которая как механизм, обеспечивающий столкновение первого и второго фреймов, является заключительным компонентом сюжета и первым компонентом развязки. Обеспечивая переход первого фрейма во второй, пуанта играет роль семантического триггера. После этого наступает „немая сцена“, во время которой имплицитный контраст, достигший своей кульминации в сознании реципиента, становится эксплицитным. Продолжительность этого процесса исчисляется долями секунды, тем не менее, его можно разделить на фазы шока и „озарения“. Чтобы пройти эти фазы, реципиент должен мысленно вернуться к началу текста и построить его новую версию. В результате соответствующих процессов реципиент испытывает комическую радость [4]. В соответствии с Semantic Script Theory of Humor [26] и General Theory of Humor [12] MKT вызывают у реципиента двойную активацию скриптов, или cценариев динамически представленного фрейма за счёт сознательного использования языковых явлений многозначности, омонимии, омофонии и т.д. Два сценария противопоставляются друг другу по признаку реально / нереально, нормально / ненормально, возможно / невозможно и т.д. 

По форме MKT подразделяются на повествования (aнг. narrative jokes, нем. narrative Witze), допускающие включение диалогов; вопросы-ответы, загадки (aнг. riddles, нем. Scherzfragen) и краткие высказывания, фразы. В русском языке внутри повествовательной формы MKT проводится разграничение по признаку диалогичности / монологичности текста: диалогический текст считается анекдотом, а монологический текст шуткой [5, c. 166; 1, c. 94]. 

Вопросно-ответные формы МКТ представляют собой головоломку, в которой вопрос предполагает остроумный ответ: Why did the man throw the butter out the window? He wanted to see the butterfly; Was ist der Unterschied zwischen einem Bäcker und einem Teppich? Der Bäcker muss morgens früh um halb 4 aufstehen. Der Teppich kann liegen bleiben. В русском языке вопросно-ответная форма MKT представлена шутками армянского радио. В английском языке вопросно-ответная форма MKT имеет большое число разновидностей, среди которых Knock-knock jokes: MKT в формате „Tук-тук, кто там» строятся на игре слов, которая содержится в ответе – Knock, knock, who’s there? Iva. Iva who? I’ve a sore hand from knocking! ; Cross jokes: данные MKT обычно объединяют друг с другом несовместимые предметы, ответ содержит многозначное слово или словосочетание, которое вызывает комический эффект What do you get if you cross a stereo with a refrigerator? Cool Music [13, c. 55]; What did one__say to another__? jokes: вместо пробелов в данных MKT используются названия неодушевленных предметов, ответ содержит многозначное слово или предложение, которые создают комический эффект What did one elevator say to the other elevator? I think I’m coming down with something! [22, c. 325]; Еlephant jokes: данные MKT почти всегда представляют собой абсурдную головоломку или серии взаимосвязанных головоломок со слоном в качестве главного героя Why did the elephant paint its fingernails red? So it could hide in the strawberry patch [24; 18; 25]. 

Шуточные высказывания (веллеризмы, каламбуры, фразы (aнг. one-liner, нем. Einzeiler)) представляют собой игру слов. Веллеризмы (aнг. wellerisms, нем. Sagwörter), знакомые ещё античной литературе [28, c. 11], строятся на основе пословиц, поговорок или цитат и состоят из известного высказывания («Everyone to his own taste»), представления говорящего (the old woman said), описания ситуации, в которой делается данное высказывание и которая превращает последнее в абсурдное (when she kissed her cow) [14, c. 35]: «It all comes back to me now,» the Captain said as he spat into the wind; „Zwei Köpfe sind besser als einer“, sagte die Frau, als sie ihren Hund mit auf den Markt nahm [23, c. 11]. 

В английском языке разновидностью веллеризмов выступают Том Swifties высказывания, которые таким образом определяются наречием, что достигается комический эффект. Tom Swift, от которого происходит название шуток, является героем серии книг, издающихся с 1910 года и описывающих приключения молодого ученого с изобретенными им устройствами: «I’m a softball pitcher,» Tom said underhandedly; «I like hockey,» Tom said puckishly [20; 27; 21]. 

К шутливым высказываниям в немецком языке относятся Trivia Bauernregeln, которые строятся на основе рифмованных старинных народных примет, поговорок о погоде и ее влиянии на сельское хозяйство, но никак не связаны с народными приметами о погоде, а лишь используют структуру классических текстов: Steht am Waldrand ein Reaktor – fällt der Bauer tot vom Traktor; Hat der Bauer kalte Ohren, hat er seinen Hut verloren! [29; 31, c. 21].

Каламбур (нем. Kalauer, анг. pun) представляет собой МКТ, основанный на комическом использовании сходно звучащих, но разных по значению слов, и является игрой слов в чистом виде. Поэтому в русском языке каламбур и игра слов употребляются как синонимы: Let´s talk about rights and lefts. You´re right, so I left; “Kalauer sind die Buchstaben A bis J.“ – „?“ – „Weil die alle auf das K lauern!“ [17, c. 37].

По признаку релевантности средств достижения комического эффекта на уровне текста выделяются следующие группы MKT [9; 11]: 

  1. Лексические, строящиеся на игре со значениями лексических единиц, с их формой и т.д.: What do you get if you cross adog with acomputer? A computer with lots of bites; Was haben Beamte und Jeans gemeinsam? An den wichtigsten Stellen sitzen Nieten!;
  2. Формально-грамматические, в том числе 

2.1. Словообразовательные, комический эффект которых достигается за счёт игры с морфемной структурой лексической единицы: Otto says: „They call them the fingers but I never see them fing” [11, c. 97]; Der Lehrer zu Fritzchen: «Nenn mir mal ein paar Tiere!» Fritzchen zählt auf: «Häschen, Hündchen, Pferdchen…» Meint der Lehrer: «Lass doch das ‘-chen’ weg.»Darauf Fritzchen: «Eichhörn, Seepferd, Meerschwein, Kanin»

2.2. Морфологические, в том числе 

2.2.1. Парадигматические, где обыгрывается формообразование, обычно ненормативное: The teacher asked Pepito to use the word “I” in a sentence. Pepito said, “I is…““Don’t say ‘I is,’ say ‘I am,’” the teacher corrected. “If you say so,” Pepito replied. “I am the ninth letter of the alphabet”; Boy: „Do you like Kipling?“ Girl: „Don’t know, you naughty boy, I’ve never kippled” [11, c. 95]; 

2.2.2. Синтагматические, где обыгрывается употребление грамматических форм (омоформия): A panda walks into a café. He orders a sandwich, eats it, then draws a gun and fires two shots in the air. «Why?» asks the confused waiter, as the panda makes towards the exit. The panda produces a badly punctuated wildlife manual and tosses it over his shoulder. «I’m a panda,» he says at the door. «Look it up.» The waiter turns to the relevant entry and, sure enough, finds an explanation. «Panda. Large black-and-white bear-like mammal, native to China. Eats, shoots and leaves”; Er sitzt, weil er gestanden hat [19, c. 85]; 

2.3. Синтаксические, в том числе 

2.3.1. Микросинтаксические, где разрушается модель словосочетания: A man rode into town on Tuesday. Two days later he rode home on Tuesday. How is this possible? His horse’s name is Tuesday; Treffen sich zwei Hunde im Park. Fragt der eine: “Ich heiße Arko vom Schlosshof. Und du, bist du auch adelig?” Sagt der andere: “Ja, ich heiße Runter vom Sofa!”;

2.3.2. Собственно-синтаксические, строящиеся на основе предложений с нарочито усложненной структурой: Anyone who feels that if so many more students whom we haven t actually admitted are sitting on the course than ones we have that the room had to be changed, then proably auditors will have to be excluded, is likely to agree that the curriculum needs revision; Sprich mit langen, langen Sätzen – solchen, bei denen du, der du dich zu Hause, wo du ja die Ruhe, deren du so sehr benötigst, deiner Kinder ungeachtet, hast, vorbereitest, genau weißt, wie das Ende ist, die Nebensätze schön ineinander geschachtelt, so dass der Hörer, ungeduldig auf seinem Sitz hin und her träumend, sich in einem Kolleg wähnend, in dem er früher so gern geschlummert hat, auf das Ende solcher Periode wartet … nun, ich habe dir eben ein Beispiel gegeben. So musst du sprechen [30, c. 600-602]; 

2.3.3. Макросинтаксические, обыгрывающие макросинтексические модели, например, пародии на фольклорные тексты: Mary had a little lamb. She also had a bear. I’ ve seen her lamb a dozen times, but I ‘ve never seen her bare [16, c.13]; Mischt der Bauer Gift zur Butter, ist sie für die Schwiegermutter. Dreht der Hahn sich auf dem Grill, macht das Wetter was es will;

  1. Фонографические, в том числе 

3.1. Фонетические, где смыслообразующую роль выполняют просодические явления, сегментные и суперсегментные фонетические единицы, такие как звуки, их сочетания, слоги, фонетические слова, синтагмы и фразы: A bicycle can’t stand on its own because it is two-tired; Erster Schultag in Berlin. Der Direktor ruft die Schüler auf: «Mustapha El Ekhzeri?» — «Anwesend!» «Achmed El Cabul?» — «Anwesend!» «Kadir Sel Ohlmi?» — «Anwesend!» «Mel Ani El Sner?» — Stille im Klassenzimmer. «Mel Ani El Sner?» — Stille im Klassenzimmer. Ein letztes Mal: «Mel Ani El Sner?» Jetzt steht ein Mädchen in der letzten Reihe auf und sagt: «Das bin wahrscheinlich ich. Aber mein Name wird Melanie Elsner ausgesprochen«; 

3.2. Графические, суть которых состоит в их оформлении: Why was 6 afraid of 7? Because 7 8 9 ! ; Kommt ein Tscheche zum Augenarzt. Der hält ihm die Buchstabentafel vor, auf der steht: “C Z W X N Q Y S T A C Z”. “Können sie das lesen?” “Lesen?”, ruft der Tscheche erstaunt aus, “ich kenne den Kerl!” 

 

Библиографический список

  1. Абдулина Н.З. Феноменологическая характеристика анекдота как типа текста // Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С.Пушкина. – 2008. — N 2 (10). – С.87-97.
  2. Каган М.С. Анекдот как феномен культуры // Анекдот как феномен культуры: материалы круглого стола, 16 ноября 2002 г. — СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. – С. 5-16. 
  3. Кулинич М.А. Лингвокультурология юмора (на материале английского языка). – Самара: Изд-во СГПУ, 2004. – 264 c.
  4. Лендваи Э. Сопоставительная прагматика и межкультурная коммуникация: пособие для студентов-русистов. Pecsi Tudomanyegyetem Boelcseszettudomanyi Kar, 2011 // Электрон. дан. — Режим доступа URL: 

http://janus.ttk.pte.hu/tamop/tananyagok/komparativ_pragmatika/index.html (дата обращения 22.02.2015)

  1. Месропова О.М. Прагмасемантическая классификация текстов шуток и анекдотов // Языковая система и социокультурный контекст. — СПб.: Тригон, 1997. – С. 166-168.
  2. Петренко М.С. Современный анекдот в текстовом, жанровом, дискурсивном аспектах: автореф. дис. … канд. филол. наук. — Таганрог, 2004. — 21 c.
  3. Соколов Е.Г. (Русская) культура как феноменально-феноменологический анекдот // Анекдот как феномен культуры: материалы круглого стола, 16 ноября 2002 г. — СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. – С.116-128.
  4. Химик В.В. Анекдот как уникальное явление русской речевой культуры // Анекдот как феномен культуры: материалы круглого стола, 16 ноября 2002 г. — СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. – С.17-31.
  5. Швей, М.К Типологии языковых анекдотов (контрастивный аспект проблемы) // Studia methodologica: Теоретичнi проблеми мовознавчi студiї. – 2002. — N 11. – C. 16-29.
  6. Шмелева Б.Я., Шмелев А.Д. Русский анекдот: Текст и речевой жанр. – М.: Языки славянской культуры, 2002. – 144 c.
  7. Aarons D. Jokes and the Linguistic Mind. – New York: Routledge, 2012. – 272 p.
  8. Attardo S. Linguistic theories of humor. – Berlin, New York: Mouton de Gruyter (= Humor research 1), 1994. – 426 p.
  9. Cyriak S. Classroom Humor. – Bandra: Saint Paul Press Training Scool, 2008. 2. Print. – 96 p.
  10. Detje F. Sprichwörter und Handeln. Eine psychologische Untersuchung. – Bern: Peter Lang, 1996. – 262 S.
  11. Ellrodt M. «Witz, komm raus, Du bist umzingelt!» – von abgestürzten Witzen und ihrer Notrettung, 2010 // Электрон. дан. — Режим доступа URL: 

http://www.erzaehlen.de/erzaehlen.de/Ellrodt_Witz_files/ellrodt_1.pdf (дата обращения 22.02.2015) 

  1. Georges R.A., Jones M.O. Folkloristics: An Introduction. – Indiana: Indiana University Press, 1995. – 352 p.
  2. Gerhard O., Synnatschke I., Synnatschke S. DuMont Bildatlas Spreewald, Lausitz//Spreewald. Ostfilden: Dumont Reiseverlag, 2014. – S. 37-38.
  3. Hample S. All the Sincerity in Hollywood: Selections from the Writings of Radio’s Legendary Comedian Fred Allen. – Golden: Fulcrum Publishing, 2001. – 202 p.
  4. Hoffmann M. Die Mehrdeutigkeit als Träger des sprachlichen Witzes // Acta Universitatis Lodziensis. Folia Germanica 2010, Bd. 6. – S. 79-94 // Электрон. дан. — Режим доступа URL: 

http://www.foliagermanica.uni.lodz.pl/pdf/6.7.pdf (дата обращения 22.02.2015)

  1. Leavitt S. The Tom Swifties. I’ve Come Back Cried Tom Swifly. Special Report by Scot Leavitt on what has happened to a famous hero’s adverbs // Life Magazine. 1963. – Vol. 54, N 22. – P.19-22.
  2. Lundin L. Wellerness // Электрон. дан. — Режим доступа URL: http://www.sleuthsayers.org/2011/11/wellerness.html (дата обращения 22.02.2015)
  3. McNeely S. Ultimate Book of Jokes: The Essential Collection of More Than 1500 Jokes. – San Francisco California: Chronicle Books, 2011. – 345 p.
  4. Nurminen L. Frau und Mann im Sprichwort und in den sprichwortähnlichen Sprüchen. Pro Gradu Arbeit, Universität Jyväskylä, 2008 // Электрон. дан. — Режим доступа URL:

https://jyx.jyu.fi/dspace/bitstream/handle/123456789/18961/URN_NBN_fi_jyu200809295767.pdf?sequence=1 (дата обращения 22.02.2015)

  1. Oring E. Jokes and Their Relations. – Lexington, Kentucky: University Press of Kentucky, 1992. – 171 p.
  2. Oring E. Engaging Humor. – Urbana and Chicago, Illinois: University of Illinois Press, 2003. – 208 p.
  3. Raskin V. Semantic mechanisms of humor. – Dordrecht: Reidel, 1985. – 284 p.
  4. Rice T.J. The (Tom) Swiftean Culture of ‘Scylla and Charybdis’// Kershner, R.B. Joyce and Popular Culture. – Florida James Joyce Series. Gainesville: University Press of Florida, 1996. – P. 116–117. 
  5. Röhrich L., Mieder W. „Wellerismus (Sagwort, Beispielsprichwort)“ // Röhrich L., Mieder W. Sprichwort. – Stuttgart: Metzler, 1977. – S. 11-14.
  6. Schleer I. Bauernregel und Wettersprüche: eine nach den zwölf Monaten im Kalenderjahr gegliederte Sammlung von Bauernregel und Wetterversen. – Weilheim: Stöppel, 1986. – 200 S.

30.Tucholsky K. Ratschläge für einen schlechten Redner // Gesammelte Werke in vier Bänden. Band III. 1929 — 1932. Reinbek: Rowohlt, 1960. – S. 600-602.

31.Viro P. Der geschenkte Gaul geht so lange zum Brunnen, bis er selbst Gold im Munde hat. Zum Gebrauch des sprichwörtlichen Minimums in deutschen Pressetexten. Pro Gradu Arbeit. Universität Jyväskylä, 2008 // Электрон. дан. — Режим доступа URL: https://jyx.jyu.fi/dspace/bitstream/handle/123456789/19478/URN_NBN_fi_jyu-200901231035.pdf?sequence=2 (дата обращения 22.02.2015)

 

Трансформация смеховой культуры средневековья в петровскую эпоху

УДК 008

Г.Ю. Литвинцева

Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусств, Россия, г. Санкт-Петербург

Аннотация. В статье раскрывается отличие средневековой пародии от пародии в Петровскую эпоху. Если в средневековых пародиях существовала граница между миром культуры (организованным, настоящим) и миром «антикультуры» («перевернутым», абсурдным, невозможным), то в Петровскую эпоху «мир антикультуры» распространяется за отведенные ему рамки. В преобразованиях Петра I огромная роль отводилась пародии и смеху. Яркой иллюстрацией к трансформации смеховой культуры Средневековья в Петровскую эпоху является деятельность «всешутейшего собора», который был необходим Петру I для реализации государственных целей: утверждение абсолютизма по западному образцу и перевод мышления дворян в западноевропейскую систему ценностей.

Abstract. The main goal of this article is to show the difference between the medieval cultural parody and the cultural parody in the Peter’s the Great epoch. In the medieval parody there was a distinct border between the world of culture (organized, real) and the world of so-called “anti-culture” (absurd, unreal, reflecting the “upside down” world). The culture of Peter’s the Great ruling was characterized by blurring of these distinctions; the “anti-culture” was invading the space of the real culture. Peter the Great put the strong emphasis during his modernization of the Russian culture on parody and laugh. The best illustration of the transformation of the medieval “laugh culture” during the Peter’s the Great years can be found in the activities of his “Jesters Assembly” that played the crucial role in the realization of the state goals: the final victory of the absolute monarchy and the integration of the western cultural mindset into the mentality of Russian aristocracy.

Ключевые слова: пародия; карнавальный смех; кощунство; мир «антикультуры»; всешутейший собор; князь-папа; маскарад.

Key words: parody, carnival laugh, sacrilege, the world of “anti-culture”, the “Jesters Assembly”, Prince- the -father, masquerade.

 Д.С. Лихачев, исследуя смеховую культуру Средневековья, отмечал, что сущность смешного остается во все времена одинаковой, но в смеховой культуре всегда очень четко проступают черты эпохи [9, с. 3]. В этой связи представляет особый интерес рассмотрение процесса трансформации средневекового смеха в Петровскую эпоху, с которой в России началось Новое время. М.М. Бахтин отмечал, что к специфической природе народного смеха недопустимо применять критерии, сложившиеся в условиях эстетики Нового времени, поскольку в средневековом карнавале имела место отмена всех иерархических отношений, норм этикета и пристойности [1, с. 16]. 

Д.С. Лихачев показал, что в древнерусских пародиях «вселенная делится на мир настоящий, организованный, мир культуры – и мир не настоящий, не организованный, отрицательный, мир “антикультуры”. В первом мире господствует благополучие и упорядоченность знаковой системы, во втором – нищета, голод, пьянство и полная спутанность всех значений» [9, с. 16]. Смысл древнерусских пародий заключался в создании мира без системы, мира нелепого и дурацкого. Д.С. Лихачев отмечал, что смех в пародиях обращен против всего того, что считается святым, благочестивым, почетным. 

М.М. Бахтин и Д.С. Лихачев считали важнейшей особенностью карнавального смеха – направленность его на самих смеющихся. Для карнавального языка характерна своеобразная логика, которую М.М. Бахтин называл логикой «обратности», «наоборот», «наизнанку», «логикой непрестанных перемещений верха и низа («колесо»), лица и зада», для него «характерны разнообразные виды пародий и травестий, снижений, профанаций, шутовских увенчаний и развенчаний» [1, с. 16]. Авторы древнерусских пародий смешат собой, притворяются дураками, т.е. создают «авторский образ», необходимый им для их «смеховой работы». 

Отличие средневековой пародии от пародии Нового времени Д.С. Лихачев показал на примере русской демократической сатиры XVII в. В таких пародийных произведениях, как «Служба кабаку», «Калязинская челобитная», «Праздник кабацких ярыжек», «Сказание о бражнике», мы можем найти «пародии на церковные песнопения и молитвы, даже на такую священнейшую, как “Отче наш”. И нет никаких указаний на то, что эти произведения запрещались. Напротив, некоторые снабжались предисловиями к “благочестивому читателю”» [9, с. 12]. Интересно, что в XVIII в. (Новое время) ситуация изменяется. Так, автор предисловия к «Службе кабаку» учел это и сделал следующие пояснения: «”Служба кабаку” полезна только тем, кто не видит в ней кощунства. Если же кто относится к этому произведению как к кощунству, то читать ему его не следует» [там же, с.26].

Д.С. Лихачев приводит отрывки из «Службы кабаку»: «наг объявляешеся, не задевает, ни тлеет самородная рубашка, и пуп гол: когда сором, ты закройся перстом»; «голым гузном сажу с полатеи мести во веки» [там же, с. 20]. «Служба кабаку» изображает кабак как церковь, но в нем нет издевательства над церковью как таковой. М.М. Бахтин также отмечал, что для карнавальной площадной речи характерно употребление ругательств, бранных выражений, о которых можно говорить как об особом речевом жанре [1, с. 23]. 

В карнавальной культуре материально-телесная стихия — это явление положительное, и ее ведущей особенностью является снижение, «то есть перевод всего высокого, духовного, идеального, отвлеченного в материально-телесный план, в план земли и тела в их неразрывном единстве» [там же, с. 26].           М.М. Бахтин отмечал, что такие гротескные образы Рабле, «как бросание калом», «обливание мочой», «испражнения», с точки зрения «классического» канона циничны, поскольку положительный и отрицательный полюсы становления (рождение и смерть) разорваны и противопоставлены. Поэтому и «кал, и моча приобретают узко бытовой, однозначный смысл (наше современное значение “кал”, “моча”)» [там же, с. 248]. Не случайно, речевые нормы литературной речи Нового времени налагали запрет на вышеперечисленные темы и гротеск, связанный с народной смеховой культурой оказался вне большой литературы. 

В «Повести о бражнике» представлен мир «антикультуры» — мир перевернутый, дурацкий и невозможный. Бражник, который менее греховен и более умен, чем Давид, Соломон и популярный на Руси Никола, только по меркам пародии Нового времени является кощунственным образом, поскольку воспринимается узко и буквально. 

В Петровскую эпоху изменяется содержание и цели пародии. Осмеяние и искоренение старых обычаев Петр I осуществлял с помощью различных потех, новых праздников и форм досуга, и помогал ему в этом учрежденный им «всешутейший собор», который являлся неотъемлемой частью всех празднеств и развлечений.

Коллегия пьянства или «сумасброднейший, всешутейший собор» состоял под предводительством князя-папы или «всешумнейшего и всешутейшего патриарха московского, кокуйского и всея Яузы». При нем был конклав 12 кардиналов, отъявленных пьяниц и обжор, с огромным штатом таких же епископов, архимандритов и других духовных чинов. В этом уставе до мельчайших подробностей определялись чины избрания и разные степени пьяной иерархии. Так, В.О. Ключевский отмечал, что «первейшей заповедью ордена было напиваться каждодневно и не ложиться спать трезвым. У собора, целью которого было славить Бахуса питием непомерным, был свой порядок пьянодействия “служения Бахусу” и честного обхождения с крепкими напитками» [6, с. 184].

Какую же цель преследовал Петр I, создавая данную коллегию?         В.О. Ключевский склонен видеть здесь больше настроения, чем тенденции [6]. С.А. Князьков считал поводом к учреждению порок пьянства подданных Петра I [7]. И.И. Голиков петровский «разгул» трактует не как монаршее развлечение, не как личную прихоть или озорство, а как культурную акцию. Но у И.И. Голикова данная акция имеет односторонний характер: Петр I осмеивает ненавистную ему старину, борется с бездельем и неблагочестием с помощью «посмеяния и приведения в стыд во имя дел и великих предприятий» [5, ч. 1, с. 14]. Хотя И.И. Голиков указывает на связь деятельности «всешутейшего собора» с уничтожением патриаршества.

А.М. Панченко пытается понять Петра I, исходя из того, что он был «вечным работником» и каждый его шаг преследовал определенную цель. «Всешутейший собор» — штрих в картине подавления церкви самодержавным государством. Он был также необходим Петру I для утверждения нового взгляда на веселье и смех. Петр I стремился подчинить развлечения высшего общества идеям «натурального права» Г. Гроция и С. Пуфендорфа, согласно которым «созданная Богом натура становится автономной и независимой от него и подчиняется лишь установленным законам» [10, т. III, ч. 1, с. 162]. Эти идеи необходимы были преобразователю для установления царского единовластия, и немалая роль в реализации данной цели принадлежала сфере развлечений. Направляя свои усилия на борьбу с традиционным мировоззрением и ценностями, Петр I, по выражению А.М. Панченко, борется с «религиозной концепцией веселья» [там же, с. 160]. 

Если в Древней Руси существовала граница между миром культуры и миром «антикультуры», то в Петровскую эпоху она разрушается. Петр I стремился внушить мысль, что «paзгул», «шумство», веселье — обыкновенная вещь и веселиться можно всем и это не считается греховным. 

Мир «антикультуры» был создан Иваном Грозным в Александровской слободе. Царь и опричники приняли на себя монашеские звания: Иван Грозный был игуменом, Вяземский – келарем, Скуратов – пономарем. В слободе были установлены монастырские порядки: «в полночь все вставали для первой церковной службы; в 4 часа снова все собирались в церковь к заутрене, длившейся до 7 часов; в 8 часов начиналась обедня. Иван, стараясь быть примером для всех, так усердно молился, что на лбу у него оставались следы поклонов» [3, с. 383]. Одновременно царь развлекался пытками, менее кровавыми играми скоморохов и медвежатников. 

Почему Иван Грозный в глазах современников продолжает оставаться православным царем, а Петра, творящего такого же рода бесчинства, в народной среде объявляют антихристом? Поведение Ивана Грозного вписывалось в традиционные рамки норм и представлений. Иван Грозный не посягал на мир культуры, создавая в слободе мир «перевернутый», абсурдный. Петр I же распространил мир «антикультуры» за отведенные ему рамки и это делал намеренно, преследуя цель европеизации русской культуры [см. 8].

Петр I постоянно смешивал серьезное и шутовское. Всешутейшие графы и патриархи совмещали и перемешивали свои шутовские должности и атрибуты с ответственными государственными постами и должностями. Так, князь-папа Н. Зотов был хранителем государственных печатей, князь-кесарь Ф. Ромодановский заведовал тайной полицией, важные государственные сановники специальными указами обязывались участвовать в маскарадах и всякого рода непристойных увеселениях в смешных и шутовских костюмах и нередко параллельно решали дела государственной важности. По этому поводу Ф. Берхгольц недоумевает и пишет, что, по его мнению, это «кажется неприличным, тем более, что многие из них наряжены так, как вовсе не подобает старикам, судьям и советникам» [2, ч. 4, с. 17].

В Древней Руси существовал обычай христославления, когда «священники между Рождеством и праздником трех царей (Крещение) ходят по всем домам своих приходов и поют некоторые церковные песни, и за это подносят им пиво или водки, да еще несколько копеек» [12, 16]. И.Г. Фоккеродт также описывает пародию «пьяной коллегии» на данный обычай: «Куда привалит это шествие, там сначала поется славление, за которое хозяин должен оплачиваться подарком, по крайней мере, в 100 рублей. Вслед за тем гости, которых бывало до 300, садятся за стол, и, если хозяин не слишком чего подает пить им, принесет очень скупой подарок, то его не только напоят до полусмерти, но и надают ему полновесных тузов в придачу» [там же, с. 17]. Участие в царской потехе имело принудительный характер. Из дворян выбирались архиереи и другие духовные чины, а во главе — князь-папа. Певчие государевы пели: «”Христос рождается” и ставили на стол чашу с вином. Затем архидиакон возглашал: “Всешутейский князь-папа, благослови в чаше вино!”». Святочные мистерии несли неслыханное унижение для старой знати. Показательно высказывание князя И. Хованского: «имали меня в Преображенское и на генеральном дворе Никита Зотов ставил меня в митрополиты, а дали мне для отречения столбец и по тому письму я отрицался, а во отречении спрашивали вместо “веруешь ли” – “пьешь ли” и чем своим отречением я себя и пуще бороды погубил, что не спорил и лучше мне было мучения венец принять, нежели было такое отречение чинить» [11, т. 15, кн. 8, с. 101].

Показательны в этом отношений и потешные свадьбы. В 1720 г. состоялось торжество по поводу свадьбы князя-папы И. Бутурлина. Был составлен шутовской список приглашенных, которые должны явиться в маскарадных костюмах. Маскарад продолжался 8 дней, в течение которых затевались всевозможные дурачества и непристойности. Устраивается постель для новобрачных в пирамиде, воздвигнутой перед Сенатом в память счастливой битвы со шведами. Молодых укладывают, напоив их мертвецки пьяными, и заставляют их пить из стаканов, «одна форма которых оскорбление для нравственности» [4, с. 238]. Бракосочетание проходило в церкви св. Троицы. Во время празднования свадьбы князь-папа сидел со своей 60-летней «молодой» подругой за разными столами. Маскарадный Бахус сидел у стола на винной бочке и принуждал пить князя-папу и кардиналов. На следующий день князь-папа вступал в исполнение своих папских обязанностей, раздавая благословение по обряду русских священников.

«Всешутейший собор» прекратил свое существование вместе со смертью Петра, но можно сказать, что он оправдал надежды преобразователя, связанные с формированием нового взгляда на веселье и смех. Трансформация смеховой культуры Средневековья была обусловлена такими целями Петра I, как европеизация русской культуры и утверждение абсолютизма по западному образцу. 

 

Библиографический список 

  1. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. – М.: Художественная литература, 1990. – 543 с.
  2. Берхгольц Ф.В. Дневник камер-юнкера Ф.В. Берхгольца. 1721–1725: в 4 ч. – М.: Университетская типография, 1902–1903. – 783 с.
  3. Валишевский К.Ф. Иван Грозный. — М. ИКПА, 1989. – 397 с.
  4. Валишевский К.Ф. Петр Великий. По новым документам. — М.: Образование, 1911. – 415 с.
  5. Голиков И.И. Деяния Петра Великого. – М.: Универ. тип. Н. Новикова, 1778-1779. – 368 с.
  6. Ключевский В.О. Исторические портреты: Деятели исторической мысли. — М.: Правда, 1990. – 624 с.
  7. Князьков С.А. Из прошлого русской земли: Время Петра Великого. – М.: Планета, 1991. – 712 с. 
  8. Литвинцева Г.Ю. Европеизация культуры русского дворянства в Петровскую эпоху // Credo. – Оренбург: Оренбургское региональное отделение российского философского общества, 2001. – С.126–139.
  9. Лихачев Д.С., Панченко А.М. Смеховой мир Древней Руси. – Л.: Наука, 1976. – 212 с.
  10. Панченко А.М. Русская культура в канун петровских реформ // Из истории русской культуры XVII- начало XVIII века.- М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. — С. 11-261.
  11. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. – М., 1962. – 1024 с.
  12. Фоккеродт И.Г. России при Петре Великом. — М.: Общество истории и древностей российских при Московском университете,1874. — 152 с.

 

Юмор как неотъемлемая часть обучения немецкому языку как иностранному

УДК 372.881.111.22

Мартин Лёшманн

Институт межкультурной коммуникации, Германия, Берлин,

(Institute of Intercultural Communication, Germany, Berlin,)

Аннотация. Хотя в последние десятилетия юмору в процессе обучения иностранным языкам уделяется всё больше внимания, здесь есть ещё огромные пробелы. Данная статья призвана помочь сократить дефицит использования юмора в процессе преподавания и обучения иностранным языкам. Юмор рассматривается, с одной стороны, как неотъемлемая часть мотивации обучаемых, с другой стороны, как один из коммуникативных навыков. Теоретические основы, а также соображения о специфике преподавания иностранных языков и обучения им позволяют описать практически задачи и принципы использования юмора в данной области.

Abstract. Although humor is given more space in recent decades in foreign language learning, there are still immense shortcomings. The article is to help reduce deficits in humorous teaching and learning. Humor is considered as an integral part of the learner’s motivation on the one hand and communication skills on the other. The theoretical foundations as well as the considerations of the specifics concerning foreign language teaching and learning make it possible to describe practicable objectives, functions and guidelines for the use of humor.

Ключевые слова: Юмор, преподавание иностранных языков, практические задачи, принципы использования

Key words: Humor, teaching of foreign languages, practical tasks, principles of use

Хотя по вопросу об использовании юмора в преподавании иностранных языков в последние десятилетия развернулась оживлённая научная дискуссия [7; 2; 3; 4; 8], следствием которой выступает, в частности, новый формат современных учебников по немецкому языку, тема юмора в преподавании иностранного языка отнюдь не исчерпана. О том, что значение данной темы пока не получило должной оценки, свидетельствует, например, список базовых понятий в настольной книге преподавателя иностранных языков Handbuch Fremdsprachenunterricht [1], в котором отсутствует ключевое слово Юмор.

Недооценка или умаление роли юмора в общественной жизни имеет в Германии давнюю традицию. Это подтверждает известная пословица Am Lachen erkennt man den Narren ( ≈ Смех без причины — признак дурачины). Тот, кто шутит, считается легкомысленным, несерьезным, особенно в науке. Поскольку процесс обучения предполагает системную организацию и управляемость его этапами, юмор со своей стихийностью и непредсказуемостью нередко изгоняется преподавателями из учебной аудитории. До сегодняшнего дня вопросами юмора пренебрегают по тем или иным причинам и в подготовке, переподготовке и повышении квалификации преподавателей. Это тем более удивительно, что психологи, философы, антропологи, социологи и врачи, серьёзно занимаясь вопросами юмора, открыли ряд его положительных свойств, которые успешно используются в психотерапии, медицине, уходе за больными, а также в области рекламы и менеджмента [6, c. 9 и далее]. Насколько юмор как объект исследования стал важен в последние десятилетия, демонстрирует возрождение в 1988 г. журнала International Journal of Humor Research, издаваемого международным научным обществом International Society for Humor Studies.

Преподавание иностранного языка предполагает создание на занятиях непринуждённой атмосферы, что вряд ли возможно без использования юмора. Следовательно, юмор необходимо рассматривать как неотъемлемую часть процесса обучения и коммуникативной практики. Юмор должен использоваться независимо от того, идёт ли речь о начальном или продвинутом этапе обучения, о работе над произношением, над развитием лексических или грамматических навыков, тех или иных компетенций в области языка повседневного общения или языка специальностей. 

Та важная роль, которую играет юмор в преподавании иностранных языков, касается и обучающих, и обучаемых. При подготовке, переподготовке и повышении квалификации преподавателей иностранного языка тема юмора не должна недооцениваться или игнорироваться. Точно так, как преподаватели иностранных языков занимаются поиском современных эффективных приёмов и методов обучения, они должны заниматься и целенаправленным использованием юмора. При этом не следует полагаться исключительно на примеры в методических и учебных материалах или средствах массовой информации, а требуется создание своего собственного, индивидуального собрания юмористических учебных материалов. Подобное собрание текстов юмористического содержания должно включать образцы, оказывающие эффективное воздействие на обучаемых, с указанием на тематическую привязку текстов и их возможное использование. Одновременно следует создавать в группах обучаемых юмористические прецеденты с тем, чтобы подготовленные учебные материалы соответствующего содержания могли варьироваться, модифицироваться, трансформироваться и совершенствоваться. Поскольку сами обучаемые участвуют в создании непринуждённой атмосферы на занятиях, нельзя недооценивать ответственность обучаемых за достигнутый результат, важно постоянно взаимодействовать с ними, необходимо активизировать их, увлекать процессом, чтобы обучаемые становились его полноценными участниками. 

Хотя юмор может выдержать всё, кроме регламентирования, невозможно не сформулировать некоторые общие принципы использования юмора на занятиях по немецкому языку как иностранному.

  1. Использование юмора не должно ограничиваться продвинутым этапом обучения иностранному языку. Юмор должен сопровождать занятия с самого начала, при этом, разумеется, соответствовать уровню владения иностранным языком обучаемых. Комические ситуации, смешные рифмы и стихи, скороговорки, простые шутки могут иметь место уже на первых занятиях, например:

— смешные рифмы:

Durst – Wurst, Butter – Mutter; 

— песенки:

ABC die Katze, die Katze lief im Schnee, und als sie dann nach Hause kam, da hatt‘ sie weiße Stiefel an; 

— шутки типа «говорят дети»:

Ein Mädchen bekommt ein Päckchen Gummibärchen. „Wie sagt man?“ Das Mädchen antwortet: „Aufmachen!“; 

— весёлые загадки:

Was hat vier Beine und kann doch nicht laufen?

Приведём другой пример, из области обучения фонетике. В методике преподавания иностранных языков уже давно утвердилась идея о том, что приобретение прочных фонетических основ является одним из условий успешного усвоения иностранного языка, но также очевидно, что фонетические упражнения быстро утомляют и наскучивают. Для предотвращения этого могут быть использованы, например, скороговорки, но не только они: 

Wenn fliegende Fliegen hinter fliegenden Fliegen fliegen, dann fliegen (fliegende) Fliegen hinter (fliegenden) Fliegen.

Причём скороговорки могут быть распространёнными, как, например, у Б. Папенфуса:

Stimmt, nichts stimmt, was stimmt, stinkt. 

При желании всегда найдётся достаточное количество комических текстов, которые могут быть использованы для фонетических упражнений, как, например, упражнение для дифференциации [i] и [i:] на основе текста         К. Коллер:

ICH liebe dich

DU liebst mich

ER liebt SIE

(ES ist unterwegs).

  1. Юмор обладает широкими функциональными возможностями.

Он может выполнять на занятиях по иностранному языку самые разнообразные функции и использоваться в самых различных учебных ситуациях. Но при этом юмор обязательно должен соответствовать теме, задачам, краткосрочным и долгосрочным целям обучения и применяться по возможности так, чтобы не чувствовалась направляющая роль педагога. 

Широкие функциональные возможности юмора можно продемонстрировать на примере его использования во введении в тему и в заключении к ней. Если важность введения понятна и методически обоснована, то закономерен вопрос, почему же отсутствует подобное внимание к заключению. Каждый преподаватель работает на результат, как на занятии, так и в пределах темы, а учебники предоставляют для этого различные возможности, хотя и не всегда мотивирующие. Двойная функция заключения с одной стороны, демонстрация достигнутых результатов, с другой, ориентация на продолжение, на новую тему, и пробуждение интереса к ней часто реализуется не в полном объеме. 

Например, пройдена тема «Жилище», за ней следует тема «Торжество», которую предваряет итоговая иллюстрация к первой теме: изображение полностью замусоренной кухни, беспорядка в гостиной.

  1. Юмор не должен ограничиваться сферами определенных знаний, умений и навыков. Он должен использоваться на протяжении всего занятия в обучении как грамматике, так и лексике, в развитии как рецептивных, так и продуктивных навыков.

Юмор подходит для закрепления всех грамматических структур и многих лексических. К теме «Профессии» можно, например, предложить веселое комбинаторное упражнение:

Welche Namen lassen sich mit welchen Berufen verbinden?

Familie Becker, A. Fiedler, Frau Fischer, A. Glas; Herr Gärtner, Frau Laube, B. Kamm. 

Для закрепления степени сравнения lieber подходят такие популярные поговорки как:

Lieber Feste feiern als feste arbeiten;

Lieber reich und gesund als arm und krank.

Примеры типа lieber reich могут выступать одновременно и в качестве упражнения на антонимы arm und reich, krank und gesund и т. д.

  1. Эффективность юмора определяют его целенаправленность и дозированность. Если юмора чересчур много, наступает перенасыщение.          В рекламе говорят в подобных случаях о Wear-out-Effect (эффекте изнашивания). Исключение составляют так называемые приколы, какими мы их знаем из Dinner for One:

James stolpert insgesamt elf Mal über den Kopf eines ausgelegten Tigerfells, als zusätzliche Pointe läuft er einmal daran vorbei, stolpert dann aber auf dem Rückweg, einmal schreitet er grazil darüber hinweg und einmal springt er, schon deutlich angetrunken, im Schlusssprung hinüber

Такие шутки можно многократно использовать на занятиях по немецкому языку, повторяя смешные ошибки и исправляя их, или же повторяя сложные предложения. В Monty Python’s Flying Circus Джон Клиз всегда объявляет следующий скетч повторяющейся фразой Und nun zu etwas völlig anderem (А теперь нечто совсем другое). На занятиях эта фраза может быть использована по своему прямому назначению или же в новой функции, когда после данного высказывания ничего нового не происходит, а продолжается далее работа над темой, хотя было объявлено иное. В любом случае стандартные метаязыковые элементы процесса обучения образуют широкое поле деятельности.

  1. При использовании юмора важно опираться на многообразие его форм и содержания. Юмор на занятиях по иностранному языку должен по возможности сохранять спонтанность, неожиданность. Однотипные, повторяющиеся шутки могут вызывать со временем отторжение. Если в каждом введении в тему использовать однотипные шутки или карикатуры, то пропадает интерес к ним и появляется скука. Введения в тему смогут сохранять свою привлекательность и вызывать интерес, если в них использовать разнообразные формы проявления юмора. Сказанное выше справедливо и для системы упражнений. 

Если постоянно использовать весёлые истории, то даже этот тип текстов перестанет быть интересным. Разнообразия в данном случае можно достичь использованием вариаций, как схожего, так и противоположного содержания, на тему заданного юмористического текста. Предположим, что следующая история Б. Брехта уже известна обучаемым:

Das Wiedersehen: Ein Mann, der Herrn K. lange nicht gesehen hatte, begrüßte ihn mit den Worten: „Sie haben sich gar nicht verändert.“„Oh!“ sagte Herr K. und erbleichte. 

Тогда смех может вызвать история типа:

Ein Mann, der in seinem Amt nicht viel zu tun hatte, wurde eines Tages aufgefordert: „Beweisen Sie, dass Sie hier wirklich gebraucht werden.“ „Oh!“, sagte der Angestellte und erbleichte [5].

 

Библиографический список

  1. Bausch, K.-R., Christ, H., Krumm, H.-J. Handbuch Fremdsprachenunterricht. 4. Aufl. ,Tübingen, Basel: Francke, 2003. – 585 S.
  2. Bell, N. D. Humor comprehension: Lessons learned from cross-cultural communication //Humor 2007, 20, 4. – S. 367-387.
  3. Cui, P. Deutscher und Chinesischer Humor – eine kontrastive Studie zu deutschen und chinesischen ethnischen und Familienwitzen. Diss phil. Univ. Bremen, 2008. – 215 S.
  4. Hoffmann, T., Lercher, M.-Chr., Middeke, A., Tittel, K. Humor. Grenzüberschreitende Spielarten eines kulturellen Phänomens. Göttingen: Universitätsverlag, 2008. – 250 S.
  5. Löschmann, M. Humor muss sein auch im Fremdsprachenunterricht // Löschmann, M. (Hg.) Humor im Fremdsprachenunterricht. Frankfurt u.a.: Peter Lang, 2015. – (В печати) 
  6. Lorenzen, A. Humor und Pädagogik – Zur Bedeutung des Humors in pädagogischen Zusammenhängen. Saarbrücken: VDM Müller, 2007. – 115 S.
  7. Rissland, B. Humor und seine Bedeutung für den Lehrerberuf. Bad Heilbrunn: Klinkhardt, 2002. – 234 S.
  8. Thaler, E. Heiter kommt man weiter. Humor im Fremdsprachenunterricht // Praxis des Fremdsprachenunterrichts. Basisheft 2012 (9), 3. – S. 5-8. 

Образ Николая II в политической карикатуре Габриэля Галантара

УДК 03:19.41.09

А.М. Мойсинович

Ярославский государственный университет им. П.Г.Демидова, Россия, г. Ярославль

Аннотация. Статья посвящена формированию образа императора Николая II в политической карикатуре периода первой русской революции. В статье рассматриваются работы итальянского художника Габриэля Галантара.

Abstract. The article is dedicated to the formation of the emperor Nikolas II image in the political cartoon during the First Russian revolution. The author examines works of Italian artist Gabriele Galantara.

Ключевые слова: сатирическая печать, политическая карикатура, образ, Николай II.

Key words: satirical press, political cartoon, image, Nikolas II.

В последнее время исследователи для изучения важных исторических событий все чаще привлекают такой вид источника как политическая карикатура. Ее ценность заключается в визуальной информации, дающей нам представление о мыслях и взглядах людей, живших в ту или иную эпоху. Художник-карикатурист был не только проводником умонастроений общества своего времени, но и акцентировал внимание на проблемах современности. Он привлекал зрителя умением интуитивно чувствовать нюансы политической и международной обстановки, затрагивать важные социальные вопросы, обращаться к запретным темам, подвергать критике видных государственных деятелей. Часто образы, созданные художниками разных стран, совпадали как в оценке событий, происходивших в мире, так и в характеристике политических лидеров и монархов. Так, когда в начале ХХ в. в России складывается сложная внутриполитическая ситуация, особенно после начала русско-японской войны 1904-1905 гг., одной из основных мишеней иностранной сатиры становится российский император Николай II. 

Заграничные сатирические журналы с большим вниманием следили за развитием событий российской революции и на своих страницах показали образ Николая II в крайне нелицеприятном, подчас нелепом виде. Изучая работы иностранных художников, поражаешься, насколько они чувствовали происходящее в России и как точно отобразили императора и характер его политики. 

Яркий и колоритный портрет Николая II был создан талантливым итальянским карикатуристом Габриэлем Галантара (Gabriele Galantara), более известным как Рата Ланга (Rata Langa – анаграмма фамилии – прим. авт.). В 1892 г. он, вместе со своим другом Г. Подреккой, основал еженедельный сатирический журнал «L’asino» («Осел»). Своим непочтительным, смелым и агрессивным стилем журнал быстро завоевывает широкий круг читателей [1, р. 150]. На страницах журнала велась пропаганда социалистических идей, критика правительства и католической церкви. В орбиту Галантара, главного художника «L’asino», попадали не только сюжеты политической и социальной жизни Италии, но и события, происходящие за ее пределами, международная политика. Его рисунки всегда актуальны, страстны, фанатичны и беспощадны. Со временем Галантара приобретает известность и в Европе. В Германии он сотрудничает с «Der Wahre Jacob», во Франции с «L’assiette au Beurre», «Le Rire».

Г. Галантара пристально следил за происходящим в России. В 1905-1906 гг. им была создана серия карикатур на тему пролетарской революции. Несмотря на то, что они были помещены в немецком «Der Wahre Jacob» и итальянском «L’asino», их объединяло единство замысла, ключевой фигурой которого был российский самодержец. Он изображался одетым в военную форму, обычно в парадный мундир с эполетами и аксельбантами, с короной на голове. В ряде рисунков царственный убор изображен с извивающимися змеями, символично подчеркивая характер самодержавной власти, несущей смерть и разрушения. 

В начале февраля 1905 г. Г. Галантара помещает на обложке «L’asino» карикатуру под названием «Массовые убийства в России» [2]. На рисунке царь, в нетерпении привстав со стула, слушает доклад князя Владимира, одной рукой отдающего честь, а другой держащего окровавленную саблю, за его спиной воинские части казаков ждут дальнейших распоряжений. Все действие происходит на фоне лежащих мертвых тел. Под рисунком, отражая всю иронию происходящего, размещены слова великого князя царю: «Ваше Величество, как видите, в России царит мир». В основе сюжета — события 9 января и распоряжение великого князя Владимира, главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа, о применении военной силы против беззащитных рабочих и их семей. Расстрел мирной демонстрации вызвал народное недовольство по всей стране и стал началом первой русской революции.

Постепенно сюжетная линия, задуманная художником, развивается, и урок устрашения, преподанный властями народу в Петербурге 9 января, получает логическое продолжение в следующем рисунке. Перед зрителем предстает Николай Триумфатор, гордо шествующий по трупам людей в окружении воинских частей. Над ним веет улыбающаяся смерть, приобнимающая его одной рукой и подталкивающая в нужном ей направлении, требуя новых жертв [3]. Но, как позднее покажет автор карикатур, мгновение триумфа иллюзорно и может стать роковым для самой власти. Так, в немецком «Der Wahre Jacob» [4], Г. Галантара изображает на переднем плане в пол-оборота российского самодержца, с рук которого капает кровь, у ног в луже крови лежат миртовая ветвь и погнутая сабля, на клинке расположился голубь мира. На заднем плане солдат приоткрывает занавес, за ним зритель видит помост с виселицей и смерть в образе палача. Военный, указывая на смерть, говорит царю: «Ваше величество! Вот ваш единственный верный друг!». Атрибутика, используемая художником, буквально сигнализирует о том, что все попытки добиться мира в революционной России с помощью военной силы, обречены на провал и могут привести не только к краху самодержавной власти, но и гибели монарха. 

Эта идея получает свое развитие в известном исследователям рисунке «Видение царя» [5], где насмерть перепуганный Николай, стоя у зеркала, видит в нем не свое отражение, а обезглавленного короля Людовика XVI. Сюжет, безусловно, не нов и часто повторяется в работах иностранных художников в различных вариациях.

По мере роста народного волнения в российском правительстве усиливается растерянность и колебания. Почувствовав это, итальянский карикатурист изображает Николая II напуганным событиями, разворачивающимися за пределами его дворца. На одном из рисунков под звучным названием «Безголовый царь» он нарисован выглядывающим из-под кровати, а его адъютант, смотрящий на волнующийся народ за окном, говорит ему: «Ваше величество, требуют вашу голову!» — и слышит в ответ: «Скажите, что у меня ее никогда не было» [6, с. 4]. Социалист Г. Галантара совсем не жалеет императора, его симпатии на стороне русского народа. Державная особа, к которой в России до революционных событий относились как к наместнику Бога на земле, здесь низведен до жалкой, потерявшей голову от страха, личности. 

В реальности царь ищет пути выхода правительства из кризиса. Под напором стачечного движения он идет на некоторые политические уступки и поручает министру внутренних дел А.Г. Булыгину разработать законопроект об учреждении совещательной Думы. Но компромисс подобного рода уже не мог удовлетворить народные массы. Хорошо это чувствовали и за границей. 

В сентябрьском номере «L’asino» в карикатуре «Ради спасения» художник изображает Николая II в корзине старого воздушного шара, сильно потрепанного, с залатанными дырами. Для того, чтобы летательный аппарат не упал вниз, русский царь сбрасывает балласт – Думу. Это дает ему шанс на некоторое время подняться чуть выше, но очевидно ненадолго, так как шар выпускает воздух, а внизу представитель народа кричит: «Эх! Нужен другой балласт! Корона тяжелее!» [7]. 

Выразительные средства, к которым прибегает карикатурист, емко и красноречиво отражали саму суть проблемы. Для того, чтобы стабилизировать ситуацию в стране, правительственных полумер недостаточно, необходимы более серьезные уступки со стороны самодержавия, вплоть до отказа царя от части собственных властных полномочий. 

Действительно, «булыгинская дума» вызвала сильную волну протеста со стороны рабочих и крестьян. Осенью 1905 г. в Москве разворачивается Всероссийская октябрьская политическая стачка. И в ответ на это событие появляется карикатура «Положение царизма», где царь предстает в виде гигантской монументальной скульптуры, над разрушением которой активно трудится русский народ. Завершающим штрихом служит подпись к рисунку – «Предсказываем, что скоро упадешь» [8]. Все указывает на то, что волнения среди рабочих, крестьян и военных медленно, но верно подрывают основы самодержавной власти.  

Под давлением революционных сил правительство издает Манифест 17 октября и дарует гражданские свободы. О том, в каких условиях происходило провозглашение начал буржуазного конституционализма в России, наглядно демонстрирует рисунок под звучным названием «Николай, отважный жонглер и гимнаст» [9]. На цирковой арене, лавируя между взрывающихся бомб и пытаясь удержать равновесие, русский царь жонглирует шпагой, на самом кончике рукояти которой расположилась корона, готовая того и гляди упасть. За выступлением, затаив дыхание, внимательно наблюдают монархи других стран. Сюжет наглядно продемонстрировал шаткость самодержавной системы управления, которая, несмотря на революционный настрой масс, не желала сдаваться без боя, из последних сил балансируя на грани своих возможностей, но, в конце концов, вынуждена была уступить.

На фоне вышеприведенных работ карикатура «Сила судьбы» [10] под кистью художника приобретает характер пророчества для Николая II. Она была создана спустя год после осенних событий 1905 г., в период, когда шло активное наступление реакционных сил в стране. На рисунке изображен крутой склон, с которого русский царь падает в раскинувшееся внизу Черное море с плавающими в нем могильными крестами. Николай II изображен с непомерно большой головой в императорской короне, груз которой как камень тянет его в пропасть. Текст «Вниз, вниз, Николай, в пропасть!» с безнадежностью указывал, куда ведет стремление царя любым способом удержать свои позиции. Табличка, установленная в конце «Улицы упрямцев» рядом с обрывом, подчеркивала всю безвыходность ситуации. 

Завершая повествование, отметим, что мы рассмотрели лишь незначительную часть работ Габиэля Галантара. Но даже беглое знакомство с ними дает нам информативно объемный образ Николая II, формировавшийся на фоне революционных событий в России. В рисунках художника царь выступает как олицетворение самодержавной России, не желавшей отступить со своих позиций и понять насущную необходимость давно назревших перемен. Для работ Габриэля Галантара была характерна ирония, осуждение военных мер русского правительства по стабилизации положения в стране, критичное отношение к созданию конституционно-парламентской монархии. В результате им был создан крайне непривлекательный образ российского императора, показаны его безразличие к судьбам своих подданных, нерешительность и страх в критические для страны моменты, фатализм, несоответствие статусу самодержца.

 

Библиографический список

  1. Neri G.D. Galantara. Il morso dellʹAsino. Milano, 1980. 
  2. L’asino. 1905. 5 февраля. № 6. Обложка.
  3. Der Wahre Jacob. 1905. 7 марта. № 486. Обложка.
  4. Der Wahre Jacob. 1905. 21 марта. № 487. Обложка.
  5. Der Wahre Jacob. 1905. 22 августа. № 498. Обложка.
  6. Der Wahre Jacob. 1905. 30 мая. № 492. 
  7. L’asino. 1905. 3 сентября. № 36. Обложка.
  8. L’asino. 1905. 29 октября. № 44. Обложка.
  9. Der Wahre Jacob. 1905. 14 ноября. № 504. Обложка.
  10. L’asino. 1906. 30 сентября. № 39. Обложка.

 

Юмор как средство педагогического общения

УДК 37.02

Л.А. Оганнисян

Южный федеральный университет, Россия, г. Ростов-на-Дону

Аннотация: Для педагога юмор — одно из важнейших профессиональных качеств. При помощи юмора педагог может выразить личное отношение к происходящему, а также проявить умение учитывать индивидуальные особенности ученика. Последнее приобретает большую значимость, поскольку по реакции собеседника учитель сам получает информацию о нем, в частности, о его возможности понимать и принимать юмор.

Abstract. For the teacher humor is one of the most important professional qualities. With humor, the teacher may express a personal attitude, and to show the ability to take into account the individual characteristics of the student. The latter becomes more important because the reaction of the interlocutor the teacher he receives information about him, particularly about his ability to understand and accept humor.

Ключевые слова: Юмор, педагог, педагогический процесс, педагогическая деятельность, средство педагогического воздействия.

Keywords: Humor, teacher, teaching process, teaching activities, pedagogical impact tool.

 

Современному российскому обществу требуется всесторонне развитая личность способная критически мыслить, самостоятельно принимать решения и творчески подходить к любому делу, активно участвовать в производстве, общественной и культурной жизни. Поиск качественно новых путей повышения эффективности учебно-воспитательного процесса в школе обусловил создание педагогических технологий, позволяющих формировать личность с учетом названных требований, а также использовать в разработке новых методик обучения и воспитания тот личностный потенциал учителя, применению которого не отводилось ранее достаточного внимания. 

Возможности юмора в работе с детьми используют многие учителя. Именно юмор помогает сглаживать житейские шероховатости и обходить острые углы, создавать благоприятную дружественную атмосферу, комфортность в обучении и воспитании. В этой связи юмор как средство педагогического мастерства приобретает особое значение.

В.А. Сухомлинский считал юмор сильным средством воздействия. Он утверждал, что способность увидеть в нарушении дисциплины смешное и пристыдить смешным — в этом заключается умение проникнуть умом и сердцем в духовный мир ребенка: «Ребенок жить без смеха не может. Когда дети смеются, нельзя сердиться, ненужный и не к месту смех нужно пристыдить юмором, т. е. смехом же».

Юмор как особое отношение человека к миру и самому себе нельзя считать свойством отдельной личности. Это функциональный продукт межличностных отношений, проявляющихся лишь в условиях общения его носителя с другими людьми. Не только общение играет весомую роль в возникновении юмора, но и сам юмор способен оказывать значительное влияние на организацию общения.

Несомненную педагогическую ценность обнаруживает в себе особое свойство человеческой природы — юмор и его естественное выражение — смех. Включение в педагогический процесс средств, методов и приемов педагогического воздействия, основанных на знании психолого-педагогического потенциала юмора, специфики процессов восприятия и проявления его детьми, может стать существенный резервом повышения эффекта процесса обучения, воспитания и развития личности [1, c. 34-35]. 

Юмор по причине своего совпадения с психологическим механизмом процесса творчества может быть использован для формирования творческого отношения к действительности, которое можно понимать, в частности, как способность и склонность к творческому мышлению. И. Войнар определил это свойство как черту «открытого ума» и выделил ее следующие признаки: 

— острое восприятие действительности; 

— углубленное понимание себя и других людей; 

— углубленное отражение действительности, также представленной в искусстве; 

— самостоятельная выразительность и артистическая деятельность.

Одним из приемов формирования творческого отношения с использованием юмора является юмористическое фантазирование. Этот прием широко использовал в своей практике В.А. Сухомлинский. Предоставляя ребенку возможность проявить свою фантазию, игру воображения, мастерство рассказчика, великий педагог предлагал своим воспитанникам сочинять добрые сказки, веселые истории, будившие в ребенке истинно человеческие чувства, развивающие творческую мысль, воображение, речь.

Юмор моделирует исконную педагогическую ситуацию — стремление ребенка отождествлять себя со взрослыми. Благодаря этому становится возможным процесс снятия социальных и психологических барьеров между учениками и педагогом, между учителем и группой учащихся, коллективом. Установление педагогического взаимодействия делает взрослого и ребенка равноправными в их сотрудничестве, помогает проложить пути развития индивидуальных творческих способностей детей.

Для педагога юмор — одно из важнейших профессиональных качеств. Умелое применение на занятиях каламбуров, ассоциаций, пословиц, поговорок, афоризмов, исторических анекдотов и подлинных забавных историй из жизни знаменитых ученых на тему урока дает возможность передохнуть на занятиях, освежает внимание, развивает ассоциативное мышление слушателей, расширяет их кругозор, повышает уровень общей культуры, оказывает эмоциональное воздействие на аудиторию. Но юмор, применяемый преподавателем на занятиях, должен быть, прежде всего, уместным [2, c. 21-23].

Каждый классный коллектив реагирует на юмор по-разному. Одни ребята, посмеявшись, быстро переключатся на работу, а другие будут пересмеиваться до конца урока. Характер реакции определяется уровнем интеллектуального, нравственного и общекультурного развития класса. Если он невысок, то не стоит и прибегать к юмору.

Не надо превращать юмор в самоцель, смех ради смеха. У педагогического юмора должна быть чёткая целенаправленность.

Учителям надо воспитывать в детях «культуру юмора». Им надо говорить о том, что бестактно шутить над природными данными: нельзя смеяться над физическими недостатками, умственными способностями, речевыми дефектами, внешностью, фигурой. Смеяться можно только над нравственными пороками [3, c. 29-31].

Юмор должен быть дифференцированным. Надо воздерживаться от шуток по отношению к трудным детям, лишённым, как правило, родительской любви.

Характеризуя юмор как педагогическое средство, необходимо, прежде всего, определить его функции в педагогической деятельности, то есть задачи, которые в процессе использования юмора решает педагог.

  1. Информативная функция

Учитель, использующий юмор, не только передает некую информацию о предмете речи, но и проявляет себя как личность (выражает личное отношение к происходящему, а также проявляет умение учитывать индивидуальные особенности ученика).

Чувство юмора в процессе общения, выраженное в утонченном острословии (каламбуре, анекдоте, юмореске, карикатуре), характеризует культуру, такт и ум человека, создающего комическую ситуацию.

Кроме того, при помощи юмора педагог может выразить личное отношение к происходящему, а также проявить умение учитывать индивидуальные особенности ученика. Последнее приобретает большую значимость, поскольку по реакции собеседника учитель сам получает информацию о нем, в частности, о его возможности понимать и принимать юмор.

  1. Эмоциональная функция

Юмор обеспечивает удовлетворительное самочувствие в любой ситуации. Он позволяет менее болезненно приспособиться к изменившимся условиям. 

Практика показывает, что чем выше у участников педагогического процесса способность понимать и создавать юмор, использовать его для преодоления трудных ситуаций, тем менее выражены у них симптомы депрессии — сниженное настроение, низкая самооценка, безнадежное восприятие своего будущего.

Юмор может выступать как средство снятия психологического напряжения, психологической разрядки, создания творческого самочувствия и, в конечном итоге, способствовать эффективности педагогической деятельности. Кроме того, с помощью юмора можно управлять групповыми настроениями, создавать условия для коллективных действий, да и формировать коллектив учащихся.   А. Моди из США в книге «О смехе, или целительная сила юмора» писал, что способность человека смеяться такой же важный показатель его здоровья, как и все другие. Человек чувствует себя значительно лучше, когда готов пошутить или посмеяться.

Юмор может выступать как средство собственной эмоциональной поддержки и эмоциональной поддержки окружающих.

  1. Мотивационная функция

Юмор выступает как стимул самовоспитания и стимулирует поиск новых средств оценки.

Безусловно, шутка иногда может быть педагогически целесообразной в большей степени, чем наказание или строгий выговор. Кроме того, юмор — это средство выражения индивидуальности как учителя, так и учащихся. Остроумному педагогу всегда легче найти нестандартное решение педагогической задачи. К такому учителю «тянутся» дети. Таким образом, стремление использовать юмор в профессиональной деятельности может быть обусловлено различными причинами, но в любом случае данное педагогическое средство должно способствовать позитивному решению педагогических задач.

  1. Регулирующая функция

Юмор регулирует отношения между педагогами, между педагогами и учениками, между учениками. 

Иногда, чтобы вступить в общение, педагог начинает с остроумного замечания или   забавной истории. Заставить человека рассмеяться — значит войти с ним в эмоциональный контакт, вызвать к себе расположение и в какой-то мере доверие.

Выступая как средство сплочения, юмор способствует благоприятному разрешению конфликтных ситуаций, в результате чего конфликт будет исчерпан. Являясь основой доброжелательных отношений между участниками педагогической системы, юмор предполагает наличие позитивных намерений и положительного идеала у каждого из них.

Таким образом, юмор требует от учителя достаточно высоких морально-этических качеств. Использовать юмор как средство педагогического воздействия может только учитель, который сам имеет высокий нравственный потенциал. 

 

Библиографический список

  1. Кухранова И. Юмор в педагогической деятельности // Воспитание школьников.- 2003. — N 7. — С. 34-35. 
  2. Прокопенко В. Возможности юмора // Народное образование. — 2000. — № 8. — С. 21-23.
  3. Якушева С.Д. Основы педагогического мастерства. – М., 2011. — С. 29-31.

 

Использование юмора в обучении

УДК 37.02

О.С. Протас

Учреждение образования «Полоцкий государственный университет», Беларусь, г. Полоцк

 

Аннотация. Статья посвящена использованию юмора в процессе обучения. Автор приводит факты положительного воздействия юмора на физическое и психическое здоровье, дает обоснование необходимости применения юмора в педагогической деятельности. Выделяются четыре основные функции юмора в обучении: эмоциональная, мотивационная, регулирующая, информационная. В статье приводятся конкретные рекомендации по оптимальному дозированию шуток в рамках отдельного занятия.

Ключевые слова. Юмор, учебный процесс, мотивация, положительные эмоции

 

Юмор – изящество ума, несущее добро

Ю.Г. Тамберг

 

Юмор – удивительное порождение человеческого воображения. Отличительная особенность юмора заключается в том, что смешное не служит удовлетворению первичных потребностей человека, а относится исключительно к эстетической сфере. З. Фрейд, анализируя сущность комического, замечает, что «мы …ничего не хотим от вещей, не нуждаемся в них для удовлетворения какой-нибудь из наших важных жизненных потребностей, а просто довольствуемся их созерцанием и наслаждаемся их представлением. Это наслаждение, этот ряд представлений – чисто эстетический; он зависит только от себя, только в себе имеет свою цель и не выполняет никаких других жизненных целей» [1, с. 94]. В то же время юмор не может рассматриваться как бесцельное и нецелесообразное явление. Напротив, смех и юмор оказывают благотворное, не будет преувеличением сказать, чудотворное действие. 

Так, например, Норманн Казинс, основоположник гелотологии ‘науки о смехе’, страдал в свое время от редкой болезни суставов, и прогнозы врачей были неутешительны. Тогда он, вооружившись видеозаписями знаменитых комедий, заперся в доме и часами смотрел их. Спустя некоторое время медики констатировали замедление воспалительного процесса, а в скором времени болезнь полностью отступила. Терапевтический эффект смеха был ошеломляющим. С тех пор в США и Европе начали изучать влияние смеха на здоровье человека.

Наглядным примером того, что смех лечит не только тело, но и душу, является рассказ Виктора Франкла, жертвы фашистского концлагеря «Аушвиц», который методично описывал влияние юмора в борьбе за самосохранение: «Хорошо известно, что юмор, более чем какое-нибудь другое свойство человеческой натуры, помогает стать как бы вне окружающей действительности, подняться над ней хотя бы на несколько секунд» [2, с. 64]. 

Франкл размышляет о чувстве юмора как о мощном защитном механизме, позволяющем сохранять надежду и выживать, причем это чувство может быть развито у любого человека: «Попытка развить чувство юмора и видеть вещи с их смешной стороны — это некий вид уловки, которой можно научиться, овладевая искусством жить. И человек может тренироваться в искусстве жить даже в концлагере, где царит страдание» [2, с. 65].

В настоящее время все чаще звучит призыв к использованию юмора в обучении.   С.В. Юнова пишет: «Если можно стать хорошим ученым, не обладая чувством юмора, то хорошим педагогом – никогда» [3, с. 98].

Ю.Г. Тамберг приводит неутешительные статистические данные, согласно которым лишь 26% учителей обладают чувством юмора, 62% обладают им частично, 12% и вовсе не имеют чувства юмора. Он высказывает мнение, что «абитуриентов – будущих учителей и воспитателей … надо тестировать на обладание чувством юмора и обучать методикам воспитания чувства юмора у детей» [4, с. 6]. 

О.А. Сергеева в своем диссертационном исследовании «Подготовка будущих учителей к использованию юмора в педагогической деятельности» выделяет четыре основные функции юмора в педагогической деятельности: эмоциональную, мотивационную, регулирующую, информативную [5, с. 11]. 

Эмоциональная функция. Смех оказывает сильное положительное воздействие на самочувствие человека и выступает как средство снятия психологического напряжения. Во время смеха как при физических упражнениях задействуются различные группы мышц, пульс учащается, при этом организм высвобождается от продуктов обмена, поэтому от души посмеявшись, мы чувствуем прилив сил и энергии. Как правило, во время занятий обучающиеся постоянно должны находиться в стадии активизации внимания и мышления. Однако, строение головного мозга таково, что он не может поддерживать внимание на высоком уровне постоянно, и юмор служит одним из наиболее эффективных средств организации паузы и снятия утомления. Вот как пользуется этим приемом профессор в рассказе А. П. Чехова «Скучная история»:

«Читаешь четверть, полчаса и вот замечаешь, что студенты начинают поглядывать на потолок, на Петра Игнатьевича, один полезет за платком, другой сядет поудобнее, третий улыбнется своим мыслям… Это значит, что внимание утомлено. Нужно принять меры. Пользуясь первым удобным случаем, я говорю какой-нибудь каламбур. Все полтораста лиц широко улыбаются, глаза весело блестят, слышится ненадолго гул моря… Я тоже смеюсь. Внимание освежилось, и я могу продолжать» [6, с. 262].

Мотивационная функция. Мотивация является, пожалуй, наиболее неоспоримым фактором успешности в целом и обучения в частности. Мотивация тесно связана с эмоциями. Эмоции выступают в роли пускового механизма для мотивационного процесса: «Любой мотив можно рассматривать как комбинацию мысли и чувства, как аффективно-когнитивную структуру» [7, с. 109]. Положительные эмоции доставляют удовольствие, и поведение человека неосознанно направлено на то, чтобы вновь переживать приятные ощущения либо избегать неприятные. Положительные эмоции способствуют усилению и упрочиванию мотивационных процессов, помогают снять психологические барьеры. Обращение к эмоциональной сфере учащихся расширяет возможности сознания, стимулирует активность и творчество. По мнению Г.Э. Изарда, эмоции непосредственно влияют на наше восприятие, на то, как мы видим и слышим [7, с. 21]. Учитель, обладающий чувством юмора, вызывает уважение и располагает к себе учеников, а порой даже вызывает восхищение. Ю.Г. Тамберг справедливо замечает, что «учитель, сумевший влюбить в себя класс, управляет классом легко и свободно, ученики ему верят, его слушают, так как общаться с ним и полезно, и приятно, и весело» [4, с. 44]. Юмор служит эффективным средством для уменьшения фактора монотонии, которая, к сожалению, часто наблюдается в учебном процессе. 

Регулирующая функция. Юмор выступает средством установления контакта, собственной эмоциональной поддержки и поддержки окружающих. В шутку можно облачить нежелательное поведение с целью коррекции. Следует учитывать, что юмор бывает нейтрально-доброжелательным, ироническим, саркастическим, пошлым и др. Из профессионального общения педагога должны быть исключены сарказм и ирония, высмеивание недостатков и физических особенностей учащихся недопустимо с этической точки зрения.

Информативная функция. Юмор может способствовать лучшему усвоению учебного материала. Чем необычнее ассоциация, тем прочнее запоминание. Р. Грановская подчеркивает, что «положительный опыт запоминается лучше, чем отрицательный, а отрицательный опыт – лучше, чем нейтральный» [8, с. 134]. Юмор, выполняющий информативную функцию, должен быть тщательно подобран и находиться в контекстуальной взаимосвязи с текущим учебным материалом, непроизвольное запоминание происходит в результате эффекта неконгруэнтности серьезного и комичного, а также смысловой соотнесенности содержания шутки с содержанием изучаемого материала. В роли дидактических материалов могут выступать различные источники юмористического характера: анекдоты, юмористические рассказы, выступления сатириков, шаржи, карикатуры, собственные рисунки. 

Юмор – соль земли, и в его использовании для учебных целей важна умеренность, три — четыре раза в течение занятия – это оптимум. Не стоит применять юмор буквально на каждом занятии, излишняя увлеченность шутками может послужить демотивирующим фактором и свести все старания учителя на нет. Лени Равич, автор бестселлера «Юмор как психотерапия», предупреждает о ловушках при использовании юмора в обучении:

«Пока я преподавал в старших классах, я был совершенно уверен, что обучение должно быть похоже на вечер в театре. Там должны быть смех, любовь и слезы, потому что без этих элементов в обучении нет никакого смысла. Однажды в перерыве между моими уроками директор вызвал меня к себе. Он показал мне письмо, написанное комитетом десятого класса, в котором я преподавал. Я был шокирован. Они хотели, чтобы меня заменили другим учителем. Они утверждали: «Пытаться выучить что-то с этим клоуном просто невозможно. Он только смешит нас» [9, с. 34].

 Подводя итог вышесказанному, следует подчеркнуть, что использование юмора на занятиях позволяет внести разнообразие в образовательный процесс. Чувство юмора позволяет учителю повысить свой авторитет и создать доверительные отношения с учащимися. Обращение к аффективной части психики учащихся способствует значительному укреплению ассоциативных связей и тем самым улучшает процесс запоминания учебного материала. Однако использование юмора должно быть умеренным и целесообразным.

 

Библиографический список 

  1. Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному. – СПб.; М,: Унив.кн., 1997. 
  2. Франкл В. Человек в поисках смысла. – М.: Прогресс, 1990. 
  3. Юнов С.В. Юмор в преподавании – это серьезно! // Информатика и образование: научно-методический журнал. – 2009. – №4. – С. 98-102.
  4. Тамберг Ю.Г. Как развить чувство юмора. – М., 2005. 
  5. Сергеева О.А. Подготовка будущих учителей к использованию юмора в педагогической деятельности / Яросл.гос.пед.ун-т им. К.Д. Ушинского. – Ярославль, 1999. 
  6. Чехов А. П. Скучная история // Чехов А.П. Полн. собр. соч.: в 30 т. Т. 13. — М., 1975. 
  7. Изард К. Психология эмоций. – СПб.: Питер, 2001. URL: http://www.phantastike.com/link/common_psychology/psihologiya_emociy.zip (дата обращения: 29.02.2015).
  8. Грановская Р.М. Элементы практической психологии. – Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1988. 
  9. Равич Л. Юмор как психотерапия: забавные случаи на пути к просветлению. – Ростов н/Д : Феникс, 2014. 

 

Особенности перевода на иностранные языки юмористических названий фантастических персонажей (на материале повести А.Н. и Б.Н. Стругацких «Понедельник начинается в субботу»)

УДК 81-114.4

Р.Е. Тельпов

Государственный институт русского языка им. А.С. Пушкина, Россия, г. Москва

Аннотация. В данной статье мы рассматриваем наиболее характерные способы перевода на немецкий и английский языки игровых названий фантастических персонажей, упоминаемых в повести А.Н. Стругацкого и Б.Н. Стругацкого «Понедельник начинается в субботу». Названия фантастических персонажей в английском и немецком переводах повести анализируются с точки зрения их систематичности и последовательности, а также с точки зрения их соответствия комическому эффекту, которого хотели добиться авторы повести.

Abstract. In this paper, we consider the most typical methods of translation into German and English game titles fantastic characters mentioned in the story, Arkadi Strugatsky and Boris Strugatsky «Monday begins on Saturday.» The names of fantastic characters in the English and German translations of the novel are analyzed in terms of the regularity and consistency, as well as in terms of their compliance with the comic effect, which would make the authors of the story.

Ключевые слова: онимы, языковая игра, транслитерация, язык-оригинал.

Keywords: proper name, language game, transliteration, language of the original.

Произведения братьев А.Н. и Б.Н. Стругацких продолжают привлекать внимание филологов в качестве объекта научных исследований. Произведения данных авторов изучались в литературоведческом аспекте (см. наиболее фундаментальные исследования, посвященные А.Н. и Б.Н. Стругацким, — работы Э.В. Бардасовой [1], В. Кайтоха [3], А.В. Кузнецовой [4] и др.), являлись материалом для исследований различных языковых явлений (см. работы М.В. Шпильмана [10] и В.В. Рожкова [6]), подвергались целостному стилистическому анализу (см. работу Р.Е. Тельпова [8]). Особый интерес представляют произведения братьев А.Н. и Б.Н. Стругацких с точки зрения адекватности их перевода (см., например, статью Н.В. Шульги, посвященную переводу редупликативных образований на материале произведений А.Н. и Б.Н. Стругацких [11]) на иностранные языки – отчасти это вызвано тем, что А.Н. и Б.Н. Стругацкие являются одними из самых переводимых отечественных писателей ХХ века (произведения А.Н. и Б.Н. Стругацких были переведены на 42 языка в 33 странах мира, выдержали более 500 изданий на разных языках). Целью своей статьи мы ставим анализ перевода на немецкий и английский языки названий мифологических и фантастических персонажей с точки зрения их систематичности и последовательности, а также с точки зрения их соответствия комическому эффекту, которого хотели достичь авторы повести. Немецкий перевод повести «Понедельник начинается в субботу» мы будем анализировать на материале перевода, выполненного Херманном Бюхнером в 1974 году [14], английский перевод – на материале перевода, выполненного в 1977 году Леонидом Рененом [13]. 

Говоря о персонажах повести «Понедельник начинается в субботу», на наш взгляд, не стоит видеть принципиальной разницы между персонажами, являющимися плодом фантазии писателей А.Н. и Б.Н. Стругацких (как правило, антропоморфных персонажей, наделенных различными сверхъестественными способностями, т.н. магов), и персонажами, прототипы которых заимствованы из фольклора и мифологии разных народов (персонажами, характеризующимися различной степенью антропоморфности). Обе отмеченные выше группы состоят из фантастических существ, созданных с использованием приема фантастической герменевтики, сущность которого определена К.Г. Фрумкиным в следующих словах: «Фантаст берет явно известный читателю факт — и утверждает, что у него имеется тайная подоплека, читателю неведомая. В итоге известные факты истолковываются с помощью стоящих за их фасадом криптофактов» [9, с 62]. Поскольку повесть «Понедельник начинается в субботу» является одним из первых в отечественной фантастике произведений криптофольклорного характера (см. подробнее [7]), то мы считаем возможным не видеть принципиальных отличий между двумя группами данных персонажей и рассматривать их в совокупности, как представителей единого, придуманного А.Н. и Б.Н. Стругацкими, своеобразного авторского «пантеона». Таким образом, все употребляющиеся в рассматриваемой нами повести названия фантастических и мифологических существ можно разделить на две группы. 

Имена собственные, построенные в соответствии с принятой в русском языке трехчастной схемой именования (имя-фамилия-отчество). Данная группа включает в себя имена высшего научного и административного состава НИИЧАВО, состоящего из антропоморфных персонажей — магов. Данная группа представлена рядом онимов, у которых степень фантастичности и несоответствия национально-культурной специфике русского антропонимикона может быть различной: от нулевой, т.е. той, которая вполне представима вне описываемой в повести «Понедельник начинается в субботу» обстановки (пример – имя главного героя Александр Привалов), до совершенно невообразимых, призванных, прежде всего, подчеркнуть искусственный характер моделируемой в повести действительности (Наина Киевна Горыныч или Кербер Псоевич Демин). Несмотря на отчетливое присутствие в повести «Понедельник начинается в субботу» предметов сказочного антуража, для самих сказок подобная схема именования антропоморфных существ не вполне характерна и воплощена в единичных случаях, таких как Иван Быкович. Данная схема более характерна либо для иносказательного именования животных в сказках (ср. Михаил Потапыч, Кит Рыбович и т.д.), либо для именования персонажей былин (ср. Добрыня Никитич, Тугарин Змеевич и т.д.). 

Вторая группа онимов представлена именами и родовыми названиями обслуживающего персонала НИИЧАВО, своеобразных представителей «низшей демонологии» придуманного А.Н. и Б.Н. Стругацкими пантеона.    В основном она состоит из персонажей, именуемых по схеме «родовое название+собственное имя». Собственные имена, как правило, либо не относятся к широкоупотребительным на момент написания повести (домовой Тихон, вурдалак Альфред и др.), либо заимствованы из мифологии и фольклора (кот Василий, гекатонхейры Гиес, Котт и Бриарей и др.), либо придуманы самими авторами (макродемоны Вход и Выход), либо представлены одним родовым названием, но употребляющимся всегда по отношению к одному референту (кадавр, русалка, щука и др. — родовые наименования данных мифологических персонажей мы, вслед за И.Е. Пенской, будем считать функциональными эквивалентами имен собственных, ярким признаком которых является «устойчивая референция к одному персонажу» [5, с. 10]).

Псевдоантропонимы, относящиеся к первой группе, в большинстве случаев передаются посредством транслитерации, т.е. с доминированием принципа графического соответствия нормам принимающего языка (ср. Наина Киевна Горыныч: Naina Kievna Gorynich (англ.), Naina Kievna Gorynytsch (нем.); Янус Полуэктович Невструев: Janus Poluectovich Nevstruew (англ.), Janus Poluhektovitsch Nevstruev (нем.); Федор Симеонович Киврин: Feodor Simeonowich Kivrin (англ.), Fjodor Simeonowitsch Kiwrin (нем.); Кристобаль Хозевич Хунта: Cristobal Choseewich Junta (англ.), Christobal Chosewitsch Junta (нем.); Амвсий Амбруазович Выбегалло: Ambrosij Ambruosowich Vibegallo (англ.), Ambrosij Ambruosowitsch Vybegallo (нем); Магнус Федорович Редькин: Magnus Feodorovich Redkin (англ.), Magnus Fjodorowitsch Redkin (нем.); Жиан Жиакомо: Jean Jiacomo (нем.), Jian Jiakomo (англ.). Некоторым исключением являются переводы онимов Хрон Монадович Вий, Кербер Псоевич Демин, Хома Брут. Оним Хрон Монадович Вий в немецком переводе (на английский язык данный оним передается при помощи транслитерации, ничем не отличающейся от случаев, рассмотренных нами выше – ср. Khron Monadovich Vij) звучит как Chronos Monadowitsch Wij, где мифоним Chronos употребляется с наращением –os, которое сближает звучание имени персонажа братьев А.Н. и Б.Н. Стругацких с его греческим «оригиналом», но не передает возможную языковую игру, скрытую в используемом братьями А.Н. и Б.Н. Стругацкими усеченном варианте мифонима Хронос. В данном случае мы наблюдаем применение приема транспозиции, использующегося в современной переводческой практике для передачи имен видных исторических личностей и т.д. (например, имя Римского Папы Иоанн Павел II, которое без приема транспозиции должно было бы звучать как Джованни Паоло и т.д. [2, с. 182]). Таким способом переводчик усиливает мифологические ассоциации, вызываемые данным онимом. Подобную же трансформацию мы обнаруживаем при передаче первого элемента онима Кербер Псоевич Демин на английский язык (Cerberus Curovich Demin), а также перевод онима Хома Брут на английский (Homa Brutus) и немецкий (Brutus) языки.

Отдельную группу наименований составляют наименования молодых сотрудников НИИЧАВО, построенные в основном по двухчастной схеме, включающей имя и фамилию, в которых, за исключением некоторых онимов (ср. Роман Ойра-Ойра, Эдик Амперян), какие-либо аномалии в образовании имен и фамилий отсутствуют (ср. Витька Корнеев, Володя Почкин, Саша Дрозд и др.). Некоторые из героев, наделенных подобными онимами, находятся в приятельских отношениях с рассказчиком повести «Понедельник начинается в субботу», поэтому в тексте их имена приводятся в своем уменьшительном варианте. На немецкий язык они передаются при помощи гибридного метода перевода. Т.е. с одной стороны, количество вариантов имени сокращается до одного Witka, с другой стороны, оно приобретает окончание, характерное для соответствующей формы в немецком языке (ср. Aber bei Witkas Double uberraschte mich eigentlich gar nichts [14, S. 135]).

В переводе повести на английский язык имя Витька передается посредством своего полного англоязычного соответствия Wictor, а имя Эдик передается его уменьшительным соответствием в английском языке Eddie. Вместе с тем, данные принципы в английском переводе соблюдаются довольно непоследовательно, поскольку в прямой речи данные герои зачастую именуются посредством уменьшительных вариантов своих имен:

«Six,» Victor said coolly.

«Vitya,» said Eddie, «fur will grow on your ears» [13, p. 182].

При переводе на английский язык других имен, употребляющихся в повести в уменьшительном варианте, таких как Володя (Volodia), Стеллочка (Stellotchka) Саня Дрозд (Sanya Drozd) и т.д., переводчик строго следует тексту оригинала, отмечая все передаваемые формой имени нюансы: даже окказиональное Дроздилло в экспрессивной фразе одного из персонажей («Заголовок где? Где заголовок, Дроздилло?» [12, c. 228]) звучит как Mr. Drozdillo [13, p. 241].

Имена большинства героев повести братьев Стругацких не являются «говорящими» и не подразумевают какой-либо положительной или отрицательной коннотации. Как правило, они связаны с какими-либо обстоятельствами жизни их носителя: с профессией носителя имени (физик Эдик Амперян), с его преклонным возрастом (Федор Симеонович Киврин, начавший свою деятельность еще во времена Ивана Грозного), с родом его занятий в прошлом (Великий инквизитор в прошлом — Кристобаль Хозевич Хунта), с его специфической природой (существующий в прошлом и будущем Янус Полуэктович Невструев). Исключением из этого ряда являются фамилии отрицательных персонажей: Модест Матвеевич Камноедов и Амвросий Амбруазович Выбегалло. В немецком варианте данные фамилии передаются методом транслитерации, а в английском переводе транслитерация дополняется методом семантической экспликации, т.е. снабжается комментариями переводчика (Vibegallo has the connotation in Russian of «running out in front» [13, p. 113]). Из попыток калькирования можно обратить внимание на английский перевод второй части онима Кербер Псоевич Демин как Curovich, в котором «отчество» образовано от англ. cur ‘дворняга, собака, шавка’. В данном случае любимый авторами прием образования трехчастных онимов путем объединения слов, связанных отдаленными ассоциациями, представлен в несколько упрощенном виде – в английском переводе сохранилась связь персонажа братьев Стругацких со словом пес, но отсутствует связь данного тречхчастного онима со старинным именем Псой. Такой же способ передачи отчества Псоевич избран и в польском переводе, выполненном Иреной Петровской, в котором Кербер Псоевич Демин представлен как Cerber Piesowicz Demin [15]. При переводе говорящего имени Саваоф Баалович Один на английский и немецкий языки наблюдается явление, сопоставимое с явлением гиперкоррекции — мифологизм Один в обоих переводах был воспринят как имя числительное и соответствующим образом переведен: в английском языке это имя стало звучать как Savaof Baalovich Uni, в немецком — как Sabaoth Baalowitsch I. В качестве другого примера подобной гиперкоррекции можно привести английский перевод фамилий двух упоминаемых в повести журналистов: В. Питомник и Г. Проницательный – создаваемый данными фамилиями комический эффект возникает, прежде всего, вследствие их нарочитой искусственности и нелепости; если в первой фамилии можно усмотреть пародию на модные в начале ХХ века псевдонимы, образованные от качественных прилагательных (ср. А. Веселый, М. Голодный, Антон Крайний (псевдоним Зинаиды Гиппиус) и т.д.), то постоянные употребления фамилии Проницательный с фамилией Питомник низводят подобные ассоциации до уровня немотивированного знака. При передаче значения данных онимов средствами английского языка переводчик соединил метод калькирования с методом морфологической трансформации. Так получились онимы G. Perspeciov и B Pupilov – первый оним образован от английского прилагательного perspicacious ‘проницательный’ путем усечения и добавления окончания —ov, второй оним образован от pupil ‘ученик, воспитанник’. Возможно, переводчик посчитал, что В. Питомник – это ученик всевидящего и всезнающего учителя, носящего фамилию Г. Проницательный, но задуманный братьями А.Н. и Б.Н. Стругацкими эффект веселой бессмыслицы, возникающий при упоминании этих двух фамилий, в английском переводе, к сожалению, был утрачен. Данный эффект был утрачен и при переводе данных онимов на немецкий язык, на который они переводятся с использованием метода транслитерации (G. Pronizatelnij,                 B. Pitomnik), который не передает нарочитой искусственности данных фамилий. Наиболее верно сущность приема, примененного братьями Стругацкими при создании данных фамилий, была подмечена в польском переводе, в котором фамилия В. Питомник была переведена как B. Zlobek ‘ясли, желобок, канавка, паз’, а Г. Проницательный как G. Dociekliwy ‘пытливый, любознательный’[15]. Пониманию и верной интерпретации сущности данного приема, видимо, помогло родство русского и польского языков. В переводе на польский язык ощутимо некоторое искажение смысла, которое для восприятия комического эффекта является несущественным. 

Переходным этапом от наименований фантастических персонажей, составленных по трехчастной схеме, к наименованиям фантастических персонажей, образованных путем добавления родового названия, может служить имя Змей Горыныч. Первый элемент этого онима в обоих рассмотренных нам переводах калькируется, а второй подвергается транслитерации (ср. Schlange Gorynytsch (нем.), Dragon Gorynitsch (англ.)). Передавая первую часть названия данного мифологического персонажа при помощи слова, понятного носителям языка, на который осуществляется перевод, переводчики на английский и немецкий языки, тем не менее, не передают этимологии значения имени Горыныч, которое, впрочем, и в русском языке осознается далеко не всеми. В данном случае мы видим осуществление принципа использования онимических ресурсов принимающего языка.

Перевод имени Кощей Бессмертный для переводчиков на английский и немецкий языки осложнялся отсутствием соответствующего мифологического персонажа в их собственной культуре. Имя Кощей Бессмертный переведено в соответствии с обратной по сравнению с именем Змей Горыныч схеме: первый элемент этого двухчастного онима остается без изменений, а второй элемент переводится методом калькирования (ср. Koschtschej Unsterblich (нем), Koschei the Deathless (англ.)). 

Родовые наименования представителей низшей демонологии, упоминаемых в  повести «Понедельник начинается в субботу», такие как домовой Тихон и вурдалак Альфред, являющиеся в повести А.Н. и Б.Н. Стругацких неотъемлемой частью данных онимов, переводятся на английский и немецкий языки способом, близким к методу замены внутренней формы. К слову домовой в английском и немецком переводах были подобраны эквиваленты, в соответствии с которыми домовой Тихон стал Hausgeist Tichon в немецком и brownie Tichon в английском языках. И в том и другом переводе нашли свое отражение представления о домашних демонах, бытующие в фольклоре германских народов. Слово вурдалак, являющееся частью полного наименования вурдалак Альфред, на английский язык было заменено адекватным ему по значению vampir, а на немецкий язык, несмотря на наличие в немецком языке слова Vampire, значение данного наименования было передано посредством мифологизма Erdgeist ‘гном, земной дух’. Нам ничего не известно о том, что данные мифологические персонажи могли пить кровь, поэтому переведенный на немецкий язык монолог вурдалака Альфреда, наверное, должен был звучать несколько странно:

 — Кровь бы ему пустить полезно, — сказал он с давно забытым выражением, потом вздохнул и добавил: — Да только какая в нем кровь — видимость одна. Одно слово – нежить [12, с. 117];

“Zur Ader hatte man ihn lassen sollen”, sagte er mit einem vieldeutigen Gesichtsauadruck. Dann seufzte er noch einmal und fugte hinzu: “Aber, ich bin doch ein Esel. Was soll denn der fur ein Blut haben, dieses komische Fabeltier”[14, S. 137].

Возможно, переводя на немецкий язык слова вурдалак как Erdgeist, переводчик старался сгладить неприятные ассоциации, вызываемые словом Vampire. Тенденция представить атмосферу в НИИЧАВО менее пугающей и мрачной ощущается в немецком переводе довольно явно, что заметно и в вышеприведенном отрывке, где вызывающее зловещие ассоциации слово нежить заменено на безобидное сочетание komische Fabeltier ‘смешные сказочные существа’.

В качестве еще одного случая замены внутренней формы слова можно рассматривать слово кадавр и заменяющее его упырь, которые на английский переводятся соответственно как zombi и monster:

— Вылупился, — спокойно сказал Роман, глядя в потолок.

— Кто? — Мне было не по себе: крик был женский.

— Выбегаллов упырь,- сказал Роман.- Точнее, кадавр.

— А почему женщина кричала?

— А вот увидишь, — сказал Роман [12, с. 148];

«It’s hatched,» said Roman, calmly looking at the celling.

 «Who?» I was ill at ease, as the cry was feminine.

 «Vibegallo’s monster,» said Roman. «More precisely, his zombi

 «Why was there a woman’s cry?»

 «You’ll soon see,» said Roman [13, p. 173].

 

Слово zombi показалось переводчику более предпочтительным для англоязычного читателя, чем медицинский термин кадавр, видимо, вошедший в контекст русской литературы вместе с повестью А.Н. Толстого «Граф Калиостро». Что касается номинации monster, то здесь переводчик верно понял, что слово упырь передает, скорее, не свойства данного персонажа, а отношение к нему рассказчика. 

В заключение хотелось бы отметить, что с точки зрения умения создавать не единичные соответствия, а систему соответствий между именами собственными, содержащимися в обоих языках (что, по мнению Е. Пенской, во многом обеспечивает качество перевода [5, с. 10]), немецкий перевод повести А.Н. и Б.Н. Стугацких «Понедельник начинается в субботу» выглядит более качественно и, если рассматривать переводы названий фантастических персонажей, может рассматриваться как перевод, ориентированный на язык-оригинал. С другой стороны, постмодернистское жонглирование пустыми формами и ни к чему не обязывающая игра именами, заимствованными из разных сфер культуры и вызывающими самые разнообразными и несовместимыми между собою ассоциациями, которые составляют сущность игрового ономастикона повести «Понедельник начинается в субботу», для большинства немецкоязычных (как и англоязычных) читателей, к сожалению, так и остались непереведенными.

 

Библиографический список

  1. Бардасова Э.В. Концепция возможных миров в свете эстетического идеала писателей–фантастов А. и Б. Стругацких: дисс. … к.ф.н. – Казань, 1995. – 159 с.
  2. Ермолович Д.И. Основания переводоведческой ономастики: дисс. … д.ф.н. – М., 2004. – 317 с. 
  3. Кайтох В. Братья Стругацкие // Стругацкий А.Н., Стругацкий Б.Н. Собр. соч.: в 11 т. – Т.12 (дополнительный). – Донецк: Изд-во «Сталкер», 2003. – С. 409–638.
  4. Кузнецова А.В. Рецепция творчества братьев Стругацких в критике и литературоведении: 1950 – 1960 – е гг.: дисс. … к.ф.н. – М., 2004. – 248 с.
  5. Пенская И.Е. Имена собственные в русских народных сказках и способы их перевода на английский язык: дисс. … к.ф.н. — М., 2008. — 187 с. 
  6. Рожков В.В. Метафорическая художественная картина мира А. и Б. Стругацких: на материале романа «Трудно быть богом»: дисс. … к.ф.н. – Новосибирск, 2007. – 228 с.
  7. Тельпов Р.Е. Сказка братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу» и мифологическая энциклопедия (опыт сопоставления коммуникативных особенностей) // Российский лингвистический ежегодник. — 2008. — Вып. 3 (10). – Красноярск: 2008. – С. 120-129. 
  8. Тельпов Р.Е. Язык и стиль прозы братьев Стругацких: дисс. … к.ф.н. – М., 2009. – 255 с.
  9. Фрумкин К.Г. Философия и психология фантастики. – М.: Едиториал УРСС, 2004. – 240 с.
  10. Шпильман М.В. Коммуникативная стратегия «речевая маска» на материале произведений А.и Б. Стругацких: дис. … к.ф.н. – Новосибирск, 2006. – 229 с.
  11. Шульга Н.В. Трудности перевода. — URl: http://www.alba-translating.ru/index.php/ru/articles/2011/shulga2011.html (дата обращения: 20.03.2015). 
  12. Стругацкий А.Н., Стругацкий Б.Н. Понедельник начинается в субботу: Фантастические произведения. – М.: АСТ; СПб.: Terra Fantastica, 2015. – 283 с. 
  13. Strugatsky, Arkadi and Boris. Monday begins on Saturday / Strugatsky, Arkadi and Boris // Translated from the Russian by Leonid Renen, 1977 – 120 p.
  14. Strugatzki, Arkadi und Boris. Montag beginnt am Samstag / Strugatzki, Arkadi und Boris //Aus dem Russischen von Hermann Buchner. – Frankfurt am Main, 1974 – 272 S.
  15. Strugacki Arkadij, Strugacki Borys. Poniedzialekłек zachyna siȩ w sobotȩ / Strugacki Arkadij, Strugacki Borys. // Przełożyłal Irena Piotrowska. – Warszawa: Iskry, 1970 – 311 s.

Роль юмора в развитии узбекской детской литературы 

УДК 821.512.133 — 053.2

Д.Д. Тураева

Институт языка и литературы им.А. Наваи Академии наук Узбекистана, Узбекистан, г. Ташкент

Аннотация. В данной статье анализируются  произведения узбекских детских поэтов 2-ой половины ХХ века К. Мухаммади, Ш. Саъдуллы, К. Хикмат и      П. Мумина, служащие нравственному воспитанию детей.  Произведения изучаются сравнительно-аналитическим методом. Сделаны научные выводы   о нравоучительном и воспитательном значении детской литературы.

Abstract. In this article vital works of the uzbek children’s poets 2-oh of a half of the XX century of K. Mukhammadi, Sh. Sajdulla, K. Hikmat and P. Mumina created on the basis of education and moral are analyzed. Works are studied by a comparative and analytical method. Scientific conclusions are drawn on lighting moralizing and educational value of children’s literature.

Ключевые слова: детская литература, юмор, герой, воспитание, сатира, двоечник, сюжет, хвост, недостаток.

Keywords: children’s literature, humour, hero, education, satire, poor student, plot, tail, shortcoming.

 

Юмор и сатира составляют важнейшую идейно-эстетическую суть детской литературы, в частности, детской поэзии. В ней посредством своеобразных художественно-изобразительных средств отображаются жизненные явления. Поэт с помощью юмористических и сатирических образов решает задачу воспитания молодого поколения в духе высокой нравственности. Следовательно, данная область творчества имеет учебно-воспитательные цели. Изучение эстетической и учебно-воспитательной роли сатиры и юмора путем анализа конкретных художественных произведений является весьма актуальным. 

Бесспорно, что сатира и юмор в детской литературе помогают подрастающему поколению избавляться от недостойных поступков, предоставляют возможность стать в дальнейшем самоотверженными борцами за дело народа, преданными Родине, высокосознательными, культурными, свободными от недостойных пороков людьми. Встречаются у детей и подростков такие черты характера, как лживость, лень, нечистоплотность, взбалмошность, хвастливость, злобность, хитрость, хулиганство. По словам академика М. Кушжанова, имеются три важных среды, где действуют герои детских произведений: ребенок-школа, ребенок-семья и взаимоотношения между детьми [5, с. 215]. Не вовремя предупрежденный недостаток воспитания может нанести большой вред обществу. Не случайно мудрая узбекская народная поговорка гласит: «Ребенок дорог — милый, а учтивость его еще дороже» («Бола — азиз, одоби ундан азиз»). А раз так, надо поощрить в нем все хорошее, показать в нем все примерное и, наоборот, выставить в смешном виде его недостатки, раскритиковать с помощью сатиры и юмора некоторые дурные привычки. 

Сатирические и юмористические произведения, проникнутые глубокомысленным смехом, доставляют детям эстетическое наслаждение, помогают им выбрать верный путь в жизни, отличить хорошее от плохого, верного товарища от врага, истинную красоту от мнимой. Эти произведения играют большую роль в процессе становления детских характеров. Подтверждением высказанной мысли могут быть «жизненные» произведения узбекских детских поэтов 2-й половины ХХ века. К примеру, «Хвост» («Дум»), «Пуговица» («Тугмача») Куддуса Мухаммади, «Талиб-неповоротливый» («Толиб сўлоқмон»), «Взбалмошный» («Тантиқ»), «Упрямец» («Ўжаржон»), «Лентяй» («Дангаса»), «Как я избавился от двойки» («Мен «икки» дан қандай қутулдим?») Кудрата Хикмата и другие. Герои этих произведений наделены   такими недостатками,   как лживость, нечистоплотность, лень, неуспеваемость на занятиях и т.д.   Эти недостатки раскрываются авторами с помощью критики и смеха. Надо отметить, что эти пороки   героев не только раскрываются, поэт как истинный учитель направляет их по правильному пути. 

Известно, что в детской литературе большую роль играет дидактика, то есть наставления, нравоучения. Но в детской литературе дидактика не должна быть сухой, «голой». Наоборот, поучение  должно быть дано  в увлекательной форме, образно, посредством   художественного слова. От этого зависит её действенность и эффективность. В сатирической и юмористической детской литературе наряду с обличением характерных недостатков героев, критикуется и их плохая учеба. Поэтому действительно талантливые смешные произведения приобретают большое воспитательное значение и заслуживают достойного внимания читателя, как малого, так и большого. В качестве примера можно обратиться к знаменитому стихотворению К. Мухаммади «Хвост». Это стихотворение автора выделяется среди   других его произведений своим сюжетом. Как отметил А.Г. Алексин, «Куддус Мухаммади пишет для пионерского возраста, для тех ребят, которые предпочитают читать пухлые романы с острым сюжетом. И стихи они читают с удовольствием только тогда, когда в них имеется сюжет, когда в них происходит что-то интересное, увлекательное» [3, с. 344]. Автор при помощи интересного сюжета поглощает душу читателя:

В одной из школ // Слушок пошел

Прошла молва // О том,

Что в этой школе, в пятом «А»,

Есть ученик с хвостом.

С хвостом? // С хвостом!

С каким хвостом? // Ответьте на вопрос нам:

С хвостом // В значении простом

Иль только в переносном? 

 Использование слова «хвост» в двойственном – «простом» и «переносном» — значении слова придает своеобразие стихотворению. Автор делает своего героя прежде всего смешным. После юмористической обрисовки ситуации автор   обращается к детям с поучением, но эта назидательность на фоне юмора становится невидимой. Как пишет П. Шермухамедов, «воспитательный заряд веселого стиха, его поучительность в том, что назидание «хвостику», ребята воспринимают не как нотацию «взрослого дяди», а как свой собственный вывод» [4, с. 66]. Ученик, прочитавший это произведение, будет стараться не заводить себе такой позорный «хвост». 

В стихотворении «Как я избавился от двойки» автор дает слово своему герою.   Это стихотворение аллегорического характера. Автор эффективно пользуется приемом олицетворения: оживляет двойку.   Мальчик, не любящий готовить уроки, никак не может понять, почему двойка к нему так пристала:

Для двойки, будто дом родной – 

 Портфель мой, новый и красивый.

 Повсюду тащится за мной, 

Бороться с ней – не хватит силы…

 

Он придумывает разные методы избавления, но, к сожалению, среди этих методов нет самого главного — учиться и готовить уроки:

Засунул двойку я в пенал

И придавил её линейкой,

Потом к колодцу побежал

И в воду бросил я злодейку! 

… Иль мне ума не достает, 

  Иль хитрости – чтоб с ней бороться!

  Вновь лебедем она плывет

  И вылезает из колодца.

 

Писатель с помощью разнообразных художественных образов и богатых средств художественного языка выполняет роль учителя-воспитателя. Читатель, прочитавший это стихотворение, естественно, улыбнется. Так как смысл шутки юмористического стихотворения понятен ребенку, то это беспредельно его радует, на его лице появляется улыбка. А затем   кто-то делает для себя соответствующие выводы. Еще один момент. Юному читателю интересно узнавать историю именно из уст самого героя. Ученик, который никак не мог избавиться от двойки, наконец-то понял, что выхода, кроме учебы, больше нет. Двоечник целый вечер не отрывал глаз от учебника и понял, что надо учиться, тогда он больше никогда не встретится с двойкой. Основной целью автора было образно показать недостатки учеников-двоечников им самим, чтобы они увидели себя, как в зеркале. 

В стихотворении Кудрата Хикмата «Лентяй» рассказывается о мальчике, который, опаздывая в школу, совсем не спешит и не думает о своем опоздании. Даже осень, увидев его таким беспечным, начала лить дождём, чтобы поторопить его:

 «Опоздает! Дело плохо!» — / Туча молвила со вздохом.

 Взгляд ее блеснул огнем, / Слёзы хлынули дождём…

Плачет туча — дождик пуще, / Лужи глубже, струи гуще,

Все дружнее, все сильней, / Бьют парнишку все больней…

 Подвела лентяя лень, / Будет помнить этот день! 

В стихотворении используется олицетворение образа осени, вся природа: и лужа, и дождь, и туча — стараются для того, чтобы мальчик не опоздал на урок. Простота и складность литературного языка, оживление изображения и ритм придает стихотворению своеобразие. Поэт в каждом полустишии пользуется приемами   олицетворения и сравнения. Это отражается в том, что дождь приравнивается к слезам тучи («Туча молвила со вздохом»), дождь бьет мальчика сильней и говорит ему: «Эй, проворней! Не жалей, парнишка, ног, / Опоздаешь на урок!». В стихотворении поэту удалось создать красочную и оживленную картину природы, а также показать юному читателю отрицательные качества лентяя. 

Сатирическая поэзия как один из видов лирики кратка и лаконична. Это свойство помогают ей быстро проникнуть в мир детей. Детские поэты, создавая сатирические произведения, считают это дело выполнением своего гражданского долга. Высокохудожественные сатирические произведения, обличающие  недостатки детских характеров, обладают большим воспитательным значением. 

В заключение   отметим, что юмор и сатира помогают читателю не только видеть в произведении недостатки в характере литературных героев , но и прослеживать   нежелательные последствия их поступков. Читатель  проникается стремлением избавиться от них в своей жизненной практике.  Именно в этом и заключается воспитательное значение и  действенность сатиры и юмора в литературе, адресованной детям.

 

Библиографический список

  1. Кудрат Хикмат. Ветерь-богатырь. Стихи / пер. с узбек. З. Тумановой. — Ташкент: Ёш гвардия, 1966. — 124 с.
  2. Хўжаева Р. Қуддус Муҳаммадий. — Тошкент: Фан, 1980. — 56 б. 
  3. Школа мастерства. — Ташкент: Гослитиздат Уз ССР, 1960. — 560 с.
  4. Шермухамедов П. Детская литература Узбекистана. — Ташкент: Ёш гвардия, 1983. — 208 с.
  5. Қўшжонов М. Моҳият ва бадиият. — Тошкент, 1977. — 325 б.

Образная структура фразеологизма как источник комического эффекта

УДК 811

Т.М. Филоненко

Сочинский филиал ФГБОУВПО «Московский автомобильно-дорожный государственный технический университет (МАДИ)», Россия, г. Сочи

Аннотация. Фразеологизмы русского языка являются одним из средств создания комического эффекта. Доминирующая роль в формировании комического эффекта, коннотации иронии принадлежит образной структуре фразеологических единиц. Образная структура фразеологизма непосредственно связана с явлением двуплановости — одновременным отражением в актуальном значении фразеологического оборота прямого и переносного значений. Двуплановость свойственна также таким категориям, как юмор и сатира, что является объединяющим фактором. Новизна исследования заключается в том, что представленный в статье лингвистический анализ фразеологизмов, убедительно обосновывает предложенный ранее тезис. Примечательно, что в статье рассматриваются такие базовые понятия русской фразеологии, как образность, эмоциональность, оценочность. Аргументированно и убедительно в процессе лингвистического анализа доказывается положение о том, что образные фразеологизмы являются прежде всего коннотативными средствами русского языка.

Ключевые слова. Фразеологизм, фразеологическое значение, словесный комплекс-прототип, коннотация, образность, экспрессивность, эмоциональность, оценочность, синтаксические модели, комический эффект.

 

 Еще в конце 50-х годов Н.В. Вакуров, анализируя речевые средства юмора и сатиры, отмечал, что сама природа фразеологизма предоставляет возможность использовать их как средство достижения комического эффекта [1, с. 35]. В начале двадцать первого века В.Т. Бондаренко констатировал, что «смеховая культура русской фразеологии исследована незаслуженно мало» [2, с. 75].

Цель статьи – исследовать образную структуру фразеологизма как источник комического эффекта. Образная структура фразеологизма непосредственно связана с двуплановостью фразеологической единицы (далее-ФЕ), одновременным представлением в актуальном значении ФЕ прямого и переносного значения. Особую роль в образной структуре фразеологизма играет его внутренняя форма. Под внутренней формой фразеологизма мы подразумеваем представление, наглядно-чувственный образ, обусловленный смыслом исходного сочетания слов и являющийся в той или иной степени мотивирующим фоном фразеологического значения. Даже будучи целиком утраченной или в какой-то степени затемненной, внутренняя форма сохраняет свои мотивирующие функции и влияет на развитие смысловой структуры ФЕ, его коннотативные, а иногда и словообразующие свойства. Например, на основе фразеологизма быть / находиться под каблуком возникло слово подкаблучник, фразеологическое сращение собаку съесть стало образной основой для глагола насобачиться. Фразеологизмы под каблуком и собаку съесть содержат коннотацию иронии. Как же формируется в значении фразеологизма коннотация иронии, за счет чего достигается комический эффект?

Экспрессивность, эмоциональность, оценочность как лингвистические категории являются, наряду с образностью, компонентами модели коннотации. Внутренняя форма ФЕ, фразеологический образ, является основой для создания экспрессивности, эмоциональности, оценочности и комического эффекта. Так, фразеологизм метр с кепкой дает образную характеристику не просто человека маленького роста, а неправдоподобно маленького, и конкретное представление о таком человеке вызывает коннотацию иронии, усмешки, что обусловлено внутренней формой ФЕ, «буквальным» ее прочтением. Экспрессивность и эмоциональность достигаются за счет соединения в образной структуре ФЕ двух слов с конкретными значениями: метр ‘единица измерения’ и кепка ‘принадлежность головного убора человека’. Такое неожиданное соединение двух слов, принадлежащих к разным тематическим рядам, усиливает выразительность (экспрессию) фразеологизма метр с кепкой, которая отражается в комическом восприятия фразеологизма.

Образность – это лингвистическая категория, связанная со свойством языковых единиц создавать в сознании говорящего /пишущего наглядное представление, своеобразную «картинку».

В структуре фразеологического значения коннотативный компонент приобретает значимость, актуализируется за счет «контекста», которым является словесный комплекс-прототип (далее — СК-прототип) той или иной ФЕ. Примечательно, что СК-прототип – это план выражения фразеологической единицы. План содержания двусторонней языковой единицы фиксируется в актуальном значении фразеологизма. Например, фразеологизмы вертеться как береста на огне ‘изворачиваться, юлить, хитрить’; вертеться колесом ‘быть в постоянных хлопотах’ уже в смысловой структуре содержат коннотативный компонент: в языковой картине мира подобострастие, лицемерие, хитрость осуждаются. Однако это осуждение носит опосредованный характер – через коннотацию иронии, насмешки.

Фразеологизмы как ни верти — разг., экспресс., ‘вопреки всему; несмотря ни на что’; как ни вертись – разг., экспресс., ‘что ни делай, не предпринимай – безрезультатно’ характеризует наличие / отсутствие постфикса ся в глаголе-компоненте. Глагол вертеться имеет значение ‘поворачиваться из стороны в сторону, меняя положение’. Актуализация безрезультативности действия (коннотативного компонента в структуре фразеологического значения) достигается за счет использования в уступительной конструкции (синтаксической модели ФЕ) глагола в страдательном залоге. Следовательно, если в структуре ФЕ вертеться колесом, вертеться под руками, вертеться под ногами и т.д. глагол вертеться является лексически маркированным компонентом, а интенсификаторами выступают другие компоненты, обозначающие способ или место действия, усиливающие тем самым экспрессию, интенсивность, эмоциональность ФЕ, то в структуре фразеологизмов как ни верти и как ни вертись лексически маркированные компоненты и интенсификаторы меняются местами: актуализируется уступительное значение оборота как ни, глаголы же верти/вертись становятся интенсификатором – придают значению фразеологизма динамику, экспрессию, интенсивность.

Приведем еще примеры. Глагол метать является словом-компонентом ФЕ метать бисер перед свиньями, метать громы и молнии, метать икру, метать молнии. ФЕ метать бисер перед свиньями характеризуется яркой экспрессивностью, имеет ироническую окраску. Актуальное значение фразеологизма – ‘напрасно говорить о чем-либо или доказывать что-то тому, кто не способен или не хочет понять это’. Фразеологизм метать громы и молнии часто употребляется с иронией, обладает также ярко выраженной экспрессивностью, которая отражается в актуальном значении ФЕ — «распекать, отчитывать кого-либо (чаще без достаточных причин, оснований); говорить гневно, раздраженно». Фразеологизм метать икру в словарях характеризуется как грубо-просторечный, имеет значение ‘устраивать скандал, браниться, поднимать шум и гам’. Яркой экспрессией обладают фразеологизмы метать искры ‘зло, сердито смотреть’; метать молнии ‘находиться в сильном гневе, раздражении (рвать и метать)’. Прямое значение глагола метать ‘бросать с размахом, кидать’ содержит сему, выражающую высокую интенсивность проявления способа действия, которая усиливает в обобщенно-переносном значении ФЕ коннотативный компонент. 

 Целостное обобщенно-переносное значение фразеологической единицы сформировано на основе переосмысления словесного комплекса-прототипа (далее — СК-прототип).

Следует особо обратить внимание на термин СК-прототип. Под СК-прототипом того или иного фразеологизма понимается сочетание слов, на основе целостного переосмысления которых данный фразеологизм сформировался.

По наблюдениям многих фразеологов, большая часть фразеологизмов русского языка восходит к свободным сочетаниям слов (носить на рукахбелая ворона, заварить кашу, расхлебывать кашу и др.). Перечисленные фразеологизмы обладают коннотацией иронии, несмотря на то, что свободные сочетания слов, являясь синтаксической моделью фразеологизмов, отражают реальные и логически нормативные связи их компонентов.

СК-прототипы 2-й разновидности восходят к несвободным сочетаниям слов, т.е. таким сочетаниям слов, которые отражают ненормативные, алогичные лексико-семантические связи компонентов, при своей же грамматической организации они чаще всего нормативны (ломиться в открытую дверь, когда рак на горе свистнет, не доходя две недели в сторону, живой труп, живые мощи и др.). Примечательно, что образная структура фразеологизмов данной группы построена на комическом эффекте.

Создание комического эффекта непосредственно связано не только с синтаксической структурой СК-прототипа 3-й разновидности, которая восходит к сравнительным конструкциям (как собак нерезаных, как кошка с собакой, как баран на новые ворота, как ошалелый, как ошалелый, как на Маланьину свадьбу, как сельдей в бочке и др.), но напрямую зависит от значения составляющих компонентов.

 В свою очередь фразеологизмы, восходящие к свободным сочетаниям слов, можно разделить на подгруппы:

а) фразеологизмы со структурой подчинительного сочетания слов (бить баклуши, точить лясы, разводить бобы, стреляный воробей, мокрая курица и др.);

б) фразеологизмы с синтаксической структурой сочинительного сочетания слов (кожа да кости, и стар и млад, ни пава ни ворона, ни то ни се и др.);

в) фразеологизмы, представленные предложно-падежным сочетанием (под рукой, на носу, с гаком, на глаз и др.);

г) фразеологизмы, представленные синтаксической моделью предложения (кот наплакал, яблоку негде упасть, на душе кошки скребут, молоко на губах не обсохло и др.). Все фразеологизмы перечисленных подгрупп обладают коннотацией иронии, которая заложена в образной структуре фразеологизмов.

 Фразеологизмы русского языка имеют чаще всего прямое и переносное значение, т.е. обладают двуплановостью. Двуплановость фразеологизма является источником образности, экспрессивности, эмоциональности фразеологических единиц. В основе иронии также лежит знание прямого и переносного значения слова или фразеологизма.

 Если человек о себе скажет, что он гусь лапчатыймокрая курицаворона в павлиньих перьях и т.д., то это вызовет лишь улыбку, но недопустимо данные выражения употреблять по отношению к другим людям.

 Фразеологизмы русского языка формируют фразеологическую картину мира.

 Фразеологическая картина мира является частью языковой картины мира. В языковой картине мира ценностные ориентиры находят четкое выражение в оппозициях: верх – хорошо, низ – плохо (фразеологизмы достичь вершиныпик временив верхах – под горупод уклонв хвосте); близость к центру – хорошо, отдаленность – плохо (фразеологизмы в центре – на периферии); открытость пространства, отсутствие границ — хорошо, закрытость, наличие границ – плохо (фразеологизмы конца – краю не виднона виду – в четырех стенахзамкнутый кругвокруг да около).

Таким образом, многие фразеологизмы содержат уже в своей структуре потенциальную заданность на комическое воздействие, т.к. прежде всего выражают оценку, являясь коннотативными средствами русского языка. Ценностная характеристика свойственна также таким категориям, как юмор и сатира. 

Итак, проанализировав фразеологизмы, обладающие образной структурой, мы пришли к выводу, что комический эффект достигается за счет двойственной природы фразеологизма. Это явление связано с доминированием коннотативного компонента в актуальном значении рассмотренных фразеологизмов. Примечательно, что коннотация иронии многих фразеологизмов фиксируется лингвистическими словарями. Используемые в статье методы лингвистического исследования образной структуры ФЕ (метод словарных дефиниций, компонентный анализ, определение лингвистического статуса СК-прототипа – синтаксические модели) помогают выявить источник комического эффекта. 

 

Библиографический список

  1. Вакуров В.Н. Речевые средства юмора и сатиры. – М., 1969. — 54 с.
  2. Бондаренко В.Т. О смеховой функции русской фразеологии // Русский язык в школе. – 2001. — № 3. — С.74-76.

 

Роль сатирической графики в политическом пространстве Франции 30-х — начала 50-х гг. XIX века

УДК 94

Д.Е. Цыкалов

Волжский гуманитарный институт (филиал) Волгоградского государственного университета, Россия, г. Волжский

Аннотация. Настоящая статья представляет попытку систематизации роли сатирической графики во французской политике 30-х — начала 50-х гг. XIX века. Работа основана на исследованиях западных и российских историков.

Ключевые слова: карикатура, сатира, политика, история, сaricature, satire, politics, history

 «Золотые» десятилетия французской карикатуры — 30-50-е годы XIX века — всегда вызывали у исследователей огромный интерес. Однако, как можно судить по реакции российской широкой общественности на недавнюю трагедию в редакции сатирического журнала «Шарли Эбдо», традиции французской карикатуры мало известны в нашей стране. Настоящая статья представляет попытку систематизации роли сатирической графики во французской политике 30-х — начала 50-х гг. XIX века. Работа основана на исследованиях западных и российских историков.

Сильный толчок развитию карикатуры во Франции дала июльская революция 1830-го года: карикатуристы пожинали плоды свободы слова и печати. Подъему жанра способствовало и то, что Франция была передовой страной в издательском деле. Еще в годы Реставрации (1815-1830) широкое распространение получила литография. Недорогую по сравнению с гравюрой художественную печать хорошего качества изготавливали на станках, приводимых в действие паровыми машинами [3, с. 20, 24]. 

Ключевую роль в истории французской карикатуры сыграл предприниматель, издатель и художник Шарль Филипон (1806-1882). В 17 лет он прибыл из Леона в Париж, где обучался искусству в ателье Гроса. В 1829 году Филипон становится соучредителем журнала бытовых и эротических шаржей «Силуэт» (La Silhouette). Июльская революция вовлекла Филипона в водоворот политической борьбы, и в ноябре 1830 года он основал иллюстрированный, ежемесячник политической сатиры «Карикатура» (La Caricature). 

Журнал был доступен только подписчикам и ориентировался на парижских буржуа (собственники, лица свободных профессий, студенты). Цена годовой подписки была соответствующая — 52 франка. Для рабочего, в среднем получавшего чуть больше трех франков в день, это было дорого. Впрочем, кто не имел возможности купить «Карикатуру», мог ознакомиться с журналом в читальном зале публичной библиотеки, отдельные карикатуры выставлялись также в витринах магазинов эстампов.

Конституционная хартия 1830 года отменяла цензуру и предоставляла французам право свободно публиковать свои произведения. Формально до 1835 года не подлежала цензуре и карикатура. На деле свобода длилась недолго. Уже осенью 1830 года власти приняли закон, предусматривавший тюремный срок от 3 месяцев до 5 лет и штраф от 300 до 600 франков за оскорбление короля и палаты [3, c. 24]. 

В ответ редактор «Карикатуры» придумал остроумный способ обойти запрет. В июньском номере журнала 1831 года Филипон изобразил монарха в виде груши [9, p. 201]. Забавный шарж быстро стал символом протеста республиканской оппозиции. Шарль Бодлер вспоминал: «Родилось нечто вроде пластического жаргона, с помощью которого можно было говорить с народом на понятном каждому языке. Вокруг проклятой тиранической груши сплотилась целая шайка патриотических горлопанов. Несмотря на крутые меры правосудия, нападки на короля отличались редкостным ожесточением и единодушием, и сегодня, просматривая эти анналы буффонады, нам остается только изумляться, что эта яростная война могла длиться долгие годы. Выше я, помнится, назвал эту буффонаду «кровавой». И действительно, рисунки тех лет нередко пропитаны кровью и бешенством. Массовые избиения, заточения в тюрьму, аресты, обыски, судебные процессы, полицейские облавы — все эти эпизоды первых лет Июльской монархии то и дело всплывают в карикатурах» [1]. 

Борьба редакции «Карикатуры» за республику поистине впечатляет. Из пяти лет существования журнала Филипон 13 месяцев провел в тюрьме и был оштрафован на общую сумму 4 тысячи франков. Он шесть раз привлекался к суду, трижды признавался виновным. Однако Филипон отличался редким стоицизмом и изобретательностью. Для того, чтобы уменьшить финансовые риски, связанные с цензурными штрафами, которым подвергался его журнал, Филипон в 1832 году основал юмористическую иллюстрированную газету «Шаривари», ежедневно выходившую с новой литографией. 

С «Карикатурой» и «Шаривари» сотрудничала целая плеяда талантливых рисовальщиков: Жерар Гранвиль, Поль Гаварни, Анри Монье, Дени Раффе, Оноре Домье. Карикатуристы едко и зло высмеивали алчность короля, его семьи и олигархии, разоблачали лицемерную политику правительства, рискуя вслед за редактором оказаться в суде. 

Показательна судьба Оноре Домье (1808-1879). В 1831 году после издания литографии под названием «Гаргантюа» художника обвинили «в разжигании вражды и неуважения к правительству и в оскорблении личности короля посредством публикации карикатуры». Забавно, что подробнейшее представление об этой карикатуре дал своим читателям (а теперь и нам) парижский «Судебный вестник» («La Gazette des Tribunaux»): «Последняя изображает человека с огромным ртом, к которому приставлена с земли лестница, слуги тащат по ней в пасть Гаргантюа мешки с экю, подносимые плохо одетыми и голодными людьми; другие люди, под лестницей, жадно подхватывают то, что он роняет сверху, и, наконец, многочисленная группа людей в парадной одежде, окружившая подножие кресла Гаргантюа, пылко аплодирует» [5].

Присяжные присудили Домье «высшую цеховую награду», заключив в тюрьму на шесть месяцев. 

Карикатуры внушали правительству Луи-Филиппа страх. Не всякий француз девятнадцатого века мог читать газеты, однако карикатура была простому народу доступна и понятна. Рисунки же из «Карикатуры» нередко встречались среди антиправительственных гравюр, имевших хождение в рабочих кварталах [3, c. 29]. 

В сентябре 1835 года после покушения Жозефа Фиески на короля (преступник использовал адскую машину; погибло 12 человек из королевской свиты, Луи-Филипп не пострадал) во Франции под предлогом усиления безопасности вновь вводится цензура сатирических рисунков. «Нет ничего более опасного, господа, чем гнусные карикатуры и крамольные рисунки», которые «сеют среди народа смуту», — заявил депутатам парламента один из инициаторов нового закона о печати министр финансов Шарль Дюшатель. Депутаты с пониманием отнеслись к озабоченности министра, решив строго регламентировать распространение политических карикатур, чрезвычайно опасных для общественного порядка и вместе с тем очень популярных в народе. Выступавший в прениях депутат подчеркнул: запрет Конституционной Хартии 1830 года на цензуру гарантируется только свободе слова и мнения. Ставить же знак равенства между рисунком и словом или «устанавливать параллель между письмом, которое обращается к разуму, и карикатурой, адресованной чувствам» значит «серьезно искажать букву закона» [9]. Согласно принятым «сентябрьским законам» за каждое оскорбление короля и правительства теперь грозило многолетнее тюремное заключение и денежный штраф до 50 тысяч франков. 

Вскоре «Карикатура» была разорена штрафами и закрылась. «Шаривари» переключился на карикатуру нравов и стал скорее развлекательным журналом. Карикатуристы создали интересную галерею городских типажей. Так, комический горбун Майё, авантюрист Робер Макэр и его сообщник Бертран были тогда знамениты во Франции не меньше героев «Трех мушкетеров» [12, p. 90].    

В постреволюционный период парижская буржуазия воспринимала городскую жизнь как театр, где каждый играл различные и часто меняющиеся роли. Коды сословно-иерархического общества старого режима (когда социальный статус определялся с помощью различных кодов одежды и поведения) замещались бесчисленными нюансами безличных, рассредоточенных и недифференцированных кодов. В новой системе ценностей карикатура помогала буржуа найти себя и определить собственную идентичность [7, p. 349]. 

Французские карикатуры 30-х гг. XIX века превосходили карикатуры других европейских стран как по количеству, так и по художественному качеству. Издание «Шаривари» было прибыльным делом. В 1840-е годы, сатирические журналы возникают в Европе уже повсеместно. Как отмечал обозреватель «Северной Пчелы»: «наступило время карикатурное». Парижский «Шаривари», лондонский «Панч» (Punch), берлинский «Кладдерадатч» (Kladderadatsch), петербургский «Ералаш» запечатлели эпоху в «самых резких чертах» [4].

24 февраля 1848 года то, за что боролись французские карикатуристы, наконец, свершилось: Луи-Филипп отрекся от престола и бежал в Англию. Революция провозгласила Вторую республику. Мартовские декреты ликвидировали ненавистные законы о печати. Отмечая радостное событие, «Шаривари» перепечатала из «Карикатуры» литографию Жозефа Травьеса «Легче остановить солнце» 1833 года, казавшуюся теперь пророческой. Карикатура изображала Луи-Филиппа и членов его «команды» пытавшихся остановить колесницу Республики. Они тянули ее назад, но Свобода (ее олицетворяет женщина во фригийском колпаке и одежде древнегреческой богини), несмотря ни на что, двигалась вперед.

Новое пришествие Свободы аллегорически изобразил Домье на литографии «Шаривари» «Последний совет экс-министров»: юная Республика, распахнув двери, величественно входит в темный кабинет, где только что шло заседание королевских министров. Она излучает свет, от которого похожие на летучих мышей министры панически выпрыгивают в окно [2, с. 162]. В Париже шел новый акт «кровавой буффонады». «Шаривари» защищал «сине-бело-красную» республику от «белых» монархистов и «красных» приверженцев имущественного равенства. Из карикатур на левых радикалов особенно удачны шаржи Шама (псевдоним Амадея Ноя 1818-1879) на анархиста Пьера Прудона и его сторонников [11, с. 13]. Шам мастерски рисовал смешные скетчи и был самым ярким представителем нового поколения карикатуристов «Шаривари». 

Второе дыхание в годы Второй республики переживал Домье. Новаторской работой была его серия (около 500 рисунков, ноябрь 1848 — август 1850) карикатур, где он комично изобразил депутатов национального собрания в чрезвычайно популярном тогда стиле «Головастик» («Grosses têtes»). К маленькому телу художник пририсовывал утрированную огромную голову народного избранника. Исполненный в младенческих пропорциях шарж напоминал и шутовскую фигуру традиционного февральского карнавала Марди Гра. 

Ситуация внутри страны, однако, быстро менялась. На всеобщих президентских выборах в декабре 1848 года победу одержал вернувшийся после революции из эмиграции Луи-Наполеон. Он получил голоса консервативного большинства. В его политической программе причудливо сочетались авторитарность и свобода, либерализм и всевластие государства. Демагогические обещания Луи-Наполеон давал всем и каждому [6, c. 724]. И французы ему поверили. Племянник великого Бонапарта казался, особенно в провинции, «меньшим злом», чем революционные вожди. Наполеон обещал навести порядок и прекратить общественные конфликты. Президент разгромил радикальную оппозицию, ограничил политические и избирательные права, усилил полицейский надзор за политическими собраниями и уличными митингами, установил над школами контроль церкви. 2 декабря 1851 года Наполеон организовал государственный переворот и распустил парламент. «Шаривари» поначалу критиковал Луи-Наполеона наравне с другими политиками, но теперь публиковать политические карикатуры стало небезопасно. Комментировать новый политический поворот «Шаривари» не стал, сочтя благоразумным промолчать [8, p. 11]. Новая конституция, обнародованная в январе 1851 года, установила 10-летний срок президентских полномочий. Получив от народа мандат доверия, Президент продолжал «закручивать гайки». В феврале 1852 года была возвращена цензура. Ноябрьский референдум 1852 года восстановил империю и объявил Луи-Наполеона «императором французов» Наполеоном III. Карикатуры на императора теперь запрещались [9]. Карикатуристы, однако, несмотря на цензуру, сохранили свою республиканские, оппозиционные и антиклерикальные убеждения, ставшие традициями французской сатирической графики. 

 

Библиографический список 

  1. Бодлер Ш. О некоторых французских карикатуристах. – Режим доступа: http://bodlers.ru/O-nekotoryh-francuzskih-karikaturistah.html (дата обращения: 20.03.2015)
  2. Герман М.Ю. Домье. — М.: Молодая гвардия, 1962. — 269 с. 
  3. Калитина Н.Н. Политическая карикатура во Франции 30-х годов XIX столетия. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1955. — 140с. 
  4. Северная Пчела. 2 апреля. 1855. 
  5. Яковлева Т.Ю. Становление литературно-художественной журналистики Франции XIX века. Типологические и жанровые инновации во французской прессе первой половины XIX века (дата обращения: 20.03.2015). 
  6. Хроника человечества. — М.: Большая энциклопедия, 1996. — 1200с.
  7. Cuno J. Charles Philipon, La Maison Aubert, and the Business of Caricature in Paris, 1829-41 // Art Journal. 1983, 43 (4). P. 347-354. 
  8. Douglas R. Great Nations Still Enchained — The Cartoonist’s Vision of Empire 1848-1914. London; New York, 1993.
  9. Goldstein R. J. Political Caricature and International Complications in Nineteenth-Century Europe // Michigan Academician. 1998. March. Vol. XXX. P. 107-122. (дата обращения: 20.03.2015). 
  10. Grand-Carteret J. Les moeurs et la caricature en France. Paris : A la librairie illustrée, 1888. P. 688. 
  11. Koch Ursula E. Le Charivari (Paris), Punch (London) und Kladderadatsch (Berlin). Drei Satire-Journale zwischen Kunst und Journalismus // Europäische Karikaturen im Vor- und Nachmärz. Jahrbuch FVF 2005. Jahrgang, 11. S. 17-63. 
  12. Maurice A. B. and Cooper F. T. The History of Nineteenth Century in Caricature. London : Grant Richards, 1904. P. 366. 
  13. Menuelle T. Le Charivari contre Proudhon. Paris : Publications de la Société P.-J. Proudhon, 2006. P. 339. 
  14. The New York Times. June 10, 1853